Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

Бомбили с горизонтального полета. Сперва скинули ФАБ-250, на взрывателях которых стоят замедлители на двадцать две секунды, и под углом десять градусов отправили реактивные снаряды по технике, чтобы поразить ту, что дальше от моста. Ближней и так достанется от бомб. После чего отработали из пушек и пулеметов. Когда нас догнала и легонько тряхнула взрывная волна, развернулись с набором высоты. Я увидел, что переправы нет, скинул ФАБ-50, которые придерживал на всякий случай, и отработал из пушек и пулеметов. Вираж, начатый над рекой, третий заход с отработкой по уцелевшим автомобилям, а четвертый, скорее, для фиксации проделанной работы.

Наверное, последние два были лишними. Если бы после второго

прохода отправились на свой аэродром, проскочили бы, считай, без потерь, но намолотили бы намного меньше вражеской техники, а так во время крайнего подлета к Дону я почувствовал сильный и болезненный удар в левое плечо возле сустава. Летний комбинезон в том месте порван, но крови пока не видно, и рука слушается. Слева в желтоватом плексигласе фонаря появилась дырка, через которую врывался воздух, наполненный запахом реки, освежающий.

Снижаюсь до ста метров, лечу по прямой к аэродрому Житкур. Выше правее замечаю темные точки в небе, летящие явно по нашу душу, опускаюсь до тридцати метров. Несемся над выжженной солнцем светло-коричневой степью, над домами станицы, полями с желтой стерней, над синей широкой Волгой. Немного отпускает, потому что теперь можно сесть, где хочешь. Рана болит все сильнее, и ткань возле нее потемнела от крови. До аэродрома еще минут пятнадцать, терплю, стараясь думать о чем-нибудь другом. Пытаюсь посмотреть, как там поживает моя эскадрилья. Наклонившись к стеклу фонаря влево и вправо, вижу обоих своих ведомых. Что с остальными, узнаю по прилету.

Даже во время первой самостоятельной посадки летательного аппарата на землю, я не радовался так, как сейчас, когда колеса коснулись взлетной полосы. Всё, теперь только дотянуть до стоянки, и мне окажут медицинскую помощь. На повороте отмечаю, что вернулись все, последние заходят на посадку. Подруливаю к Аникеичу, который неодобрительно крутит головой. Видать, побило знатно.

Я выбираюсь на крыло, спрыгиваю на землю и прошу его:

— Помоги снять парашют. Мне доже досталось малехо.

— У тебя рукав весь пропитался кровью, — сообщает он.

Я и сам это знаю, поэтому говорю командиру Второго звена лейтенанту Курчевскому, который подошел к нам:

— Собери ребят, проследи, чтобы фотометристы забрали пленки, и отправляйтесь на доклад в штаб, а я в лазарет, загляну к ним позже.

40

Лазарет располагался в деревянном срубе, разделенном на три части: смотровая-процедурная, слева от нее маленькая спальня с двумя кроватями для персонала и справа палата с четырьмя койками, сейчас пустовавшими. Здесь редко кто задерживался надолго. Оказывали первую помощь и в сложных случаях отправляли в больницу или госпиталь. Заправляла в лазарете военный врач третьего ранга (капитан, присваивали сразу имеющим высшее медицинское образование) Морозова Любовь Макаровна. Ей двадцать пять лет, крашеная шатенка с завитыми волосами средней длины, стройная, симпатичная, окончила Сталинградский медицинский институт, замужняя, неудовлетворенная, судя по тому, как сверху вниз смотрит на мужчин, включая тех, кто длиннее. Ее муж, военный врач первого ранга (подполковник), служит главврачом военного госпиталя в городе Ленинск, который километрах в пятидесяти от Сталинграда и ста от нас. Приезжал как-то на «виллисе». Пухлая истеричная размазня в круглых очках. Карьеру сделал, благодаря папе, который заведует какой-то военно-медицинской структурой в звании корпусной врач (генерал-лейтенант).

Медсестра помогла мне снять верхнюю часть комбинезона, под которым ничего не было из-за жары. Меня посадили на темно-синий деревянный табурет, и военврач Морозова, облаченная в белую шапочку с красным крестиком спереди и халат, начала вытирать подсохшую кровь вокруг раны ваткой, смоченной спиртом.

