Кружево-2

Они взялись за руки и стали осторожно забираться наверх. Пьер бросил поверх сена предусмотрительно захваченную с собой медвежью шкуру и обнял Максину. Сначала она почти дрожала от напряжения, но постепенно расслабилась и почувствовала себя свободной в движениях и мягкой, как подушка. Когда он, крепко обняв ее, прижал к себе, Максина почувствовала давно забытый укол наслаждения. Теплой волной захлестнувшее все ее существо желание было тем более сильным, оттого что казалось запретным.

– Я не могу стоять, у меня ноги подкашиваются, – прошептала она.

– У меня тоже, – ответил он.

Они буквально упали на сено. Его руки проникли под мягкий мех ее лисьей шубы. Ее дрожащие пальцы пытались расстегнуть пуговицы на его рубашке, а он уже стягивал с Максины ее терракотового цвета свитер.

– Твоя грудь ничуть не изменилась, – пробормотал он, осторожно водя языком по ее крепкому соску. Максина застонала от наслаждения, подумав, что существует, наверное, некая невидимая сеть высокого напряжения, ведущая от сосков к паху.

«Вот он, – говорила себе Максина, – тот момент, когда единственное, чего тебе хочется, – это спокойно лежать и позволить удовольствию поглотить тебя целиком». Но, вероятно, именно поэтому разладились их отношения с Чарльзом. Она всегда отдавала инициативу ему, сама же была пассивной и сдержанной – такой, какой люди, знавшие Максину вне постели, никак не могли ее представить. Если бы только она не начала полнеть! Если бы только она была в приличной форме! Тогда она вела бы себя иначе. Но она слишком хорошо знала изъяны собственной внешности.

«Что мне надо сейчас делать? – напряженно размышляла Максина. – Но я же не могу сосредоточиться на нескольких вещах одновременно: пока он целует мне грудь, заставляя стонать от удовольствия, я не могу ни о чем думать, не могу пошевелить рукой, я в состоянии только чувствовать».

– Ну, теперь моя очередь, – сказал Пьер, будто услышав ее мысли. Он перевернулся на спину, и Максина притронулась к его упругой, тренированной плоти. Потом она осторожно, боясь, как бы случайно не поранить его зубами, прильнула губами к его члену. Она прикрыла зубы губами, став похожей на очаровательную обезьянку, и взяла член в рот. «Но ведь все это в мой рот не поместится», – обеспокоенно подумала она. Пьер извивался от удовольствия.

– Попробуй делать руками и ртом одни и те же движения в одном и том же ритме, – попросил он. «Кажется, все идет нормально», – подумала Максина, но в этот момент Пьер сделал слишком резкое движение бедрами, и она, сбившись с ритма и испугавшись, что сейчас ее вырвет, запаниковала, но потом вдруг почувствовала, как Пьер, положив руки ей на голову, осторожно подправляет ее. И неожиданно давно забытое чувство уверенности в себе вернулось к ней.

Чуть позже, заботливо укрывая ее белое, чуть полноватое тело рыжей лисьей шубой, Пьер прошептал:

– Я мечтал о твоей груди двадцать лет. А ты хоть иногда меня вспоминала?

Максина прекрасно понимала, что это обычный во Франции разговор после соития, и поэтому предпочла ответить в том же духе:

– Конечно. Ты же знаешь, каждая женщина всегда помнит своего первого любовника.

Чуть отодвинув меховой воротник, он почтительно поцеловал ее золотистые волосы.

– А как твоя жена, Пьер? – неожиданно спросила Максина.

– Сразу видно, дорогая, что ты не привыкла изменять мужу. Одно из правил адюльтера – никогда не упоминать о жене, но уж коли ты спросила, могу тебе сказать, что она вся поглощена детьми, а свой супружеский долг мы исполняем каждую субботу.

«Как это похоже на Чарльза и меня!» – вздохнула про себя Максина.

– Но ты здесь только потому, что ищешь спонсоров для своей юной воспитанницы, не так ли? – спросила она и тут же раскаялась в чрезмерной настойчивости.

– Нет, Максина, я здесь из-за тебя. Для лучших спонсоров найти не так уж трудно, а наша лыжница докажет, что она из лучших. Но я хотел уговорить на это дело именно Шазалля, чтобы мы с тобой могли встречаться хотя бы несколько раз в год.

