Крушение мировой революции. Брестский мир
Шрифт:
Выход Чернова на трибуну был встречен аплодисментами правого сектора и «невообразимым шумом, стуком, свистом» левого. На несколько минут заседание обратилось в хаос. Что касается самой речи Чернова, то она «многих и многих не удовлетворила: большевиков и левых эсеров тем, что председатель обошел в своей речи вопрос о советской власти» и «об организации власти вообще», эсеров — «теми уклонами, которые как бы давали исход некоторой левизне, некоторым уступкам в сторону большевиков» [110] . Речь Чернова «была выдержана в интернационалистических и даже социалистических тонах, порой до нетерпимости демагогических», будто оратор «искал общего языка с большевиками» [111] , пробовал создать условия для совместной законодательной работы [112] .
110
Минор. Один день УС, с. 128.
111
Вишняк. Всероссийское УС, с 373-374.
112
Минор. Один день УС, с. 128.
Под тем, что говорил Чернов, с легкостью мог бы подписаться любой из большевиков или левых эсеров. Поддержав идею всеобщего демократического мира, выступив с предложением созыва в Петрограде совещания социалистов всех стран, поприветствовав «великую волю к социализму трудовых масс России», привязав к строительству социализма само Учредительное собрание и несколько раз использовав эпитет «под красными знаменами социализма», Чернов так и не вспомнил о большевиках и левых эсерах. И если из левого сектора зала кричали: «Без пули не обойтись вам!» [113] ,
113
Всероссийское УС, с. 17.
Большевики отметили примирительный тон речи Чернова. 7 января «Правда» написала, что «лепет» Чернова был сплошными словесными уступками советской платформе: «тут были и мир, и земля, и рабочий контроль, и даже — боже! — Циммервальд» [114] . Эсеровская фракция реагировала на речь своего лидера скорее отрицательно, указав, что Чернов посадил эсеров «в такие глубокие калоши», из которых, «пожалуй, уже никогда не выбраться» [115] . Беспартийная горьковская «Новая жизнь» позволила себе более резкую критику, отметив, что программа Чернова ничем, собственно, не отличалась от большевистской [116] .
114
Правда, 7 января 1918, № 5.
115
Огановский. Дневник члена УС, с. 15.
116
НЖ, 6 января 1918, №4.
От имени большевиков в Учредительном собрании первым выступил Бухарин, потративший много времени на доказательство залу того, что Чернов, с его достаточно про-большевистской речью, все-таки не настоящий социалист, а вот большевики — настоящие. Выступавший от левых эсеров Штейнберг призвал Собрание принять Декларацию и передать власть Советам, что было равносильно самороспуску [117] . Между тем эсеры и меньшевики все еще надеялись устоять [118] , по крайней мере до речи Церетели. Когда он входил на трибуну, «крики со стороны большевиков, левых эсеров и «публики» дошли до таких размеров, что минут десять Церетели вынужден был стоять под дождем оскорблений и ненависти» [119] . Стенограмма Собрания отмечает:
117
«Одобрив Декларацию [прав трудящихся] и тем самым признав власть Советов и ее декреты, — пишет О. Н. Знаменский, — санкционировав введение основ советской конституции, Учредительное собрание могло считать свои функции исчерпанными» (Знаменский. Всероссийское УС, с. 336). Именно это и предусматривалось первоначальным проектом Декларации: «Учредительное собрание, поддерживая власть Совета народных комиссаров и все декреты и постановления этой власти, считает, что задачи Учредительного собрания выполнены настоящим провозглашением основ социалистического переустройства общества и объявляет себя распущенным» (ДСВ, т. 1, с. 320).
118
Вплоть до момента разгона Учредительного собрания Церетели все не верил, что Собрание разгонят: «С трудом верится, чтобы большевики осмелились разогнать Учредительное собрание — ни народ, ни история этого не простит». (Вишняк. Дань прошлому, с. 348.)
119
Минор. Один день УС, с. 129.
«Председатель. [...] Слово имеет член Учредительного собрания Церетели. Церетели входит на кафедру. Рукоплескания на всех скамьях, кроме крайних левых. Все встают. Сильный шум на левых скамьях.
