Круглая Радуга

Фрау Гнаб проводит свой корабль, резко свернув, через узкий залив к пристани. Летний покой разлёгся повсюду: подвижной состав застыл инертно на рельсах своих путей, одинокий солдат сидит, прислонившись к бочке горючего с оранжевым верхом, пытается подобрать мелодию на аккордеоне. Может просто балуется. Отто выпускает руку своей девушки хористки. Его мать глушит моторы, а он широко переступает на пристань и бегает там пришвартовываясь. Потом краткая пауза: дизельный чад, болотные птицы, тихое безделье...

Чья-то штабная машина, прифырчав из-за угла товарного склада, затормозила, из задней двери выскакивает Майор потолще даже Дуайна Марви, но с более добрым и смутно Восточным лицом. Седые волосы, как овечья шерсть, кучерявятся вокруг его головы: «А! Фон Гёль!»– распростёр руки, глаза поблескивают—это вправду слёзы?– «Фон Гёль, мой дорогой друг!»

– Майор Ждаев,– Шпригер прогулочно спускается по сходне, пока за спиной Майора подтянулся этот взвод в гимнастёрках, малость странно, зачем им все эти автоматы с карабинами для разгрузочных работ...

Так и есть. Прежде, чем кто-либо успел шевельнуться, они подскочили, охватив кордоном Ждаева и Шпрингера, оружие наготове: «Не стоит беспокоиться»,– машет сияющий Ждаев, направляясь обратно к машине, полуобняв другой рукою Шпрингера,– «мы ненадолго задержим вашего друга. Можете закончить свою работу и отправляться. Мы позаботимся, чтоб он вернулся в Свинемюнде в целости и сохранности».

– Что за чёрт,– рявкает Фрау Граб, выкатываясь из рулевой рубки. Хафтунг выскакивает, дёргаясь лицом в тике, суёт руки в различные карманы и вынимает их обратно: «Кого они арестовали? А как же мой контракт? Что с нами будет?» Штабная машина укатила. Солдаты начали переходить на борт.

– Блядь,– призадумался Нэриш.

– Думаете, всё накрылось?

– Думаю, Чичерин отреагировал заинтересованно. Как ты и говорил.

– А, брось—

– Нет, нет,– рука на рукаве,– он прав. Ты безвреден.

– Спасибо.

– Я предупреждал его, но он только смеялся. ‘Обычный прыжок, Нэриш. Я же должен скакать, верно?’

– Ну и что теперь собираешься делать, освободить его?

Тут кой-какая заварушка посреди судна. Русские сдёрнули брезент и открыли шимпов, крепко заблёванных, которые к тому же дорвались до водки. Хафтунг моргает и трясётся. Вольфганг вспрыгнул ему на спину и присосался к бутылке, которую держит ногой. Часть шимпов послушны, другие рвутся в драку.

– Так уж вышло... – Слотропу очень хочется, чтоб тот перестал говорить в такой манере.– Я его должник— посюда.

– Ну а я нет,– Слотроп уворачивается от нежданного выплеска жёлтой шимпанзиной рвоты.– Он сам должен уметь позаботиться о себе.

– Толкать речи он мастак. Но недостаточно параноик, в глубине сердца—для такой работёнки, и в этом катастрофа.

Тут один из шимпов кусает Советского Ефрейтора за ногу. Ефрейтор вскрикивает, хватает свой ППШ и строчит с бедра, на тот момент шимп уже перескочил на фал. Дюжина других зверюк, многие прихватив по бутылке водки, гурьбой рванули к сходням: «Не дайте им уйти, божмой!»– Вопит Хафтунг. Тромбонист высовывает голову, заспанно, из трюмного люка спросить чё за шухер и по его лицу протопотали три пары босых ног с розовыми пятками, прежде чем он сумел оценить ситуацию. Девушки, с озарёнными послеполуденным солнцем блёстками, все перья в трепете, отогнаны на корму и к носу умлевающими воинами Красной Армии. Фрау Гнаб дёргает свой корабельный гудок, и тем переполошила остальных шимпов, которые присоединяются к потоку убегающих на берег: «Держите их»,– молит Хафтунг,– «кто-нибудь». Слотроп оказывается между Отто и Нэришем, все вместе оттесняются на берег по сходне погоней солдат за шимпами или за девушками, или пытаются слямзить груз. Среди всплесков, проклятий и девичьих визгов с другой стороны судна, хористки и музыканты, все выскакивают и мечутся туда-сюда. Просто непостижимо, что за хуйня тут творится.

– Слушай,– Фрау Граб перевешивается через борт.

Слотроп подмечает неестественный прищур: «Ты что-то надумала».

– Вам придётся отчебучить диверсионный финт.

– Что? Что?