– Хотя бы, – повторила Максина, осторожно вынимая из волос застрявшую там соломинку.

– А мы гадали, куда же вы подевались, – приветствовали их охотники, когда коляска поравнялась с подножием холма.

– Хотели срезать дорогу и заблудились, – простодушно ответил Пьер, и спокойное выражение его голубых глаз ни на секунду не изменилось.

«Интересно, как это Максина могла потеряться в своем собственном поместье?» – удивилась Джуди и, взглянув на Чарльза, поняла, что и ему пришла в голову та же самая мысль. «Хотя при сложившихся обстоятельствах, – подумала американка, – ему глупо было бы разыгрывать оскорбленного мужа». И все-таки она выбрала крайне неподходящий момент, и теперь ее глупость могла свести на нет миротворческую миссию Джуди. Было и еще одно обстоятельство, которое сильно затрудняло задачу: несмотря на все усилия Джуди застать Чарльза одного, он явно избегал разговора с глазу на глаз.

Поэтому она была крайне удивлена, когда он предложил подвезти ее в аэропорт. Еще больше она изумилась, когда, проехав примерно с километр, Чарльз произнес:

– Я хотел предоставить тебе возможность урезонить меня еще раз, ты ведь именно поэтому совершила перелет через Атлантику. Ненавижу женские заговоры! – Он резко прибавил скорость, хотя именно в этот момент машина вышла на крутой вираж, и Джуди вспомнила, что Чарльз очень скверный водитель. Между тем он продолжал:

– Не понимаю, почему Максина ожидает от меня соблюдения каких-то приличий, когда сама она крутит роман с этим идиотом – своим первым любовником – прямо у меня под носом, да еще у всех на глазах!

«Хорошо бы все-таки Максина не была такой идиоткой!» – подумала Джуди про себя, а вслух произнесла:

– Я уверена, Максина не взглянула бы даже в сторону Пьера, если бы ты, Чарльз, не причинил ей такую боль. Зачем ты это сделал? Ты что, уже достиг возраста, когда необходимо подтверждать свою мужскую состоятельность?

– Ты говоришь об адюльтере так, будто речь идет об артрите. И вообще, Джуди, почему бы тебе не заняться собственными делами?

– Но судьба Максины – это мое дело. Равно как и твое, Чарльз. Надеюсь, ты понимаешь, что у этой твоей ассистентки нет ни статуса, ни образования, ни породы, чтобы управлять замком и всем остальным хозяйством. В общественном сознании обаяние Максины ассоциируется с твоим шампанским. Она блистала в твоих телевизионных рекламах по всему миру. Ты вынужден будешь признать, что поменять образ фирмы не так легко, как сменить жену.

Чарльз выехал на виадук и еще больше увеличил скорость.

– Сменить жену тоже не так легко. Мой адвокат мне это уже объяснил. Можешь не беспокоиться, Максина получит достаточно денег.

– Но ей нужны не деньги, а ты, Чарльз.

– И, ты полагаешь, я в это поверю после того, что видел вчера?

– Я не знаю никого, кто бы сохранял верность мужу на протяжении столь долгого времени. И ты знаешь, что Максина любит тебя. И ты любишь ее. Только она может тебя рассмешить. Ты привык к ней, как малыш привыкает к своим пеленкам. И она мать твоих детей.

Воцарилось молчание. Чарльз, не говоря ни слова, вглядывался в дорогу. Джуди решила сделать еще одну попытку.

– Я думаю, Чарльз, тебя втянули в эту историю. И все, чего ты действительно хочешь, – это перевести часы на месяц назад.

Опять последовала долгая молчаливая пауза.

– И как, ты полагаешь, я могу из этого выпутаться? – спросил наконец Чарльз, когда машина уже подруливала к аэропорту.

– Тебе надо глубоко вздохнуть и сказать этой женщине, что не собираешься менять жену. Возможно, тебе придется заплатить ей. Годовая стипендия, думаю, ее вполне устроит. Найди ей работу – лучше оплачиваемую и более престижную. Объясни ей, что предоставляешь ей выбор – деньги плюс хорошая работа или ничего.