Председатель. Граждане, покорнейше прошу вас уважать достоинство собрания [...] (Шум, свистки.) Покорнейше прошу не мешать мне в ведении собрания. (Голос: Долой тех, кто голосовал за смертную казнь!) Гражданин, как ваша фамилия? (Голос: Могилев!) Призываю вас в первый раз к порядку. [...] (Шум, крики.) Покорнейше прошу публику не вмешиваться в дело собрания. Граждане, покорнейше прошу соблюдать спокойствие. [...] (Шум, свистки.) Граждане, мне придется поставить вопрос о том, в состоянии ли некоторые члены вести себя так, как подобает членам Учредительного собрания. (Голос: Долой тех, кто голосовал за смертную казнь!) Гражданин Могилев, вторично призываю вас к порядку. [...] (Шум продолжается.) Угодно вам, граждане, восстановить порядок собрания и не шуметь? Граждане, неужели мне придется напоминать, что Учредительное собрание есть место, где нужно уметь себя вести. (Шум.) Угодно Учредительному собранию, чтобы его председатель принял меры к тому, чтобы все соблюдали тишину и достоинство собрания? (Шум слева. Голос: Попробуйте!) Покорнейше прошу не шуметь. Гражданин Церетели, вы имеете слово.
Церетели. Граждане, представители народа! Я взял слово к порядку, чтобы обосновать мнение фракции, к которой я имею честь принадлежать. [...] (Шум. Голоса: Какой фракции?)
Председатель. Покорнейше прошу не переговариваться. [...] Граждане, не могущие сохранить спокойствие во время речи товарища Церетели, прошу вас удалиться и не мешать ему говорить. (Шум и возгласы слева: Вот еще, попробуйте!)» [120] .
Сигналы к крику подавал Дыбенко. Эсеровское большинство было бессильно что-либо сделать. «Голос Чернова, его увещевания, призывы и просьбы терялись в гаме и выкриках. Многие его не слышали. Мало кто слушал. Кроме беспомощно звеневшего колокольчика, в распоряжении председателя не было никаких других средств воздействия против неистовствовавших и буянивших» [121] .
120
Всероссийское УС, с. 36 -37.
121
Вишняк. Дань прошлому, с. 367.
После речи Церетели состоялось голосование по повестке дня заседания. Большинством в 237 голосов против 146 утверждена была эсеровская повестка. Стало очевидно, что добровольно Собрание не разойдется. Для окончательного обсуждения вопроса о судьбе Собрания большевики и левые эсеры потребовали перерыва для фракционных совещаний. Руководители двух партий остановились на том, что нужно, формально не прерывая собрания, «дать возможность всем вволю наболтаться», но «на другой день не возобновлять заседание», а объявить Собрание распущенным и предложить депутатам разойтись по домам [122] . Перед фракцией большевиков с изложением этого плана выступил Ленин. После некоторых колебаний было решено последовать его совету и из Собрания уйти. В Белый зал Таврического дворца вернулись только Г. И. Ломов и Раскольников [123] , зачитавший декларацию большевиков об уходе [124] . От имени левых эсеров аналогичное заявление вскоре сделал Карелин. Поднялся шум, крики, оскорбления, защелкали на хорах затворы. Какой-то большевик встал около своего пюпитра и, обернувшись к эсерам, стал упрямо и монотонно кричать: «Палачи! Палачи! Палачи!» Ему вторили голоса: « Кто ввел смертную казнь!» [125] . Это было в пятом часу утра.
122
Бонч-Бруевич. На боевых постах, t. 249.
123
Анин. Революция 1917 года глазами ее руководителей, с. 466-467. С Лениным согласились не сразу. Часть депутатов стала собираться обратно в зал. Ленин указал тогда, что большевистская «резолюция об уходе, сопровождаемая уходом всех» большевиков, «так подействует на держащих караул солдат и матросов, что они тут же перестреляют всех оставшихся эсеров и меньшевиков». После второй «энергичной речи Ленина его предложение было принято, фракция большевиков в зал так и не вернулась» (там же).
124
Всероссийское УЧ, с. 89-90.
125
Минор. Один день УС, с. 131.
После ухода из собрания большевики и левые эсеры приняли постановление о его роспуске и включении большевистской и левоэсеровской фракций Собрания в состав ВЦИК. Первоначальный проект тезисов был заготовлен заранее, но для формального утверждения декрета днем 6 января провели новое заседание, возможно из-за того, что в ночь на 6-е Совнарком не был в полном составе [126] .