– Шимпы, музыканты, девки канкана. Приманки все разбросаны. А вам троим прошмыгнуть и выдернуть Дер-Шпригера.

– Можем спрятаться,– Нэриш озирается гангстерским взором.– Никто не заметит. Ja, ja! Корабь может отплыть, как будто мы на борту.

– Я пас,– грит Слотроп.

– Ха! Ха!– грит Фрау Гнаб.

– Ха! Ха!– грит Нэриш.

– Я лягу в дрейф у северо-восточной оконечности,– продолжает эта шальная мамаша,– в проливе между островком и треугольной частью берега.

– Испытательная Установка Х.

– Крутое имечко. Думаю, к тому времени прилив начнётся. Разведёте костёр. Отто! Отдать швартовы.

– ZuBefehl, Mutti!

Слотроп и Нэриш делают рывок за товарный склад и прячутся в одном из вагонов на путях. Никто не заметил. Шимпы разбегаются в нескольких направлениях. Бегущие следом солдаты с виду уже здорово распсиховались. Где-то кларнетист гоняет гаммы на своём инструменте. Корабельный двигатель пофырчал и завёлся, винты залопотали прочь. Чуть погодя, Отто и его девушка, вскарабкались в тот же вагон, запыхавшиеся.

– Ну, Нэриш,– Слотропу можно уже и спросить,– куда его отвезут, по-твоему? а?

– Я так прикинул, Четвёртый блок и весь тот комплекс южнее брошены. Скорее всего в здание сборки возле испытательной Установки VII. Под тем большим эллипсом. Там есть подземные тоннели и помещения—идеально для штаба. На вид неплохо сохранилось, хотя Рокоссовскому приказ был сравнять тут всё с землёй.

– У тебя пушка есть?– Нэриш качает головой, отрицательно.– что ты за деляга чёрного рынка, вообще? даже без пушки?

– Я был по инерционной части. Ждёшь, что пойду на попятную?

– Н-ну и чем нам стрелять тогда? Своими мозгами?

За дощатой стенкой вагона, небо темнеет, облака становятся оранжевыми, мандариновыми, тропическими. Отто и его девушка мурлычут в одном из углов: «Распротак его»,– кривит рот Нэриш: «Пять минут как от мамочки и уже Казанова».

Отто всерьёз излагает своё отношение к Материнскому Заговору. Не часто встретишь девушку, которая выслушает. Раз в год Матери собираются вместе, тайком, на те свои громадные съезды, и обмениваются информацией. Рецепты, игры, ключевые фразы, для использования на своих детях: «Что твоя обычно говорит, когда хочет, чтоб ты чувствовала себя виноватой?»

– ‘У меня от работы пальцы до костей стёрлись!’– грит девушка.

– Точно! И вечно готовила те жуткие кастрюли к-картошки с луком—

– И с салом! Маленькие кусочки сала—

– Вот видишь, видишь? Такое не может быть случайностью! Они проводят конкурс на Мать Года, кормление грудью, смена пелёнок, засекают время, эстафеты с кастрюлей, ja—а ближе к концу переходят на детей. Государственный Прокурор выходит на сцену: «Через минуту, Альбрехт, мы приведём твою маму. Вот тебе Люгер, с полной обоймой. Государство гарантирует твою полную неприкосновенность от наказания. Делай, что сам захочешь—что только вздумается. Удачи, мой мальчик». Пистолеты заряжены холостыми, nat"urlich, но несчастный ребёнок о том и не догадывается. Только те матери, по которым стреляли, проходят в финал. Затем приводят психиатров и судьи сидят с секундомерами фиксировать как быстро дети сломаются: «Ну что ж, Ольга, разве не мило было со стороны Мамочки разрушить твой роман с тем длинноволосым поэтом?» – «Как видно, вы с матерью, э, очень близки, Герман. Помнишь как она застала тебя мастурбирующим в её перчатку? А?» Санитары стоят наготове оттащить детей, обомлевших, визжащих, в клонических судорогах. Наконец, всего одна Мать остаётся на сцене. Ей возлагают традиционную шляпу с цветами на голову, вручают державу и скипетр, которые в данном случае позолоченное тушёное мясо и розга, а оркестр играет Тристана и Изольду.

* * * * * * *

Они вышли в остатки сумерек. Просто сонный летний вечер в Пенемюнде. Стая уток пролетела над головой, к западу. Никаких Русских вокруг. Одинокая лампочка горит над воротами товарного склада. Отто и его девушка идут, взявшись за руки, вдоль причала. Вприпрыжку подбегает обезьяна ухватиться за свободную руку Отто. К северу и югу Балтика расстилает невысокие белые волны: «Что такое?»– спрашивает кларнетист: «Возьми бананчик»,– отвечает набитым ртом музыкант с тубой, который припрятал вязку их в раструб своего джаз-инструмента.