Крыло бабочки

– К твоему сведению, люди так себя не ведут, – бурчу я, стягивая футболку.

– А кто сказал, что я собираюсь становиться человеком? – фыркает змей с таким презрением, что на секунду я аж жалею, что вообще на свет родился.

Какой-то жалкий смертный смеет тут говорить с самим Древним! Вообще нонсенс, вы че. Но без сарказма. Я реально на секунду ощущаю огромнейшую вину, что так и хочется встать на колени перед Сирениксом и попросить у него прощения, что человеческий род появился на свете. Змеевы штучки – хреновы штучки. А Торен тем временем осматривает мою спину.

– Уже проступило.

– Ты о чем? – строю саму невинность.

– У Музы на спине недавно проступило клеймо. Ты его видел.

Вау, да этот чувак прогрессирует. Мы уже достойны наших имён! Глядишь, скоро право на существование получим. И при этом я нифига не удивляюсь и даже не спрашиваю, откуда Сиреникс узнал об этом. Бесполезно же. Приходится кивать и слушать поток информации дальше. Змей либо грузит, либо выдает самый минимум.

– У Дафны на спине – такое же. У всех Винкс скоро проявится. Или уже проявилось.

Вот это поворот. То есть вся компашка вдруг странным образом заклеймилась. И явно прогрессируют: вляпываются в дерьмо уже тогда, когда сами того не знают.

– И какие соображения по этому поводу? – интересуюсь я.

– Я не вижу, – очень доступно объясняет Сиреникс, все еще осматривая мою спину.

– Ого-о-о-о, нет, ну я еще тогда подозревал, но чтобы та-а-а-ак... – мы с Сирениксом вздрагиваем и оборачиваемся. За ту стену, куда мы отошли “поболтать”, пожаловал гость. Хиш с раскрытым ртом и офонаревшим, но лукавым взглядом смотрит на нас, а потом обращается к Торену. – Тебя уже на сторону потянуло, а, муженек? – а затем уже ко мне: – Ты наконец-то понял, что себя надо принимать таким, какой ты есть, и не противиться природе!

Я знаю, что видит лучший друг Стеллы. Я с обнаженным торсом, Торен, который вовсю проводит прохладными руками по моей спине... Не то чтобы это особо тянет на гомосятину, но вообще...

– Вы бы хоть ради приличия не при девушках своих это делали! Или Дафна знает, змей? – у Хиша вдруг сверкают глаза, и я сглатываю. Сиреникс напрягается.

– Она не знает, безумный.

– Тоже мне проблему нашел, – пожимает плечами, как я уже правильно понял, Мификс. – Сотрем память, и делов-то.

– Ты же вроде как обещал больше не влезать в мою жизнь! – хриплю я.

– Ты мне уже это говорил. А, точно, ты же не помнишь. Ладушки. Так с чего бы тебя пригнало в Алфею, змей? М? – Мификс, ничуть себя не стесняясь, поднимается в воздух в своем человеческом мужском обличии и опирается плечами о стену, совершенно не боясь испачкать свой черный пиджак.

Торен тоже приподнимается в воздух, а я задумчиво ковыряю носком кроссовки землю, сложив руки за спиной, и чуть посвистываю.

– У светлой на спине – клеймо. У Аватары – тоже, – сразу с места в карьер начинает змей.

– Откуда ты знаешь?! – выпучивает глаза Мификс. – Следил, да?!

– У него тоже.

– Он фея? – сирин с сомнением смотрит на меня.

Сажусь на землю, кладу ногу на ногу и закидываю руки за голову. Эти же двое, совершенно не палясь, начинают обсуждать клейма на наших спинах, делиться своими впечатлениями и думать, что это вообще все может значить. А меня это дико напрягает. Раз уж они не знают... Так что, нахрен, говорить про нас? В конце концов, чуваки вспоминают, что тут еще как бы есть я. Да-да, сидит на земле никчемный такой человечишка.

– Я настаиваю, что мы должны стереть ему память! – тоном, не терпящим возражений, сообщает Мификс. – А то его нежная попка уже взрывается радужными фейерверками.

