КРУГИ ПО ВОДЕ

Он не мог видеть эти занесенные селем картины, хотя рисунки могли быть сделаны перед катастрофой в 12м веке и сохраниться в недоступных нам архивах. Он, конечно, достаточно знал о человеческом теле, чтобы создать свои собственные образы, но духовное и эстетическое родство с теми, кто выложил эти мозаики на полу, не нуждается для меня в подтверждении. Делайте ваши выводы сами, а я останусь при своем мнении.

Итак, история Сицилии взяла пятисотлетнюю паузу с середины XIII века до середины XIX-го, когда Джузеппе Гарибальди высадился на берег со своими «краснорубашечниками» для того, чтобы начать объединение Италии раз и навсегда. А до этого, да и потом, Сицилия привлекала других визитеров –английскую аристократию, например, бежавшую от дискомфорта холодной и мокрой зимы в Таормину, украшенную летними дворцами и садом экзотических цветов над обрывом с видом на дымящуюся Этну.

Сад запомнился ярким цветением бугенвиллей – растений из Южной Америки, названных в честь графа Бугенвилля, французского адмирала, сперва воевавшего с англичанами, а затем прославившегося кругосветным путешествием и описанием новых земель, когда Европа ещё открывала мир, который ей предстояло цивилизовать, как это тогда понимали.

С окончательным исчезновением Западной Римской Империи и Сицилию, и материковую часть Италии вплоть до Неаполя, на полпути от Сицилии до Рима пытались контролировать всевозможные иноземцы – от Византии до арабов и нормандцев. Так что захваченные земли часто объединяли всю Южную Италию в одну колонию. Эта история, по-видимому, определила характер обитающего там народа на века вперед: и мафия, и крайняя консервативность в одежде и обычаях. Попав с женой в 1980 году на каменистый пляж Четары (недалеко от Сорренто) и загорая в купальниках, мы находились под неусыпным надзором женщин неизвестного возраста, одетых в черное с ног почти до самых глаз. А уж посыпать рыбное блюдо пармезаном здесь не придет в голову ни одному местному владельцу харчевни даже теперь!

Но волшебное Амальфи стоит особняком в истории этой части страны: освободившись от чужеземных владельцев, где войной, где дипломатией, в IX-м веке республика Амальфи образовала раннюю версию итальянского сочетания демократии и деспотии с Дожем во главе и даже стала на пару веков одной из повсеместно распространившихся торговых посредниц тогдашнего Средиземноморья с колонией в Константинополе. В конце концов Амальфи, этот южный форпост итальянской культуры и коммерции, уступил свое место северным морским державам – Генуе и Венеции – в немалой степени благодаря природному катаклизму цунами в середине 16-го века, смывшему значительную часть прибрежных построек. А Неаполь, являвшийся в течение всего Средневековья первостепенным торговым и промышленным центром, в 15-м веке потерял свою позицию в пользу Флоренции и с тех пор вплоть до наших дней остаётся культурной провинцией, сохраняющей самобытность в виде песен, одежды и образа жизни наподобие стиля североамериканских «иннерсити».

Глава VII. La Serenissima

Венецию, как, наверное, любую часть Италии, местные жители считают отдельной вселенной. «Io Veneziano» – так говорил нам пролетарского вида молодой человек, владелец квартирки в районе Каннареджо, которую мы снимали. В таком же духе о своей Флоренции говорил Франко Дзеффирелли в беседе с Владимиром Познером.

Венеция, конечно, по особости не имеет равных благодаря той концентрации творческих сил в областях коммерции, градостроительства, политики, музыки и живописи, которая сделала её уникальным центром развития всей нашей цивилизации. Вдобавок, она, в отличие от большинства городов Средиземноморья, и превзойдя в этом антипод по широте – Геную, долгое время была своеобразной мини-империей. Она оставила крепости, колонии и часто недобрую славу во всем Восточном Средиземноморье. Даже, непонятно как туда залетевшие церквушки на вершинах гигантских камней Метеоры в северной Греции, обязаны своим появлением православным монахам, бежавшим от венецианских притеснителей, а не от пришедших позже турок, тоже достаточно жестоко правивших теми местами (как монголы Русью триста лет). Венецию мы встретили и на морском берегу Словении в виде построек на центральной площади курортного городишки Пиран (по-итальянски Pirano) где стоит великолепный памятник-статуя одному из первых оперных композиторов Венеции – Мессеру Джузеппе Тартини. Скрипка подмышкой, а смычок как шпага. Вперед!

Пиран – словенский филиал Венеции

И в трехстах километрах от этого места, дальше на восток, снова живое напоминание о Венеции, в маленьком (буквально 2 улицы) черногорском городке Пераст, в середине Бока-Которской бухты, соединённой с Адриатическим морем узким проливом. Здесь, на площадке в сто квадратных метров – бронзовые бюсты прославленных капитанов-черногорцев, водивших Венецианские корабли против турок при Лепанто, подобно придуманному Шекспиром Мавру.

Пераст, Черногория – родина венецианских капитанов

***

Венеция – славная, богатая, победоносная, с яркими разноцветными знаменами и вымпелами на мачтах, сверкающими серебром и золотом куполами, оркестрами на покрытых коврами плотах, проплывающих в воскресенье мимо Сан-Марко и Палаццо Дожей, с музеями и галереями, шедеврами живописи, всемирно-известным Биеннале искусства, речными трамваями вапорето, заполненными горожанами и туристами до отказа, с потолками церквей, расписанных Тьеполо, с картинами Тинторетто во дворцах, больших и малых церквях. И толпы-толпы улыбающихся людей!

Конец ознакомительного фрагмента.