Круги ужаса(Новеллы)

— Может, расскажете…

Из шести глоток вырвался звериный рык — меня обожгли двенадцать ненавидящих и испуганных глаз.

Мы сидели на пыльных скамейках в нищенской припортовой таверне-развалюхе, где виски наливали в оловянные стаканчики из пропитанной мазутом бочки, стойкой служило нагромождение красноватых деревянных ящиков, а хозяин с безумным взглядом — горбатый карлик, приземистый и черный, как локомотив — был уродливее экспоната кунсткамеры. Убогая обстановка была залита кроваво-красным светом гигантской медной лампы, в которой сиял адский шар пламени размером с яблоко.

— Хотелось бы знать…

Разъяренные тем, что, согласившись на угощение, попали в ловушку, пьянчуги отодвинули в сторону виски, черное, как плохой рассол.

Жалкая таверна торчала на обширном пустыре с жадными вонючими болотами, которые еще ни разу не выпустили из цепких объятий свою добычу. Серые камышовые заросли кишели прожорливыми птицами — стоячие воды были пристанищем для вестников смерти кроншнепов с их кошмарными клювами, лысух, крикливых бекасов, бесстрашных гаршнепов, суетливых чирков, пьяных от гнили свиязей, бдительных и таинственных пеганок, воинственных турпанов, меланхоличных улит, жалких выпей, плаксивых ржанок, вонючих и когтистых камышниц, ловких чибисов и грязных пастушков.

На севере тянулась бледно-чернильная полоса моря; на западе торчали крыши трех или четырех домов, где жили рабочие с торфяников. Над пустошью висело пустое небо, хотя на горизонте изредка возникали величественные косяки перелетных птиц.

— Послушайте! — начал я. — Хотелось бы знать… Прошу вас, расскажите об Уху.

— Проклятье!

Ругательство вырвалось из всех шести глоток; крохотные оконца, в которые заглядывала ночь, зазвенели. Я опустил голову и прошептал:

— Я не знал…

— Надо знать — сказал один.

— Вы осмелились, — добавил другой.

— Вы — дрянь и безумец.

— Если что-нибудь случится, мы вас прикончим.

— Как пить дать, прикончим.

— Но… — едва слышно возразил я. Сердце тоскливо защемило.

— Говорить о нем этой ночью!

— Именно этой ночью!

Под порывами ветра гремели ставни, снаружи доносились голоса, издевающиеся над нашими страхами.

— Пеганки, — сказал один.

— Нет, начинающаяся буря, — возразил второй.

— Пеганки!

Все вдруг успокоились.

— Налейте еще виски, — велел я хозяину.

— Лучше помолиться, — предложил один из присутствующих.

Комнату наполнило пчелиное гуденье: оно взвилось к потолку и закончилось сухим «амен», словно лязгнула челюсть.

Воцарилось гнетущее молчание, более ужасное, чем ураган гневных восклицаний, — все лица повернулись к черному окну.

Окно, глядящее в беспросветную ночь, всегда вызывает страх. Я знал людей, которые сошли с ума, опасаясь, что возникшее из мрака кошмарное чудище прижмет уродливое лицо к стеклу. Безлунная ночь за окном тянула в комнату черные щупальца, словно пытаясь украсть у нас свет и тепло.

Вдруг с наших уст сорвался вопль ужаса.

По пустырю кто-то бежал.

— Боже!.. Шаги снаружи, — выдохнул кто-то.

— Они не похоже на шаги человека! — простонал второй голос.

— В эту ночь, Господи!

— Именно в эту ночь!

В дверь забарабанили, послышались крики, рыдания, мольба.

— Не открывайте, — потребовали пьянчуги.

— Помогите, ради Бога! — взвыл за дверью женский голос.

— Женщина! — воскликнул я. — Откройте…

— Нет, — в один голос взревели собутыльники. Глаза их стали жестокими и злыми. — Это ваша вина! Говорить этой ночью о…

Но я уже откинул тяжелую задвижку и под испуганную брань собутыльников распахнул дверь — в комнату вкатилась, словно ей дали пинка под зад, женщина.

— Боже, — воскликнул один из присутствующих. — Маргарет!

— Что ты делала?..

Все внезапно замолчали. Глаза испуганной женщины — невероятные глаза, которые видели воплощение Ужаса — широко открылись. Маргарет вздрогнула, ее зубы застучали, и она прошептала:

— Уху…

— Проклятье!

Маргарет рухнула на пол и осталась лежать, как груда старых тряпок. Пустырь наполнился невероятным ревом.

— Господи, спаси нас! — взмолились мужчины.

— Боже, мы пропали, — прошипел владелец таверны.

— Уху, — взвыла Маргарет.

— Заткнись, потаскуха, рвань, сука! — завопили все шестеро.

— Поминать его имя в такую ночь, — жалобно пробормотал кто-то.

Рев нарастал и внушал ужас — разум отказывался воспринимать поступь неведомого чудовища, великана, которое головой доставало до туч.

— Мираж, — заявил я.

От страха взвыл весь пустырь.

Адская какофония криков, свиста, жалоб, биения крыл — хижину накрыла ревущая буря.

Одно стекло лопнуло с барабанным грохотом, затем другое — на полу в крови билась чайка.

— Погасите свет! — крикнула женщина. — Он манит их! Они летят…

Мы не успели шелохнуться — из мрака к свету рванулась бесчисленная армия белых чудовищ.

В вихре безумного маскарада взвился вопль. Я едва успел заметить, как громадный кулик точным ударом клюва пронзил глаз карлика-хозяина. Хлынула кровь, по потолку побежало голубое пламя, со всех сторон доносились жалобные стоны.

Вокруг хаотически бушевала жизнь — ее ужасал неведомый, ночной кошмар.

Я в безумном ослеплении сворачивал шеи в перьях, ломал хрупкие лапки, ногти мои сладострастно терзали горячую плоть и внутренности.

Я не жалел бедных птиц, хотя в эту ночь они по-братски делили страх вместе с нами.

Женщина снова закричала.

— Вот он…

Хижина сотряслась от ураганных порывов ветра. Великан занес над ней гигантскую стопу, опустил… Треск, хруст, бульканье, меня прижало к полу, словно вдавливая в утоптанную глину.

Отовсюду доносились глухие стоны умирающих.

Не знаю, сколько времени я разгребал обломки дерева, грязь и камни, отталкивал от себя что-то омерзительное и скользкое, пока, наконец, не увидел грязный проблеск рассвета.

Ощутил дыхание свежего воздуха, йодистый запах моря и тухлую вонь болота. Земля звенела, звенела и звенела от далеких шагов.

Я закрыл глаза, собрался с духом и решился…

Боже! Надеюсь, это неправда, ибо виденье было кратким, и я тут же зажмурился.

Хочется верить, что это было облако, дымка, туман, последний лоскут мрака.