Крутой вираж…

А, ведь так и в войну. Солдаты рассказывали, как «воевали» наши некоторые генералы и их «приспешники»? Зимой — отдельное теплое помещение, хорошее питание, коньяк, ординарец, баня, любовницы и т. п. Пускай бы. Ну, а те, кто в окопах? Баня? Тут же — в окопе между артобстрелами. Любовница? Трехлинейка. Эквивалент всех возможных удобств — водка!

Виктор не раз наблюдал, как автобус с летным составом, возвращавшимся с полетов, подбирал медленно бредущего по дороге в своих «доспехах» технаря. Летчики понимали их нелегкую долю и сочувствовали им.

Так с чем же связано такое отношение к людям? Пренебрежением командиров к подчинённым? Снобизмом «высших» профессиональных категорий к «низшим» подобно тому, как у моряков плавсостав зачастую относится к «береговым крысам»? Или сознательная политика «верхов», проистекающая из «рационального» расходования средств?

Похоже, что всё это в той или иной степени имеет место быть. Что касается «рационального» расходования средств, то последний аргумент, объективно обоснован. В военной авиации главным действующим лицом является именно лётчик. Он — боец, он рискует своей жизнью. Все остальные авиационные специалисты — «подсобные рабочие». Подсчитано, что на одного боевого лётчика — истребителя на земле работает 200 человек. Для подготовки боевого лётчика (1-го — 2-го класса) требуется не менее 6–8 лет, и это обходится в «кругленькую» сумму порядка полмиллиона долларов.

Виктор поселился в казарме, именуемой офицерским общежитием. Проживали в нем холостые технари.

Центральная часть поселка имела тротуары и мощеную проезжую часть. Дальше от центра — больше грязи. Главной достопримечательностью было наличие на каждом квартале по нескольку «чипков» — распивочных заведений. Литр вина — 80 копеек. Основное развлечение молодых офицеров в свободное время — круг почета по центральному квадрату из четырех кварталов. Затем самые крепкие и веселые отправлялись в клуб, послабее — на покой, совсем слабые и неопытные частенько попадали в комендатуру.

Технарский оклад складывался из 50 рублей за звание плюс 80 за должность, после вычетов оставалось 107 рублей. Если без семьи, хватало на всё. Кормежка бесплатная. Для многих главный расход — вино. Другие — копили на мотоцикл. Мотоцикл — это новые возможности жизни! На аэродром — своим ходом. Летом — совсем красота. После приёма банки вина прокатиться — одно удовольствие! До моря два десятка километров. До ближайшего большого татарского села — полчаса. Были такие, которые заводили подруг в Белгород-Днестровском. Это уже настоящий город. Там и кино, и театр, и даже футбол. На своем транспорте, всего то, пару часов.

Однако личная жизнь строго ограничивалась условиями работы и военной службы: полетами, которые планировались днем и ночью, зимой и летом, боевыми дежурствами, несением нарядов, сборами по тревоге, учениями.

Виктор не отказался от мечты — стать летчиком, но не знал каким путем ее осуществить. Общаясь с летчиками, постепенно пополнял свой багаж знаний о летной профессии. Удалось потренироваться на тренажере, имитирующем катапультирование. Повезло на учениях при перелете на запасной аэродром. Уговорил комэска (командира эскадрильи), и он его взял в переднюю кабину спарки УТИ МиГ-15бис. Комэск вылетал первым, чтобы обеспечить встречу остальных самолетов в качестве руководителя полетов. Ну, а Виктор — в качестве авангарда передовой технической команды.

В полете комэск разрешил «подержаться» за ручку управления самолетом, и Виктор пришел в восторг, когда ощутил послушную реакцию самолета. Жадно впитывал нюансы поведения самолета на посадке. Вначале медленное, затем все ускоряющееся приближение посадочной полосы. Зависание самолета над бешено проносящейся полосой. Касание основных колес. Несколько секунд пробега с задранным носом. После касания переднего колеса — торможение, но не столь резкое, как он ожидал. Просто самолет постепенно, но неуклонно терял скорость, и вот он уже свободно катится в конце полосы со скоростью плавно подъезжающего к остановке троллейбуса.

