Круглая Радуга

– Он туда убежал, в ту улицу,– сообщает она, помогая им выпутаться из сетки.

– Ладно,– вздыхает доктор,– это не имеет значения.

– Да, но ведь только начали,– доносится от Роджера.

– Нет, нет. Достаточно.

– Но чем вы тогда замените собаку?

Они снова в пути, Роджер за рулём, Джессика между ними, унитаз вытарчивает в полуоткрытую дверь, когда пришёл ответ:– «Наверное, это знак. Должно быть, мне следует сменить направление».

Роджер искоса взглядывает на него. Молчи, Мехико. Постарайся не думать что это может означать. В любом случае, он тебе не начальник, оба подчинены Бригадному Генералу в «Белом Посещении» так что типа как бы ровня. Но иногда—Роджер взглядывает поверх тёмно-шерстяной груди Джессики на вязаную голову, оголённый нос и глаза—ему кажется, что доктору от него нужно больше, чем просто содействие или добрая воля. Доктору нужен он сам. Как кому-то хочется собаку редкой породы...

Тогда зачем он тут и помогает умыкнуть ещё одну собаку? Что за незнакомец, настолько чокнутый, сидит в нём—

– Вы возвращаетесь сегодня, доктор? Мне нужно ещё подвезти юную леди.

–Нет, останусь в городе, а вы можете отогнать машину обратно. У меня разговор к д-ру Спектро.

Сейчас они подъезжают к длинной кирпичной импровизации, Викторианское изложение того, что когда-то, давным-давно, выливалось в готические соборы—но которое, в свой черёд, родилось не из потребности взбираться посредством подгонки подвернувшихся путаниц к некоему Богу в апогее, но скорее из-за неясного сдвига цели и сомнений относительно местоположения Бога (а у некоторых даже в его существовании), из жестокой цепи осязаемых моментов и невозможности вырваться вне их, что и низвело порывы зодчих из зенита к страху, к бездарному бегству, в любом направлении, к тому, что индустриальный дым, уличные экскременты, тоннели улиц без окон, гудящий лес кожаных приводных ремней, текучие терпеливые теневые государства крыс и мух, представили как шанс на милосердие в тот год. Закопчённый кирпичный спрут известный как Госпиталь Св. Вероники Истиного Лика респираторных заболеваний и нарушения функций толстой кишки, один из обитателей которого д-р Кевин Спектро, невролог и последователь учения Павлова.

Спектро, один из семи изначальных владельцев Книги, и если вы спросите д-ра Пойнтсмена какой, он лишь презрительно поморщится. Она переходит, таинственная Книга, от одного со-владельца к другому, на еженедельной основе, так что теперь, как понял Роджер, неделя Спектро, которого могут навестить в любой час. Остальные, по Пойнтсменовским неделям, точно так же являлись в «Белое Посещение» среди ночи. Роджер слышал их взволнованный заговорщицкий шёпот в коридорах, осторожное топанье их обуви, как танцы пуантов по мрамору, что нарушают сон твой и не стихают удаляясь, голос Пойнтсмена и походка всегда выделяются из остальных. Как он прозвучит сейчас с унитазом на ноге?

Роджер и Джессика оставляют доктора у бокового входа, в котором тот растворяется, не оставляя ничего кроме дождя, что льётся со всех скатов и завитков надписи вдоль перемычки.

Они сворачивают к югу. Огоньки приборной доски в тёплом мерцании. Фары раздвигают мокрое небо. Стройная машина трепещет вдоль дорог. Джессику клонит в сон, поскрипывает кожаное сиденье. в котором она свернулась. Дворники на лобовом стекле сметают дождь ритмичными яркими дугами. Начало третьего, пора домой.

* * * * * * *

В недрах госпиталя Св. Вероники они усаживаются рядом, напротив палаты Военных Неврозов, как водится по их вечерам. Автоклав переваривает тонкий перезвяк своей порции стальных рёбрышек. Пар всплывает в сиянии лампы на гибкой шее, что временами становится нестерпимо ярким, и тогда по нему прочерчиваются их тени, с чётким контуром и, мелькнув, пропадают. Но оба лика исполнены привычной сдержанности, оттянуты вспять в аннуляцию ночи.

Из тьмы палаты, приоткрытый шкаф каталога болей, где каждая койка отдельный файл, доносятся вскрики, придушено краткие, как от холода металла. Кевину Спектро придётся раз десять за эту ночь брать свой шприц и колоть в темноте, утихомиривая Лису (это его общее имя для любого пациента—дай три круга бегом вокруг здания, ни разу не подумав о лисе, и сможешь излечить что угодно). Пойнтсмен всякий раз останется сидеть и ждать возобновления их беседы, радуясь передышке в этом полумраке, потёртый отблеск золочёных букв на книжных корешках, пахучий кофейник в осаде тараканов, зимний дождь в водосточной трубе за окном...

– Не очень хорошо выглядишь.

– А, тот старый ублюдок, он меня довёл. Каждый день схватываемся, Спектро, я уже не...– хмурится вниз на свои очки, которые протирает рубашкой,– в этом чёртовом Падинге больше, чем могу понять… всегда подбросит какой-то ещё свой… старческий сюрпризик.

– Он же старше. Имеет право.

– Ну, это я б ещё стерпел, но он такой, чёрт побери—такой ублюдок, он никогда не спит, всё придумывает как бы ещё…

– Не сенильность, нет, я имею в виду его должность. А Пойнтсмен? У тебя ведь нет ещё его приоритетов, не так ли? Ты не станешь рисковать там, где он может. Ты же лечил их в таком возрасте, тебе наверняка знакомо это их… самодовольство...

Собственная Лиса Пойнтсмена ждёт, где-то в городе, военный трофей. В тесном пространстве этого кабинета заключена пещера оракула: восходящий пар, сивилловы вопли из тьмы… Абреакции Бога Ночи...

– Мне это не нравится, Пойнтсмен. Если хочешь знать.

– Отчего же нет?– Помолчал.– Неэтично?

– Да, ради бога. А это этично?– подняв руку к двери в палату почти фашистским салютом.– Нет, я думаю об обоснованности эксперимента. Не нахожу доводов. Тут всего один человек.

– Этот Слотроп. Ты знаешь о нём. Даже Мехико считает… о, самый обычный. Предзнание. Психокинез. У них свои проблемы, в той шарашке… но предположим, у тебя появился бы шанс изучить по-настоящему классический случай… некоей патологии, превосходный образчик механизма...

В одну из таких ночей Спектро спросил:– «Если б он не был одним из подопечных Ласло Джамфа, твой интерес к нему остался бы таким же настойчивым?»

– Ну, конечно.

– Хмм.

Представим ракету, чьё приближение ты слышишь лишь после её взрыва. В обратном порядке! Аккуратно вырезанный кусочек времени… пара метров плёнки прокручивается назад... взрыв ракеты, что падает быстрее скорости звука—потом из этого нарастает рёв её падения, догоняющий то, что стало уже смертью и огнём… призрак в небе...