Крушение надежд
Шрифт:
Моня наконец закончил:
— Извиняюсь за долгую речь, я благодарю вас всех и пью за ваше врачебное искусство. — Он обошел стол с бокалом в руках, со всеми чокался, целовал женщин.
После первого бокала он опять встал, постучал вилкой по стеклу:
— Слушайте сюда, имею добавить еще очень важное. Я забыл сказать, что полежал во всех отделениях, кроме гинекологического и патологоанатомического.
Все рассмеялись, а Моня договорил:
— Тут все евреи? Так я скажу: еврейские врачи всегда считались лучшими, лучшими и остаются.
Опять закричал Боря:
— Если хочешь быть здоров — ищи еврейских докторов.
— Ну да. Именно так. И
После нескольких бокалов и первых закусок встал Миша Цалюк, бывший фронтовик, самый уважаемый в компании:
— Спасибо Моне за высокую оценку нашего труда. А теперь я предлагаю выпить за него, за героя, который, презирая опасность, спас древнюю Тору. Все знаете, что такое Тора?
Гости наперебой закричали:
— Ничего мы не знаем, мы евреи неверующие.
— Мы и в синагоге-то никогда не были.
— Ну, расскажи, если хочешь. Только бекицер [71] .
Миша самый образованный в вопросах еврейской религии начал:
— Эх вы, а еще евреи! Тора — это от древнееврейского слова «учение». Внутренний смысл Торы — это душа веры. Бог дал Моисею Тору вместе с десятью заповедями, когда он вел евреев из Египта через гору Синай…
71
Бекицер (идиш) — покороче.
Компания, голодная и жадно жующая, замахала руками и рассмеялась:
— Миша, тебе не хирургом быть, а раввином, не операции делать, а обрезания.
— Ты нас не агитируй. Ты настоящий коммунист-сионист. Расскажи про Тору на партсобрании.
Особенно развеселились женщины, их почему-то рассмешила «гора Синай»:
— А куда они взбирались по этой горе, те евреи?
Цалюк безнадежно махнул рукой, сам рассмеялся:
— Ладно, давайте выпьем за спасителя Торы.
Постепенно нарастал обычный гвалт пьющей компании. Пили за женщин, кричали:
— За женщин настоящие мужчины пьют обязательно до дна и только стоя!
Мужчины подчеркнуто комично вскочили, но Боря сделал вид, что поднялся неохотно:
— Как стал импотентом — так гора с плеч.
Женщины захихикали:
— Теперь мы знаем твои потенциальные способности.
Алеше не приходилось бывать в компаниях врачей, он с некоторым смущением слушал их фривольные шутки. Но раз так у них принято… В открытое окно залетал свежий ветерок из Тимирязевского парка, слышалась отдаленная трель соловья. Маргарита, не отодвигаясь, попросила Алешу:
— Прочтите нам какие-нибудь стихи, которые вы посвящали женщинам. Наверное, у вас много поэм?
Алеша замялся:
— Ни одной нет.
— Не может быть, — смеялись женщины, — ни за что не поверим.
Маргарита попросила глубоким грудным голосом:
— Ну, не стесняйтесь, прошу вас, — прочтите.
Алеша решил вписаться в свободный настрой врачебной компании и сымпровизировал:
Все мы молоды, Все мы влюбчивы, Мы — настойчивы, Вы — уступчивы, И под трелию Соловьиною Жизнь несется На нас лавиною.Компания
зааплодировала, Маргарита заметила громко, с ехидцей:— Вы считаете, что все женщины уступчивы? — И еще тесней прижала свою ногу.
Моня пришел другу на выручку:
— Ну, про присутствующих не говорят и не сочиняют.
— Все вы, мужчины, такие, — зашумели женщины. — Вам можно, а нам нельзя?
Становилось все шумней, пили за каждую женщину отдельно, дошла очередь до Маргариты. Моня крикнул:
— Алеша, выдай экспромт в честь хозяйки.
Алеша встал, посмотрел на нее, увидел глубокий разрез платья и нежную кожу ее груди, и решил, что настал его момент:
В моем сердце тайна скрыта, В нем таится…Он не успел закончить, как женщины закончили за него:
— Маргарита! Маргарита! Мы это сразу заметили.
Она погрозила ему пальчиком:
— Поэтично, но неправда! — обворожительно улыбнулась и подмигнула.
Миша Цалюк включил запись веселой еврейской музыки, все пустились танцевать «Хава нагила». Особенно красиво, типично по-еврейски, танцевал сам Миша: двумя большими пальцами он держал под мышками воображаемую жилетку и высоко и задиристо подкидывал ноги. Рита подмигнула Алеше:
— Хотите потанцевать? — Она положила руки ему на плечи и прижалась к нему.
Через час многие мужчины были пьяны, а женщины сильно навеселе. Моня рассказывал скабрезные анекдоты про Рабиновича: «У Рабиновича две слабости: одна слабость к женщинам, другая — половая слабость», «Рабинович, вы еще еб…тесь? — Да, но после меня надо пере…бывать». От его анекдотов мужчины гоготали, а женщины заливались краской и взвизгивали. Потом он полез целовать всех женщин подряд и особенно нежно приник к Лоре Гуревич, маленькой брюнетке. Вокруг со значением переглянулись. Поднялся шум, Миша кричал со смехом:
— Евреи, ша! Ну и шумный народ иудейский!
Маргарита вышла на кухню варить кофе, Алешу тянуло к ней, он пошел следом. Она покосилась на него, видела, как ему хочется обнять ее, и ждала этого. Но он смутился: одно дело признаваться в любви стихами, другое — рукам волю давать, да и увидеть могут.
— Маргарита, я хочу спросить, вы с русскими врачами больницы не очень дружите?
— Нет, почему же? Мы все очень дружны между собой, и русские, и евреи.
— Но когда мы предложили празднование в ресторане, все сказали: хотим в своей тесной компании. А здесь собрались только евреи.
— Верно, это наша устоявшаяся компания.
— Значит, русские в нее не входят?
— Иногда входят. Мои близкие подруги русские. Мы работаем вместе и празднуем вместе дни рождения. Но в тесных компаниях мы немного стесняемся их. А они нас.
— Почему так?
Она посмотрела на него с удивлением:
— Ну, как вам сказать? Мы ведь собрались ради героя, спасшего еврейскую Тору. Хотя наши прикидываются, что ничего не знают о Торе, но врут. Мишины объяснения для русских были бы странны и даже чужды. Да и ваш Моня сыплет еврейскими анекдотами. В нашей компании это звучит просто. А если русский захочет рассказать еврейский анекдот, то евреи могут посчитать его антисемитом. И наоборот, если еврей захочет сказать что-то о проявлении антисемитизма, русские могут принять это на свой счет. Даже играть еврейскую музыку было бы неудобно, если бы с нами сегодня были русские — это как подчеркивание своего еврейства. Вот поэтому в тесных компаниях евреи и русские редко бывают вместе.