Крыло бабочки

Планшетник – в руки, фантазию – в зубы, и искать по разным топам ужастики, комедии или просто хорошие фильмы. Сколько мы уже так пересмотрели. И обязательно со вкусняшками. Я открываю стоящую на столе бутылку и жадно присасываюсь к ней губами, наслаждаясь прохладным зеленым чаем из ближайшего магазина.

– Ну-у-у... Ты не видел, как я дрочила, представляя тебя, когда мы еще не встречались.

– А ты дрочила на меня? – Рив явно заинтригован такой подробностью. Я одариваю его сладкой улыбкой.

– Да хер тебе, я пошутила.

– Угу, – кивнул Рив. – Отлично. А что еще ты расскажешь после стольких лет наших отношений?

– Я... – я уже готова ответить в его же духе, но внезапно перед глазами проскальзывают воспоминания. Те, что мне не то чтобы не хочется переживать снова, но думать о них... Мое лицо, наверно, меняется, но мне отчего-то все равно. То ли месяки сказываются, то ли еще что, но я переношусь в то время, когда была первокурсницей, ершистой, чувствительной и такой, черт побери, неопытной. И страдающей от несчастной любви, пока объект моих чувств бегал под действием заклинания за Дарси и про меня даже знать не знал. На втором курсе пришлось взять быка за рога самой, правда, делала я все неумело, часто тупила, да и Рив очень медленно шел на контакт, но в целом определенного прогресса мы достигли. И в конце того учебного года начали встречаться. Но, Дракон, сколько слез я тогда выревела в свою подушку, сколько было истерик, раздражений, тупых обидок и всего такого прочего. Были дни, когда мне тупо не хотелось жить, потому что, блин, настолько сильно я страдала от этих переполняющих меня чувств.

Это было дерьмовое время, откровенно говоря, мне было шестнадцать-семнадцать, и я порой думала, что моя любовь так и останется безответной, а мне всю жизнь придется страдать от того, что Ривен не отвечает мне взаимностью.

А сейчас мне двадцать два, и мы приплыли к тому, что я трахала его в жопу пальцами.

– Вспоминаешь, что было раньше, да? – примерно догадывается о моих мыслях Рив.

– Ну, вроде того, – не знаю, вызвано ли это месячными или просто я сама дала сбой. – Просто вспомнилось внезапно, как... – делаю паузу, а затем думаю, делиться ли с ним самым сокровенным: Риву, конечно, можно рассказать абсолютно все, но некоторые вещи настолько личные и настолько мои, что я просто боюсь доверить их другим людям. – Как мне... Было хреново и дерьмово, потому что ты не отвечал мне взаимностью, а я сама нихрена не могла ничего изменить, вернее, не знала как. Или боялась. Или не хотела. В общем, сходила с ума от несчастной любви.

Рив задумчиво проводит языком по внутренней стороне щеки – это так смешно выглядит со стороны – и садится рядом со мной на свободный стул. Он не шокирован, не удивлен, потому что наверняка о чем-то таком и догадывался. Другое дело, что мы оба прекрасно понимаем, что сейчас глупо вспоминать об этом. И уж тем более, наверно, глупо обсуждать.

Вот что ему на это сказать? Пожалеть? Попросить прощения за то, что не телепат и не мог прочитать моих мыслей? Не сомневаюсь, кто-то из парней сделал бы такую фигню. Возможно, раньше бы я даже пришла от подобного в восторг. Но сейчас я прекрасно знаю, насколько это будет звучать... Фальшиво. Именно. А что Рив может еще сказать в такой ситуации, даже не знаю.

– Расскажешь? – о-очень медленно моргаю и поднимаю глаза на Ривена. И ведь действительно, его лицо даже выражает интерес. С сомнением спрашиваю себя, а стоит ли? Но язык уже начинает болтать.