Утром 6 января Дыбенко отдал начальнику караула дворца Железнякову приказ «разогнать Учредительное собрание уже после того, как из Таврического уйдут народные комиссары» [127] . Первым собрание покинул Ленин, оставив письменное
распоряжение: «Предписывается товарищам солдатам и матросам, несущим караульную службу в стенах Таврического дворца, не допускать никаких насилий по отношению к контрреволюционной части Учредительного собрания и, свободно выпуская всех из Таврического дворца, никого не впускать в него без особых приказов» [128] . Затем Таврический покинули остальные наркомы [129] . Зал заполнили матросы и красноармейцы. Несмотря на это, фракция ПСР несколько ожила, начались прения, по предложению Чернова, решено было не расходиться до тех пор, пока не будет завершено обсуждение подготовленных эсерами законов о земле, мире и государственном устройстве. Их предполагалось опубликовать на следующий день от имени Учредительного собрания [130] . Депутатов торопили, грозили потушить свет; депутаты заготовили свечи.126
По воспоминаниям Раскольникова, заседание Совнаркома провели сразу же после вынесения во фракции большевиков решения об уходе с заседаний Учредительного собрания. (Раскольников. Рассказы мичмана Ильина, с. 18.)
127
Дыбенко. Мятежники, с. ПО.
128
Ленин. ПСС, т. 35, с, 477-478, примечания.
129
Дыбенко. Мятежники, с. ПО.
130
Постановлением о государственном строе Россия объявлялась республикой. (Всероссийское УС, с. 113.) Вишняк почему-то считает, что это постановление, являвшееся «результатом долгих и больших трудов [...] выдержало испытание временем» (Вишняк. Дань прошлому, с. 345). Автор завершал свои мемуары в 1946 году!
Можно было бы уже начинать разгонять Собрание, но Дыбенко не хотелось при этом присутствовать, и он тоже решил уйти. Перед уходом он встретился с Железняковым, который, зная о письменном приказе Ленина не применять силы, спросил, что ему будет, если он поступит иначе. Дыбенко ответил: «Учредилку разгоните, а завтра разберемся» [131] . Железняков вернулся в Белый зал, подошел к Чернову, оглашавшему в это время проект закона о земле, выждал, затем тронул Чернова за плечо и сказал, что «караул устал» и все присутствующие должны немедленно покинуть зал заседаний. Чернов пробовал возражать, что Собрание «может разойтись лишь в том случае, если будет употреблена сила». Но после вторичного требования Железнякова уступил [132] , предложил собравшимся принять все эсеровские законопроекты без прений [133] , после чего объявил перерыв до 5 часов дня [134] . На все это ушло минут десять-пятнадцать. В 4.40 утра Учредительное собрание прекратило свою работу.
131
Дыбенко. Мятежники, с. ПО.
132
Всероссийское УС, с. ПО.
133
Мстиславский. Пять дней, с. 158. — Обширный проект «Основного закона о земле» не оглашался. Из проекта постановления «О государственном устройстве России» были выброшены пункт о лишении «царствующего дома Романовых» права на престол, и об уничтожении «монархического образа правления», а также пункт четвертый, гласивший: «Отныне и впредь до установления основных законов Российской демократической Федеративной республики вся полнота государственной власти принадлежит Учредительному собранию и отправляется его именем». Щит. по кн. Знаменский. Всероссийское УС, с. 345.)
134
«Партия наша пропала», — проронил эсер Н. П. Огановский. (Огановский. Дневник члена УС, с. 161.) А меньшевики недоумевали. «Почему они испугались матроса Железнякова, почему не поставили его перед необходимостью насильственного разгона, арестов, расстрела высокого собрания? — спрашивал
Н. А. Рожков. — Политически это был бы серьезный шаг. Надо было объявить заседание непрерывным и бороться с мужеством отчаянья» (Рожков. Ход революции, с. 42). Однако бороться значило проливать кровь. Чернов указывал позже, что «в свои стены призывал Учредительное собрание огромный Семянни-ковский завод, обещая защитить народных избранников [...]. Но вблизи него по Неве уже располагались мелкие военные суда из Кронштадта, и депутатов отталкивала мысль — дать большевикам предлог для грандиозного массового пролития крови рабочих, причем этою дорогою ценою было мало шансов купить победу» (АИГН, 382/5. Чернов. Воспоминания об А. Гоце, с. 6-7; АИГН, 10/3. Комментарии Чернова, с. 88-89).