Сухой резкий запах смешивался с липким женским, заводя, несмотря на боль. Военврач Морозова почувствовала это и сделала мне еще интересней, пинцетом выдернув осколок — маленький кусочек серебристого металла, который звонко упал в металлическую посудинку. Я дернулся, но не издал ни звука.

— Потерпите, — сказала она. — Сейчас обработаю рану и перевяжу.

По запаху я узнал мазь Вишневского. Одним из компонентов ее является деготь, которым в северных странах лечили раны издревле. Боковым зрением смотрел, как военврач Морозова занимается раной и заодно на сиськи, обтянутые халатом. Лифчики уже придумали. Те, что делают в СССР, конической формы, и кажется, что у всех женщин сиськи острые и упругие. Заодно мысленно приласкал женщину рукой между ног. Она замерла, натянув широкий бинт, которым обматывала плечо. Я посмотрел в ее глаза, потемневшие, с расширенными зрачками, словно я действительно сделал то, о чем подумал. Блымнул энергетический заряд — и женщина потупила их. Я почувствовал, как ее пробило от замлевшего темени и до замлевшей матки, наверное.

— Что-то подать? — спросила медицинская сестра — девчушка восемнадцати лет, простенькая, как одноцветный ситец — когда пауза затянулась.

— Нет, — ответила военврач Морозова и закончила бинтовать плечо.

— Спасибо! — поблагодарил я и собрался, поддерживая нижнюю часть комбинезона правой рукой, отправиться в свою землянку.

— Вы останетесь здесь до выздоровления, — не глядя на меня, решительно произнесла она. — Катя, приготовь для него койку и принеси горячую воду, чтобы помылся.

На аэродроме были три землянки-бани: одна на два истребительных полка, вторая на бомбардировочный и штурмовой и третья женская, расположенная между столовой и лазаретом.

— Могу в баню сходить, — предложил я.

— Здесь я решаю, что можно, а что нельзя, — твердо произнесла военврач третьего ранга.

Ладно, помоюсь здесь и посплю на чистом.

— Тогда передайте подполковнику Пивенштейну, что я госпитализирован. Он ждет меня, — попросил я.

Командир полка заглянул ко мне перед ужином.

— Был уверен, что тебя ни пули, ни осколки не берут, а ты так подвел меня! — шутливо произнес он.

— Кто знает, может, маленькая беда уберегла от большой, — предположил я.

— Тоже так подумал, — произнес Боря Пивенштейн. — Во время второго вылета на твоих напала шестерка «мессеров». Одного сбили, Шашина, а Ильясов сел на вынужденную возле Степного, позвонил из сельсовета, что приедет утром.

После ужина, который, как и обед, мне принесла медсестра Катя на алюминиевом подносе, я выключил свет и лег в одних черных семейных трусах на застеленную кровать. Через закрытое окно комнату наполнял лунный свет. Косое вытянутое пятно лежало на полу в проходе между кроватями. В палате было душно. Под потолком нудел комар. Спать не хотелось, но и что-либо делать тоже. К ране притерпелся. Если не делал резких движений, не напрягала.

Военврач Морозова зашла молча, закрыла за собой дверь. Я подвинулся, предлагая сесть рядом, что она и сделала. От нее исходил аромат туалетного мыла «Ландыши». Я взял ее теплую руку. Не сопротивлялась, когда мягко согнул ее пальцы. Это самый лучший индикатор: если разрешает распоряжаться своими пальцами, значит, позволено и все остальное, но осторожно. Я запускаю руку между полами халата. Чулок нет, как и трусов. Раздвигаю ее теплые бедра и, наслюнявив пальцы, запускаю их ниже густой растительности на лобке, разлепляю большие губки и нежно вожу по клитору. Люба наклоняется ко мне, жарко целует в губы. Поднимаю раненую руку, чтобы могла лечь рядом, после чего действую энергичней. Кончает быстро, резко сжав бедра и вмяв мои пальцы в горячую липкую вульву.

Поделиться с друзьями: