Крутой сюжет 1993, № 1

— Чемодан?!

— Смею вас уверить, он тяжелый.

— Теперь у вас есть доказательства?

Он словно сбросил тяжкий груз. Систематическая кампания, проводимая Филиппом Лиотардом, почти доконала его, ведь именно он нес ответственность за содержание Стювеля в тюрьме.

— Он виноват?

— Вполне достаточно для того, чтобы уйти в тень на несколько лет.

Еще с вечера Мегрэ знал содержимое чемодана, но вновь принялся за его изучение. Словно Дед Мороз, одаривающий детей подарками, он испытывал при этом удовольствие.

Этот коричневый, перевязанный веревкой чемодан был тяжел от того, что в нем находились металлические пластины, немного похожие на штампы переплетчика. Однако в действительности это были штампы различных государств. Особенно много было относящихся к Соединенным Штатам и к республикам Южной Америки.

Там были также и каучуковые штампы, наподобие используемых в мэриях и муниципалитетах.

Все это было старательно уложено, словно образцы товаров коммивояжера.

— Это работа Стювеля, — объяснил Мегрэ. — Его брат Альфред поставлял образцы и чистые бланки паспортов. По этим экземплярам я могу судить, что они не поддельные, а выкрадены в консульствах.

— И долго они занимались этим делом?

— Не думаю. Судя по банковским счетам, не более двух лет. Этим утром я обзвонил большую часть банков в Париже, и именно это помешало мне подняться к вам раньше.

— У Стювеля есть счет в банке на улице Сент-Антуан, не так ли?

— А другой у него в американском банке на Вандомской площади, еще один — в английском банке. На этот час мы нашли пять разных счетов. Начало положено два года назад, что совпадает с датой, когда его брат обосновался в Париже.

Шел дождь. Было сумрачно и тихо. Мегрэ сидел у окна, покуривая трубку.

— Видите ли, господин судья, Альфред Мосс не принадлежит к категории лиц, занимающихся подделкой документов профессионально. Те имеют только одну эту специализацию и в основном ее придерживаются. Я никогда не видел ни карманного вора, ставшего грабителем, ни грабителя, подделывающего чеки или занимающегося кражами со взломом.

Альфред Мосс был клоуном, а до того акробатом. Лишь в результате своего трагического падения он ступил на скользкий путь. Возможно, ошибаюсь, но мне сдается, что первое преступление им совершено случайно. Тогда, используя свое знание языков, он нанялся переводчиком в один из крупных отелей Лондона. Представилась возможность стащить украшения, и он ею воспользовался. Но безбедно просуществовал недолго, ибо у него, и это я тоже узнал сегодня утром, был порок: он играл на скачках.

Как все любители, Мосс не специализировался в каком-либо одном виде краж. Отсюда и результат: удача редко ему сопутствовала, и все же он ни разу не был осужден.

Постарел, засветившись во многих столицах, попал в черные списки больших отелей, где имел обыкновение орудовать.

— И тогда он вспомнил о своем брате?

— Вот уже два года, как контрабанда золота, последнее его занятие, не приносила больше доходов. А цены на фальшивые паспорта, особенно американские, стали достигать астрономических размеров. Видимо, ему подсказали, что переплетчик, имеющий дело с металлическими гербами, без труда справится с официальными печатями.

— Меня больше всего удивляет, как Стювель, которому это совсем без надобности, взялся за такое дело. По крайней мере, он жил двойной жизнью, о которой мы ничего не знаем.

— Да и не было у него никакой двойной жизни. Нищета, реальность, с которой он познакомился в детстве и отрочестве, порождает два сорта людей: расточителей и скупцов. Чаще она родит скупердяев, поскольку страх вернуться к прежней жизни в них настолько велик, что они готовы на все, лишь бы застраховаться от этого.

Если я не ошибаюсь, Стювель как раз тот случай. В этом убеждает хотя бы список банков, где он имел вклады. Делал небольшие вклады в разных местах.

— А я-то думал, он практически никогда не покидал свою жену.

— Так и есть. Мне понадобилось немало времени, чтобы разобраться в этом. Каждый понедельник во второй половине дня она отправлялась в прачечную на Вер-Галан для стирки белья. Почти каждый понедельник приезжал Мосс со своим чемоданом и ждал ухода невестки, сидя в «Вогезском табаке».

У братьев было полдня для работы. Компрометирующие приспособления и документы Мосс уносил с собой.

В иной понедельник Стювель находил время сбегать в один из банков, сделать вклад.

— Я не вижу, какую роль во всем этом играли женщина с ребенком, или графиня Панетти, или…

— Я приближаюсь к этому, господин судья. И если начал свой рассказ с чемодана, то только потому, что история с ним меня взволновала больше всего. С другой стороны, с тех пор, как я узнал о существовании Мосса и начал подозревать о его противоправной активности, меня занимал и такой вопрос: почему во вторник, 12 марта, пребывавшая в безмятежном состоянии банда вдруг ни с того ни с сего пришла в необычное возбуждение, которое заканчивается полным рассредоточением ее членов? Я имею в виду происшествие на Анверс-сквере, свидетельницей которого совершенно случайно стала моя жена.

Еще накануне Мосс тихо поживал себе на квартире на бульваре Пастера. Левин и ребенок обитали в отеле «Босежур», куда каждый день приходила Глория, забирая малыша на прогулку.

И вот в этот вторник, около десяти утра, Мосс появляется в отеле «Босежур», где, несомненно, никогда прежде не ступала его нога.

Тут же Левин пакует чемоданы, мчится на площадь, подзывает Глорию, которая бросает ребенка и следует за ним.

Во второй половине дня они все бесследно исчезают.

Что же произошло утром 12 марта?

Позвонить Моссу не могли: в доме, где он жил, нет телефона.

К тому времени ни мои инспекторы, ни я сам не могли сделать какого-нибудь неверного шага, чтобы спугнуть банду, поскольку никаких подозрений у нас еще не было.

Что касается Франца Стювеля, то он сидел в тюрьме Санте.

И все-таки что-то произошло!

И только вчера вечером, вернувшись домой, я совершенно случайно получил ответ на этот вопрос.

Месье Доссен, наконец-то убедившийся, что томит в тюрьме отнюдь не невиновного и тем самым сбросивший нелегкий груз со своей души, слушал комиссара со смешинкой в глазах, словно рассказывалась ему забавная история.

— Моя жена коротает вечера за довольно своеобразным занятием: она собирает и подклеивает в тетради статьи из газет, где речь идет обо мне.

Вот и вчера вечером я возвращаюсь домой, а пузырек с клеем и ножницы уже на столе. Большая удача, что я взглянул через плечо жены. На одной из вырезок, которую она собиралась приклеить, увидел неизвестную мне фотографию. Ее сделал три года назад какой-то нормандский журналист.

«Ты не читал? Эта статья на четырех страницах о твоих делах и методах появилась недавно».