Кружево-2

Пэйган знала, чем был вызван этот бестактный выпад. Селма помогла матери превратить заложеное-перезаложеное имение в процветающий пансионат и теперь никак не могла смириться с мыслью, что в один прекрасный день Пэйган унаследует все.

– Дорогие, не приезжайте, я хочу побыть одна, – сказала Пэйган Джуди и Максине, и теперь она стояла одна под проливным дождем и смотрела, как гроб с телом сэра Кристофера опускали в жирную корнуолльскую землю.

Пэйган все еще не могла поверить, что мужа уже нет с ней и что после пятнадцати лет беспрестанных забот о его здоровье он оказался стертым с карты жизни одним неосторожным движением беспечного водителя.

После долгих и упорных трудов команда Кристофера была на пороге серьезнейшего открытия, но теперь успех ускользнул от мужа Пэйган, как сам Кристофер ускользнул от нее.

Ей казалось, что она смотрит на эту сцену издалека, будто с крыши часовни семнадцатого века. Все присутствующие, в том числе и она сама, представлялись ей крошечными, не больше кукол, в которых не так давно играла София. Когда священник произнес «пепел пеплу, пыль пыли», Пэйган задумалась, по какой иронической закономерности трава на кладбищах всегда такая сочная и зеленая?

Рядом София безмолвно плакала, закрыв лицо огромным отцовским платком.

– Прости меня, мама, но я не могу остановиться.

– Ничего, милая, отец бы тебя за это не осудил.

«А почему я сама не плачу?» – подумала Пэйган. Она заморгала глазами, пытаясь вызвать слезы, но слез не было. «Я должна плакать, – размышляла она. – Я потеряла единственного мужчину, который меня любил». Она стала вспоминать самые счастливые моменты, которые пережили они с Кристофером, но слезы не шли. Люди, смертельно раненные на поле боя, часто не чувствуют боли. Точно так же некоторые вдовы кажутся на удивление собранными, почти бесчувственными, только потому, что шок стал для них своего рода анестезией.

Неожиданно особо сильный порыв ветра вывернул зонтик и сорвал вуаль со шляпы Пэйган. «Какое злобное деяние со стороны Бога, – подумала она, – забрать Кристофера до того, как он закончил свою работу. И как только Бог мог так поступить со мной? Как он посмел? Я делала все от меня зависящее. Это несправедливо. Я не смогу примириться с этим. Да и с какой стати я должна мириться со столь откровенной подлостью? Я делала так много добра (Ну, во всяком случае, не делала зла… По крайней мере, меньше, чем другие). Чего еще Он хотел? Почему Он избрал меня своей жертвой?»

Когда церемония закончилась, Пэйган поднялась на свой любимый холм. Ее старая овчарка Бастер Второй скулил рядом, словно от сильной боли. Пэйган присела на мокрую деревянную скамью и вспомнила темный силуэт Кристофера, четко отпечатавшийся на фоне хмурого неба, когда он сидел на этой скамье во время их первой встречи. Неожиданно она вдруг почувствовала себя совсем незащищенной, как большой ребенок. Но не было ни боли, ни сожаления, ни отчаяния – ничего. Ее тело онемело. В уме роилась туча беспорядочных мыслей, они разлетались по всем направлениям, как стая запаниковавших птиц.

Непонятно, в связи с чем она вспомнила вдруг узловатые пальцы мужа, его круглую лысину и так раздражавшую Пэйган когда-то привычку громко жевать его любимые мятные лепешки. «Как посмел Кристофер оставить меня одну?» – возмутилась Пэйган и тут же испугалась своих собственных мыслей. И ей показалось, что она идет по бесконечно длинному черному туннелю – по беспросветному пространству отчаяния.

В течение следующих нескольких недель, когда ей приходилось встречаться с юристами, управляющими и поверенными в делах мужа, леди Свонн испытывала полную безучастность к происходящему. Потом она стала все забывать. Секретарь Кристофера тактично взял на себя организацию поминальной службы в церкви Святого Бартоломея в Смитфилде, после того как обнаружил, что вдова забыла позвать большую часть близких друзей мужа.

Каждое утро Пэйган с надеждой прислушивалась к тому, как опускают в почтовый ящик корреспонденцию. «Это неправда, этого не могло случиться на самом деле, – упорно повторяла она про себя. – Бог не мог так меня обидеть. Я же ничем этого не заслужила. Все это дурной сон, а Кристофер, должно быть, в эту самую минуту бреется в ванной».

– Как бы я хотела не чувствовать себя все время такой утомленной, – жаловалась она Софии. – И еще хорошо бы, чтобы в нашем доме не было так холодно.

Двумя днями позже, вернувшись из школы, София увидела, как ее мать – смертельно бледная, но с сухими глазами – роет яму посреди их роскошного сада. Рядом лежало бездыханное тело Бастера.

– Я забыла поводок, а глупая псина погналась за кошкой – прямо под мотоцикл. Только Бог ведает, чем мы заслужили две такие смерти за один месяц. Но дни Бастера и так уже были сочтены, ему ведь исполнилось двадцать.

Жизнь потеряла для Пэйган реальные очертания и представлялась зловещим сном, от которого она вот-вот надеялась пробудиться. Любые действия были бессмысленными. Люди тоже. Ничто не имело значения. Жизнь потеряла точку отсчета.

На следующее утро Пэйган остановила дорожная полиция, потому что ее старенький автомобиль несся по центральным улицам со скоростью около ста миль в час. Она долго не могла вспомнить регистрационный номер машины.

– В моей голове образовались огромные черные дыры, – попыталась она объяснить полисмену. Но он не понял.

– Мне кажется, дорогая, – сказала Пэйган вечером, обращаясь к Софии, – твой отец все-таки мог найти более подходящее время, чтобы нас оставить. Я понятия не имею, каким образом он собирался использовать деньги, полученные от премьеры Лили, а в его бумагах нет на это никаких указаний. Я же никак не предполагала, что все это свалится на меня одну. И что мне теперь делать? – Она кружила по их розовой гостиной, напряженно задавая себе одни и те же вопросы. С кем посоветоваться? Кто ей поможет? Кто знает ее прошлое, ее шуточки, ее страхи? С кем она будет встречать Рождество?

– Как же мне все-таки быть? – произнесла она вслух.

– Ты стала похожей на бабушку, – жестко заметила дочь в надежде, что эти слова, прозвучавшие почти как оскорбление, вернут мать к жизни. Но Пэйган их просто не услышала. Она взяла коробку шоколадных конфет и, включив телевизор, молча уселась на диван, погрузившись в созерцание телеигры. София, разрыдавшись, выскочила из комнаты. И вдруг Пэйган охватила настоящая паника. Она смотрела, как некая Мона из Нортона забирала свои богатые трофеи. «Что со мной? – испугалась Пэйган. – Почему я потеряла контроль над своими мыслями?»

Мона на экране картинно взвизгнула от радости, картинно упала в объятия мужа, а Пэйган все пыталась вернуть контроль над собственными мыслями. «Наверное, я схожу с ума, – решила она наконец. – Завтра надо будет пойти к врачу». Она не понимала, что страдает от классических симптомов переживания тяжелой утраты и что немало времени пройдет, прежде чем она сможет выбраться из туннеля смерти.

Но, войдя следующим утром в кухню, она решила к врачу не обращаться. «Нет никакого смысла спасать такого ничтожного человека, как я. Помощи врачей ждут действительно больные люди, и зачем же такой истеричке, как я, которая просто не может держать себя в руках, отвлекать их внимание?»