Крутой сюжет 1993, № 1
Шрифт:
Ярко-красного цвета «сандерберд» с откидным верхом припарковался перед домом, в котором Корригэн коротал свою холостяцкую жизнь.
«Викторина Донахью», — усмехнулся Корригэн, уткнувшись носом служебной «сороковки» в задний бампер «сандерберда». Викки вышла из машины и встретила Корригэна на тротуаре.
— Эй, привет! — Она послала ему навстречу свою обворожительную улыбку. Легкий ветерок трогал ее платье, по фасону которого можно было судить о стоимости.
— Или у вас говорят: «Весь добрый день к Вашим услугам». А, капитан Корригэн?
— Это
— Вы считаете меня бесполезной куклой? — она надула свои влажные красные губки.
Глаз Корригэна скользнул по фигуре Викторины.
— Я бы не сказал, что вы ни на что не годитесь.
Она вложила свою руку в его ладонь.
— Ну, тогда ты сказал более, чем достаточно. Я люблю лесть, если она исходит от настоящего мужчины, а не от плоских сопляков, как Джейсон, с которым я выросла. Ей-богу!
Она потрогала его крепкие, как камень, бицепсы.
— Если это не просто видимость, создаваемая некоторыми неудачниками, накачивающими себя штангой.
— Ты искушаешь меня в желании предложить это проверить, — сказал Корригэн. — Ты — редкая красотка.
— А ты никогда не поддаешься искушению?
— Нет, — ответил Корригэн, — если я на службе.
— А, все равно, — махнула рукой Викки Донахью, — я могу это сделать прямо сейчас.
— Что сделать?
— Проверить.
Корригэн открыл входную дверь и посторонился, пропуская ее.
— Я думаю, тебе интересно, чем занимается полицейский в свободное от работы время, — улыбнулся Корригэн.
— А у тебя и мозги есть.
— Они у меня с рождения, — ответил он скромно.
Они вошли в лифт. Корригэн нажал на кнопку.
— Ну вот, — сказала Викки, — мне все же интересно, что с моим папашей. Папа — это «События в мире» и наоборот; я не хочу, чтобы что-то случилось с кем-нибудь из них.
— Конечно.
Наметанным взглядом девушка окинула жилище холостяка. Мебель отличалась надежностью, как и ее хозяин. Над воображаемым камином висел стеллаж с коллекцией оружия — его хобби. Камин всегда вызывал у Корригэна ностальгию, он любил камин, но закон об аренде многоквартирных зданий запрещал его иметь. Портативный телевизор, стереопроигрыватель, коротковолновое радио — все расставлено в настенных нишах, а среди этого — маленький встроенный бар. Кабинет был заставлен сувенирами, напоминающими о корейской войне. Тут же лежал кусочек шрапнели, выбившей ему глаз.
— Мне здесь нравится, — сказала Викки.
— Садись. Что будешь пить?
— Все равно. Но если у тебя есть шотландское виски, налей.
Он вышел в кухню за льдом. Когда вытряхивал кубики из формы, наблюдал за Викки через дверной проем. Она стояла у стереопроигрывателя, просматривая его коллекцию пластинок, в которой было все — от блюзов до Моцарта.
Его интересовало, насколько истинной была ее забота об отце. Викки жила в мире, принадлежавшем Донахью. Корригэн сомневался в ее способности предполагать, что этот мир может быть разрушен.
Он принес в комнату ведерко со льдом, приготовил виски на двоих.
— Ты любишь Моцарта, —
сказала Викки. Это звучало почти как упрек.— Да, он — одна из моих тайных порочных страстей.
— Полицейский, любящий Моцарта! Что за чудеса? — Она подняла бокал: — За самого забавного парня, которого я только знаю.
— За меня?
— За кого же еще? — ответила она. Забавный…
— Забавный, как на последней страничке журнала или как на первой?
— Как на первой, сэр.
Потом она уселась на диван и поджала под себя ноги. Ноги у нее были великолепные.
— Ты уже пронюхал что-нибудь о связи моего папочки с Уолтером Ингрэмом?
— Кто кого допрашивает? — спросил, улыбаясь, Корригэн.
— Ты же не думаешь, в самом деле, что мой отец мог иметь что-то общее с человеком, выпрыгнувшем из окна отеля. Не правда ли?
— Почему?
— Мой отец? — она откинула голову назад и весело рассмеялась. — Он прямо настоящий Уолтер Митти.
— Уолтер Митти, — сухо сказал Корригэн, — страдал манией величия.
— Ну вот, как раз она одна и осталась — мания.
— Твой отец достаточно вынослив, чтобы управлять одним из самых влиятельных издательств в мире.
— Ну вот еще, это происходит само по себе. Почти автоматически, — она взмахнула бокалом, будто отгоняя от себя эти мысли, — мой папочка был отлит в форму своего отца, моего деда, а дед, в свою очередь, в форму моего прадеда в те золотые времена.
— А как насчет твоего брата Джейсона?
— А что?
— Ему как будто удалось избежать этой формы?
Она покрутила бокал, прислушиваясь к мелодии льда, бьющегося об стекло.
— Может быть, форма уже стерлась. А может, отец не хочет втягивать Джейсона в это дело. В любом случае, какое это имеет значение? И Джейсону, и мне не стоит беспокоиться. «События в мире» — это огромный, жирный, самовоспроизводящийся гигант.
— К которому липнут все пиявки, — заметил Корригэн.
Она нахмурилась.
— Ты намекаешь на брата и меня?
— Я говорю о работающих пиявках, — сказал Корригэн.
— Спасибо тебе, капитан.
— Конечно, нашествие работающих пиявок не обязательно должно стать губительным. Их всегда можно отодрать и раздавить. Если сделать это вовремя.
— Я не понимаю, о ком ты говоришь?
— Не понимаешь?
— Ты же не имеешь в виду Кермита Шальдера?
— Ты слишком проницательна, — сказал Корригэн. — Что заставляет тебя думать, что я имел в виду именно Шальдера?
— Мы, женщины, обладаем особым чутьем, дорогой Ватсон.
Но Корригэн был настроен серьезно.
— Пресса — не мое призвание, мисс Донахью. — Но меня, как и остальные 60 миллионов обычных людей, «События в мире» сопровождали всю жизнь. Каюсь перед вашими людьми из отдела распространения, я не читаю каждый выпуск, но и то, что мне удается просмотреть, меня просто удивляет. Нет уже и в помине той остроты, которая когда-то отличала это издание от всех остальных. Мне кажется, издание стало каким-то мягкотелым. Или лучше сказать — сентиментальным. Раньше — пять-десять лет назад — журнал жег каленым железом… — Он пожал плечами, — ради тебя я бы хотел ошибаться.