В декабре случилось несчастье. Собственно, это было продолжение того несчастья, когда погиб отец. Тогда горем убитую мать несколько раз вызывали в «органы», и там терзали ее душу, неизвестно чего добиваясь. Тогда мать поседела, сильно сдала здоровьем. Когда через восемь месяцев был получен официальный документ о гибели отца и назначена пенсия по утере кормильца, из её глаз привычно полились слезы. Два дня она не вставала с постели, отказывалась от еды. Только пила воду.

С тех пор она болела почти постоянно. И вот теперь пришло известие, что она в больнице. Бабушка прислала Виктору телеграмму — «Приезжай, маме плохо». Виктор обратился к инженеру эскадрильи, тот отослал к старшему инженеру полка. Инженер полка уперся: «Не могу. Полеты, и вообще…». Виктор, чувствуя, что ситуация с матерью может быть серьезная, взорвался:

— Вы, что не понимаете, что очень нужно. К матери. Дайте хотя бы три дня. Завтра суббота. В понедельник вечером буду на месте. Плевал я на ваши полеты. Вы о людях лучше думайте.

— Да, кто ты такой, чтоб меня учить? Может генерал?

— Всего лейтенант! А что, уже о лейтенантах заботиться не нужно?

Пока тот, открыв рот от изумления, переваривал услышанное, Виктор, хлопнув дверью, вышел. «Вот, сука. Когда нужно двенадцать часов без перерыва отработать, подлизывается: «Поработайте, мальчики, поработайте. Надо! Вам зачтется». Зачлось! Виктор решение уже принял. Позвонил инженеру эскадрильи:

— Уезжаю. Во вторник с утра буду. И повесил трубку.

Ночью шёл поезд до Одессы. Утром Виктор был в Одессе, ещё через час на Лузановке, откуда перехватил попутку до Николаева. Через восемь часов был в больнице. Мать выглядела неважно — похудела, осунулась. Врач ничего определенного, кроме — «будем надеяться», сказать не мог. Диагноза пока нет. Ждут специалиста. Питание? Она почти ничего не ест. Попробуйте достать что-нибудь вкусненькое — сок, фрукты.

В понедельник Виктор в расстроенных чувствах вернулся. Друг — Алик, помогая разогнать тоску, налил спирта. Виктор, до сих пор его избегавший, быстро ошалел. Кто-то притащил еще вина. Утром его еле подняли. Голова раскалывалась, мутило…

На построении был оглашен приказ об объявлении выговора за самовольное оставление части и прогул. У Виктора в голове вяло крутилась одна мысль: «Да, пошли вы все…».

В марте мать умерла. У нее оказалась болезнь, которую в ту пору лечить не умели (впрочем, и сейчас тоже). Теперь Виктору предоставили отпуск на десять суток. Теперь положено! А, он жалел только о том, что тогда, когда ездил к матери, не побыл с ней хотя бы несколько дней. Уже потом он узнал, что под суд отдают лишь в том случае, если срок отсутствия в части составляет более десяти суток. А менее — хоть двое, хоть десять, ответ один — дисциплинарное взыскание. Начальник — инженер эскадрильи избегал в глаза смотреть. Но Виктор больше был зол на старшего инженера, от которого, собственно, тогда и зависело решение. Нет, ему он этого никогда не простит!

В ночь на девятый день приснился сон: Отец и мать — молодые, улыбающиеся. Потом отец нахмурил брови, строго посмотрел и говорит: «Ну, что же ты Витя?». Утром Виктор стал обдумывать сон — что-то он не так сделал? Нужно будет летом приехать. Памятник и оградку поставить, цветы посадить.

Перед возвращением в часть навалилась тоска. Теперь он остался один. Снова вспомнился отец. Впервые возникло к нему чувство, похожее на досаду. Как мало он был с семьей, с матерью. Война — понятно. Но и после войны все по гарнизонам мотался, мать к нему ездила ненадолго, а Виктор его почти не видел. В Корею поперся одним из первых. С семьей почти не жил. Виктор впервые подумал: как жалко, что нет у него брата. Тогда он и послал телеграмму Светлане: «Люблю, тоскую. Приезжай». И свой адрес по месту службы.