Крутой вираж…

Как ни странно, курсанта даже не наказали. Он притворился сильно напуганным. Что взять с «двинутого?». Кроме того, формально он действовал правильно. Ведь он Дроздова «не узнал» и даже «не мог предположить», что человек, скрытно пробирающийся на территорию поста, мог оказаться его командиром. А то, что свою шинель повесил на гвоздик в будке — так было жарко. И действительно, была весна, и температура даже ночью оставалась выше нуля. После этого случая Дроздов, напрочь, «забыл» свои навыки разведчика. Кстати, Суслику он ни словом, ни делом — никак не напоминал о произошедшем. Правильный все-таки мужик.

Когда после приказа о присвоении офицерских званий состоялся выпускной вечер, бывшие курсанты вместе с Сусликом подошли к взводному, типа того — извиниться. Он выпил с ними, как с равными, и даже похвалил Суслика — в том духе, что бывают случаи, когда поступать нужно именно подобным образом, решительно. Пользуясь случаем, ребята попытались разговорить его о службе в разведке. Дроздову эта тема пришлась не по вкусу, он сразу изменил тон разговора:

— Вот вы, ребята, теперь — офицеры. Представляете, что это за профессия? Людей убивать! А кто из вас, свинью может зарезать или, хотя бы, курицу. То-то же! Стрелять по врагу на расстоянии — из карабина или пушки не так уж сложно. Почти — как по мишени. А представьте себе — зарезать ножом. Человека! Лицом к лицу! Это и есть разведка. Война не на расстоянии, а лицом к лицу.

Виктор попробовал представить. Нет, не смог бы. А может быть и смог бы — если по-настоящему встанет вопрос: кто — кого. Ему показалось, что он Дроздова понял — обстоятельства формируют нас — не только навыки, но и психологию, и жесткость, и остальное…И еще: в условиях войны проходят проверку те качества человека, которые определяют его способность выжить. Боевые летчики — истребители рассказывали, что больше половины всех потерь приходилось на летчиков в их первом бою. Первый бой — жестокая проверка: способен воевать и выжить или нет. Остался жив — не только проверку прошел, но и поверил в себя. И познал то, что никаким другим способом познать нельзя. Заглянул в глаза смерти.

Время, проведенное в училище, оказалось не просто потерянным — это время было связано с травмированием психики, чувства собственного достоинства. Именно тогда закладывались истоки понимания курсантами своей «второсортности» и как офицеров, и как профессионалов.

Гл. 6. В авиации, как в авиации

В начале октября 1956 года Виктор окончил училище с дипломом по специальности: «авиационный техник по эксплуатации самолетов и двигателей» и в офицерском звании «техник-лейтенант». Это звание имело налет некой условности: звание, вроде бы, офицерское, но, прежде всего, носящий его — техник. Технарь, одним словом. Так технари и называли себя — «техник минус лейтенант».

Впоследствии, когда летчиков из училища стали выпускать с записью в дипломе «летчик — инженер», их между собой также, совершенно справедливо, называли: летчик минус инженер. Как авиационные техники, по своему роду деятельности не были офицерами, так и летчики от одной этой записи не становились инженерами.

Звание «техник» было доминирующим. Полагающееся представление начальству по должности и по званию часто звучало странновато. К примеру: Старший техник — пиротехник младший техник — лейтенант. Для непосвященных — полная бессмыслица. По протоколу же: первые три слова означали должность, вторые три — звание. И погоны у технарей были особые. Если летный состав, как строевые офицеры, носили золотые погоны, то инженерно — технический состав — серебристые.

Таким образом, их второсортность закреплялась вполне официально. Технари шутили: «Что это за войска такие — погоны белые, а рожи — красные». «Рожи» у технарей действительно были красные — зимой от мороза, летом — от знойного солнца. Их рабочим местом был аэродром. В ходу была присказка: «Нормальные люди для того, чтобы подышать свежим воздухом едут по выходным за город, а мы на этом проклятом свежем воздухе — каждый день с раннего утра до позднего вечера. И в зной, и в стужу».

Служить Виктор был направлен в Одесскую воздушную армию. После собеседования в штабе ВВС округа получил назначение в полк, который дислоцированный в центральной части Бессарабии. Самолет МиГ-17 по двигателю и основным самолетным системам мало чем отличался от своего предшественника — МиГ-15, который Виктор знал прекрасно. Аэродром третьего класса. Вместо бетонной ВПП — металлические листы с отверстиями, из которых при посадке самолета вылетают фонтаны грязи. В поселке — тоже грязь. А летом — пыль. Структура почвы такая — смесь чернозема с глиноземом. И грязь от такой структуры особая. Скользкая, и в то же время, вязкая.