– Иди нахрен, – от души посылаю его я, – смотрю, это прям идеальное решение всех проблем. Стер память – и вообще нормас.

– А ты завидуй молча, – показывает мне язык сирин, – ну так что, змей?

– Мы идем разными дорогами, безумный. И я не приемлю твои методы, – да-да, это я заметил. Похоже, там у каждого Древнего пунктик на этот счет, они, походу, не только людей презирают, но еще и друг друга. Хотя у меня от общения с Мификсом тоже до сих пор волосы дыбом стоят, а внутри сердце колотится, будто бешеное, и меня окутывает страх – странный, бесконтрольный, беспричинный страх. Это злит, выматывает, выводит из себя, и я раздраженно клацаю зубами.

– Просто смирись, что я читателям нравлюсь больше, чем ты, – подначивает змея сирин. Какие читатели? Он вообще о чем?

– ...Но я согласен с тобой. Он слишком много знает. Сейчас лучше будет сокрыть его воспоминания.

– Э, а меня кто-нибудь вообще...

Но да, меня опять забыли спросить, и воспоминания уносятся прочь, будто обертки от конфет, подхваченные порывистым ветром. Исчезает Мификс, а мы возвращаемся к тому моменту, когда Сиреникс спрашивает, каково мне было в прошлом Земли. Усмехаясь, говорю, что дерьмово, но выжить можно.

Ночь за ночью. День за днем. Челси вдыхает сладкий дым и держится за руки двух фей, сидящих по обе стороны от нее. Ночь за ночью. Телом она здесь, в этой комнате. А душой там, на высших уровнях. Разыскивает Дракона. Часами сидит в надежде, что услышит Его голос. Она все ждет. И он, Улу, говорит за Него. Он – посланник Его воли. Он – прекрасная песня, что Дракон подарил Магиксу. Улу вещает мягко, без каких-либо нажимов. Он зовет за собой. И Челси идет, не смотря ни на что. Прошло не так уж и много времени. Но она уже изменилась. Где-то позади осталась Дестани и ноющее от несчастной любви сердце. Челси все чаще уходит в себя, сидит на уроках, машинально записывая за учителями, кидает атаки, но больше отстраненно улыбается и покачивается. Жизнь проплывает мимо нее, но Челси ровным счетом плевать. Она нашла свое место. Улу. То, что он показал ей. То, что открыл. Челси нашла себя и всякий раз приходит по собственной воле. В ее душе воцарилась гармония. Челси счастлива? Она не думает об этом. Она готова следовать за Улу, как верная кукла, слуга, качаться, вдыхая дым от волшебных трав, и душой возноситься к Нему.

Но сегодня что-то меняется. Сегодня обычное собрание прерывается. Ибо защищенная заклинаниями дверь открывается, и на пороге возникает Фарагонда. У директрисы замирает сердце, когда она видит круг из тридцати фей, трех мифических существ и прекрасного юношу с точеными чертами лица в центре. Улу поднимает на нее глаза и слегка улыбается, глядя Фарагонде в самую душу. Освещая комнату заклинанием, директриса решительно заходит внутрь и произносит:

– Что здесь происходит?

– То, в чем нуждается каждая душа, – улыбается Улу. Он всего лишь легонько дует губами, и все члены собрания замирают, так и не выходя из транса. Застывают, словно каменные статуи, стеклянными глазами смотря в пустоту. – Мы ищем путь к Нему.

– Это частная территория школы, молодой человек. Если быть точнее, территория учебного заведения, на которую вы незаконно проникли. Мне вызвать...

– Три тысячи шестьсот восьмое Откровение гласит, что ежели какое существо нашло себя способным приносить мысли свои в каком месте, так не может никто в том препятствовать ему. И никто не может согнать существо с места того.

– Вы вводите моих учениц в транс.

– Четыреста семьдесят третье Откровение говорит: бесконечны пути прихода к Нему, ежели открыл свой путь, может он обращаться к Нему этим путем и обучать других пути этому.