Крылатый воин

На бреющем направляюсь к линии фронта, а потом поднимаюсь выше и лечу к своему аэродрому. Скорость резко снизилась, потому что в левом крыле большая дырища. Наверное, снаряд зенитки пробил, а затем расширилась воздушным потоком или истребители добавили. В правом много узких отверстий.

При посадке на аэродром замечаю, что традиция соблюдена — самолет капитана Айриева и другие два уже на стоянке. Подруливаю туда же. Механик неотрывно смотрит на побитое левое крыло. Предполагаю, что подсчитывает, сколько сил и часов уйдет на ремонт. Прости, Аникеич, я не хотел!

Первым делом снимаю шлем, потому что голова мокрая от пота, и открываю фонарь. На крыле уже стоит оружейник Дима Баштырев.

— Ранен? — спрашивает он, намериваясь помочь мне выбраться из кабины.

— Нет, жду, когда Аникеич успокоится. Как бы не убил меня за такие повреждения, — шучу я.

— Вылазь, не бойся! — кричит снизу механик.

Я отдаю ему парашют и приказываю:

— Рисуй еще одну звездочку.

— «Мессер»?! — радостно спрашивает Аникеич.

— Он самый, — подтверждаю я.

На носу моего самолета с обоих бортов уже есть одна красная звезда, в центре которой написано белой краской «Ме-109». Если на аэродроме базируется еще какой-нибудь полк, мой «Ил-2» ставят ближним к ним, чтобы завидовали.

По новому приказу от семнадцатого июня мне положена премия в тысячу рублей за сбитый истребитель. Если бы завалил транспортник, получил бы полторы, а за бомбардировщик — две тысячи. Плюс по старому приказу — награда за два сбитых самолета, а вот выплату за них в полторы тысячи рублей отменили. Еще крайним вылетом с загрузкой в шестьсот килограмм бомб («сталинский наряд») я на одну четверть приблизился к премии в тысячу рублей за четыре таких.

32

Двадцать седьмого июня немцы атаковали Юго-Западный и Южный фронты. Я читал когда-то в будущем об ошибке Сталина, который решил, что летом будет продолжено наступление на Москву, и сосредоточил там основные силы. В итоге в нескольких местах фронты были прорваны. Враг вышел на оперативный простор. Местность здесь ровная, степи. Естественных препятствий мало. Зато и танковые колонны не спрячешь. Пыль, поднимаемая техникой, движущейся по степной дороге, заметана за несколько километров.

Мы атакуем втроем: капитан Айриев, лейтенант Горбулько на правом пеленге и я на левом. У каждого по шесть «соток» на подвесках. Они хороши против танков, если не сильно промажешь, и, что немаловажно, для исполнения «сталинского наряда». Под крылом четыре РС-132, у которых заряд девятьсот грамм, что при удачном попадании гарантирует подбитие танка. Удача не любит неуправляемые реактивные снаряды.

Запустив их, с пикирования сбрасываем бомбы на едущие впереди танки. На втором заходе снижаемся и бьем из пушек и пулеметов по передвижным малокалиберным зениткам, которые стреляют по нам, по грузовикам с пехотой, по танкам. Глядишь, какому-нибудь попадем сверху в моторный отсек и остановим. Потом сразу летим на аэродром Нижняя Дуванка.

Там суета, готовятся к перебазированию на аэродром Миллерово.

— Приказ из штаба армии: остановить немецкие танки любой ценой! Заправляйтесь, цепляйте бомбы — и в бой! — приказывает подполковник Пивенштейн. — Возьмите по две ФАБ-250 на внешние подвески и одну ФАБ-100 на внутреннюю. Все равно вывезти их не сможем, слишком тяжелые, придется взрывать.

— Лучше две «сотки», чтобы центровку не нарушить, — подсказываю я. — Лететь меньше десяти минут, сдюжим.

— Так близко?! — восклицает он.

Мы молчим.

— Больше шестисот килограмм нельзя, — напоминает командир полка, а потом машет рукой: — Ладно, берите две, но без РС-сов!

Я иду в землянку, собираю свое нехитрое барахлишко.

Во время заправки топливом все остальные работы на самолете запрещены, а сейчас на это забили. Полные баки заливают двадцать пять минут. Ждать так долго некогда, много другой работы по перебазированию. Оружейники, объезжая топливозаправщик, подвозят на специальных тележках и цепляют нам бомбы: сперва две ФАБ-100 на подвески в бомбоотсеках, потом ФАБ-250 на внешние, потому что такие большие внутрь не влезают. Дима Баштырев заканчивает укладу пулеметных лент.

— Готово, командир! — докладывает он и идет помогать с бомбами.

Я заталкиваю свой сидор с барахлом под сиденье. В кабине жарко, даже с открытым фонарем. Спрыгиваю на землю, подхожу к Армену Айриеву и Яше Горбулько, которые курят метрах в тридцати от самолетов.

— Лучше подняться хотя бы метров на шестьсот и оттуда скинуть в пикировании под углом тридцать градусов, — подсказываю я.

На бомбах взрыватели мгновенного действия, без замедления на двадцать две секунды, потому что техника успеет отъехать, а взрывная волна будет неслабой, нас зацепит, но, чем выше поднимемся, тем заметнее станем немецким истребителям и дольше будем находиться в зоне поражения зениток.

— Можно и выше, — предлагает лейтенант Горбулько, который будет лететь последним и получит больше всех.

— На месте решим, — произносит командир эскадрильи, нервно затягиваясь папиросой.

Мы опять выходим на ту же колонну немецкой техники. Она продвинулась вперед километров на десять от того места, где в первый раз попала под нашу раздачу. Истребителей противника в небе не видно. Наверное, не поспевают за наступлением сухопутных войск, поэтому мы пикируем с высоты семьсот пятьдесят метров, роняем сразу все тяжеленные бомбы и, медленно выравниваясь, летим дальше. После взрыва каждой «двухсотпятидесятки» самолет догоняет взрывная волна, основательно тряхнув его, но каждая следующая всё мягче. Делаем разворот, снижаемся ниже и добавляем из пушек и пулеметов. На это раз бомбы нанесли больше ущерба: и легли точнее, и заряд в два с половиной раза мощнее. В радиусе несколько десятков метров от каждой большой, черной, еще дымящейся воронки танки горели, или стояли без башни, или лежали на боку, а еще поражение осколками и разошедшиеся сварные швы.

По прилету на аэродроме заправляемся по-быстрому в третий раз. Раньше редко когда делали больше одного вылета в день. Летчики устают сильно, и самолеты получали повреждения. Сегодня на дырки от зенитных снарядов никто не обращает внимание. Можешь лететь — бомби.

— Возвращайтесь сразу на аэродром Миллерово, — приказывает командир полка. — Через несколько минут мы выезжаем туда.

В третий вылет сбрасываем бомбы с высоты пятьсот пятьдесят метров, потому что над нами крутят карусель наши и немецкие истребители. Отбомбившись, опускаемся на высоту сто метров, прочесываем колонну пушками и переходим на бреющий, маневрируя влево-вправо. Обзора назад нет, что там творится, не знаешь. Может быть, уже завалили Горбулько и сейчас примутся за тебя. Только отлетев километров на пятьдесят от места бомбежки, набираем потихоньку высоту, летим в Миллерово.

Там «воздушная пробка»: в воздухе кружат истребители «Лагг-3», дожидаясь, когда взлетят пикирующие бомбардировщики «Пе-2». Мы нарезаем два круга, после чего на вышке поднимают белый флаг, давая добро на посадку. Садимся втроем. В начале взлетной полосы сигнальщик с двумя белыми флагами показывает нам, где встать.

Двенадцатый боевой вылет закончен. Последние четыре со «сталинским нарядом». Сверлю дырку в гимнастерке под еще одну награду и расширяю карман под премию в тысячу рублей. Губу закатывать не собираюсь.