Получил зимнее техническое обмундирование: куртка из «чертовой кожи» (плотной брезентовой ткани) с меховым воротником, ватные штаны, валенки с калошами, варежки на меху с одним пальцем. Все — тяжелое и жесткое. Не то, что не побегаешь — в полном зимнем комплекте с трудом ходишь. Зимой технари выглядели как клоуны, да и работать в такой одежде неудобно.

При получении обмундирования на складе Виктор спросил:

— Как в таких варежках работать?

— А они не для работы. Работать будешь голыми руками. А варежки — для того, чтобы руки греть в перерывах.

Разделение на два сорта ощущалось во всем: столовая — летная и техническая. Норма питания, норма выделения жилья — соответственно. Транспорт: для летного состава — автобус, для техников — открытая бортовая машина. Специальная одежда летчиков — кожаные комбинезоны, шерстяное белье и свитер, меховые унты, меховые перчатки. Для техников всего этого жалко — понятно. Хотя шерстяное белье и свитер ведь немного стоят. Допустим, до аэродрома — несколько километров можно и на бортовой машине доехать. Но, разве сложно брезентовый тент соорудить? А скамьи накрыть хотя бы плотной тканью?

Подход к обеспечению летного состава по высшему уровню не подлежит сомнению. Речь о другом — о втором сорте. Об отношении к людям, которые являются квалифицированными специалистами и требуют более бережного и уважительного к себе отношения. Радикулит, геморрой, простатит, гастрит, язва — типичные болезни, получаемые большинством уже в первые годы работы в таких условиях. Не так уж много необходимо средств для того, чтобы людей возить на оборудованном транспорте, улучшить систему питания, да и саму норму питания.

Та, первая зима, было суровой. Всю зиму температура держалась на уровне восьми-двенадцати градусов мороза. Почти каждый день шел снег. Рабочий день начинался с лопаты — откапывали самолеты, расчищали стоянку. Машины чистили только ВПП и рулёжки. Но самое неприятное — это постоянный, изнуряющий ветер и оттепели, после которых все леденело. Чехлы примерзали к обшивке. Отдирать не положено. Нужно отогревать, для чего существовало специальное устройство, которое по рукавам гнало подогреваемый воздух. В ту зиму один из технарей — Лева Б. получил увечье. Он со стремянки расчехлял киль. Ветер дул сильный, и стремянка, не удержавшись на ледяной поверхности, поехала. А он повис на высоте трех метров. Замерзшие пальцы его не удержали, и он упал на бетон. Упал неудачно — ударился головой. Отлежавшись в госпитале, вернулся. Только в голове у него что-то сдвинулось. Стал писать стихи. Потом хуже. Сидя на партийных собраниях, стал писать записки в президиум с предложениями, как улучшить жизнь в стране. От самолётов его убрали. Назначили помощником главного инженера. Обязанности простые — правильно раскладывать бумаги и носить их на доклад. На новой должности ему даже редкое для технарей звание присвоили — капитан (верхнее звание для большинства — старший лейтенант).

Но Леву и там занесло. На ровном месте. Пришла директива из штаба воздушной армии — провести проверку выпуска шасси от аварийной (воздушной) системы и надежность фиксации стоек шасси в выпущенном положении. В одной из частей одна из стоек сложилась, и самолет завалился на крыло. Леве чем-то директива не понравилась, и он по этому поводу изложил свое мнение. Письменно. И подписался. Вскоре его списали по болезни. С пенсией. Злые языки судачили: «Умеют же Левы в жизни устраиваться».

Несмотря на все лозунги, отношение к людям у нас особое. Старики, прошедшие войну, рассказывали, как они искренне восхищались немецкими аэродромами. Там аэродромы оборудованы не только для самолетов, но и для людей, готовящих их к полету: нормальные помещения — теплые зимой, прохладные летом. Душ, буфет. Ремонт и техническое обслуживание самолетов производится в ангарах, а не в сугробах. В большинстве западных стран — это норма. В нашей же стране, провозглашающей принцип — «все для людей», далеко не так. Те, кто наверху, привыкли — они там, то есть мы — «все стерпят». И ведь терпим! Вот, те мысли, которые пришли Виктору в голову после первых зимних месяцев работы.