«Историк, который рассчитывал бы найти драматические эффекты в день 5 января 1918г., был бы разочарован. Внешняя обстановка первого заседания Учредительного собрания и его роспуска была донельзя проста», — писал историк Н. Рубинштейн [135] . Когда утром того же дня Раскольников и Дыбенко рассказывали о разгоне Собрания Ленину, тот «сощурив карие глаза, сразу развеселился», а услышав, что Чернов «не сделал ни малейшей попытки сопротивления», глубоко откинулся в кресло и «долго и заразительно смеялся» [136] .
135
Историк-марксист, 1929, № 10, с. 56. В воспоминаниях левого эсера Штейнберга сцена разгона Учредительного собрания просто отсутствует. Штейнберг пишет: «Было около 4 часов утра 6 января, когда Чернов объявил заседание официально закрытым и заявил, что Собрание соберется снова на следующий день. Депутаты покинули Таврический дворец [...]. Попыток разогнать их силой советская власть не предпринимала» (Steinberg. In Workshop of the Revolution, p. 55).
Есть основания полагать, что в вышедшее в СССР издание стенограммы Учредительного собрания были внесены изменения. Это следует из предисловия к стенограмме: «В 1918 г. был издан отчет заседания Учредительного собрания. На обложке этого издания напечатано, что он издан «по распоряжению председателя Учредительного собрания». (Петроград, типография, аренд, акц. о-вом «Дом печати», 1918 г.) Сравнение этого печатного отчета с архивным дает основание предполагать, что оба они в основе имеют одну и ту же стенографическую запись, которая при издании подверглась некоторой стилистической и значительной авторской правке, вносящей иногда и исправления принципиального характера, причем конец этого печатного стенографического отчета подвергся значительным изменениям, совершенно иначе рисующим общую картину окончания заседания Учредительного собрания. В настоящем издании в основу публикации стенографического отчета положен сохранившийся неполный стенографический отчет заседания, с собственноручной надписью «М. Урицкий». (Всероссийское УС, с. XXVII.)
136
Раскольников. Рассказы мичмана Ильина, с. 21.
6 января СНК принял с небольшими поправками тезисы декрета о роспуске Учредительного собрания [137] . После незначительных редакторских доработок в ночь с 6 на 7 января большинством голосов при двух против и пяти возюржавшихся декрет был утвержден ВЦИКом [138] и опубликован в советских газетах [139] . А еще через два дня петроградцы похоронили убитых 5 января 1918г. манифестантов на том же кладбище, где покоились жертвы расстрела 9 января 1905 года. 18 января декретом СНК из всех ранее изданных советских законов были устранены ссылки на Учредительное собрание [140] .
137
Ленинский сборник, том XVIII, с. 46-47, 50-51.
138
Скрипилев. Всероссийское УС, с. 203. ВЦИК был поставлен перед совершившимся фактом. Никаких предварительных обсуждений во ВЦИК относительно судьбы Собрания не было. К этому времени стало обычным созывать ВЦИК или его Бюро только для объявления об уже принятых решениях Совнаркома. Вопрос о разгоне Учредительного собрания не стал исключением (АИГН, 198/23, с. 14-15).
139
Правда, 7 января 1918; Известия ЦИК, 7 января 1918.
140
Ленин. ПСС, т. 35, с. 285. После разгона Учредительного собрания возник было план перевести работу его на Украину. В Киев была отправлена делегация, которая, однако, вернулась с плохими вестями: правительство Украинской народной Рады считало, что сепаратный мир с Германией неизбежен и что сама Украина, возможно, даст Германии оккупировать свою территорию, дабы избежать оккупации большевистской (АИГН, 382/5. В.Чернов. Воспоминания об А. Гоце. Машинопись, с. 7).
Осколки бывшего Учредительного собрания, собирались то на неконтролируемой большевиками территории России, то за границей. С 8 по 21 января 1921 года Частное совещание членов Всероссийского учредительного собрания заседало в Париже, как если б оно было всесильным парламентом (Частное совещание членов всероссийского УС).