В итоге я в красках описываю свое дерьмовое состояние, когда мне было шестнадцать. Когда мне неожиданно приглянулся какой-то нелюдимый и грубый спец, который совсем не походил, казалось бы, на таких, как Скай и Брендон. Как я пыталась привлечь его внимание, не найдя другого выхода, кроме как демонстративно вертеть перед ним попой и мило пялиться на него. И как он моих намеков не замечал.

А потом я увидела его и Дарси в кафе, и вот тогда мир рассыпался на сотни осколков, я едва ли тогда могла сообразить, а потом ведьмы... И именно тогда у Блум случился первый неконтролируемый выброс ее божественной силы. В общем, я с упоением изворачиваю перед Ривом душу и, вспоминая некоторые ситуации, в которых я ревела и понимала всю тленность бытия, сейчас почему-то даже не могу удержаться порой от смеха. Да, сейчас ржать откровенно хочется, когда на ум приходят определенные моменты.

И ни разу Рив меня не прерывает. Просто слушает со своим непроницаемым лицом. Я искренне ненавижу это его выражение. Потому что невозможно угадать, о чем он думает. Я-то привыкла читать эмоции по лицам людей. Порой одни глаза могут многое сказать о человеке. В случае же с Ривом даже его глаза скрывают от меня его истинное настроение.

И когда я подхожу почти к самому концу, меня отчаянно раздирает любопытство, что же он скажет. Вариантов в голове крутится великое множество, и все же я не готова к тому, что он в конечном итоге произносит.

– Это действительно дерьмово, – соглашается Рив, пристально глядя на меня, – все, что ты пережила. Я не буду извиняться за то, что не отвечал тебе взаимностью тогда, но знаешь, слушая все это, я понимаю, что в некоторых моментах был той еще сволочью. Вот это реально стремно вспоминать и понимать, – он чуть прикрывает глаза, – но знаешь, я могу тебе точно сказать: этого больше не повторится. Ты это пережила, это осталось в прошлом. И это чертовски здорово. Просто оглянись назад, сравни себя нынешнюю и тогдашнюю, подумай о том, через что ты прошла, и пойми, что все хорошо. И того дерьма больше не будет.

– Я часто напоминаю себе об этом, – честно признаюсь я.

– Это полезно, – кивает Рив. – Чтобы избежать дерьма, нужно помнить, что оно было, есть и будет в твоей жизни.

По моим губам расползается улыбка.

– Да ты прям отличный психолог.

– Всегда пожалуйста. Обращайся.

– И от кого ты этого понабрался...

– Брал частные уроки у Мификса, – и мы оба смеемся.

И в этот момент мне становится чертовски хорошо, потому что я понимаю, как же здорово, когда есть место, куда можно прийти в любой момент, будь он самым адовым или самым прекрасным, что есть человек, который будет ждать тебя независимо от всех обстоятельств. И совершенно неважно, через какое дерьмо тебе пришлось пройти, прежде чем получить это. Потому что все, что мы делаем, всегда окупается.

– Я люблю тебя, – неожиданно произношу я.

– Я тоже тебя люблю, – вздрагивает Рив, – но слушай. Я адски хочу жрать. И пошли уже смотреть фильм.

– Раз уж нельзя трахаться, – бормочу я.

– Через несколько дней ты точно будешь скучать по этому моменту, – хитро обещает Рив. Я закатываю глаза:

– Поверь, я готова вытерпеть еще раз суд трансформаций, но не месячные!

====== Глава 48. Альянс Пяти Планет ======

Если бы она была человеком, ее брови непременно взлетели бы вверх. Баттерфликс замирает в дверном проеме, оглядывая комнату, в которой собственноручно заточила сирина. Со вчерашнего дня она очень преобразилась.

Скай. Сотни его фотографий украшают стены, сменившие свой цвет на нежно-голубой. Вообще все теперь выполнено в синих оттенках. Из динамиков на стене льется чарующий голос принца Эраклиона, обрывки из его различных речей, слова любви, адресованные, правда, Блум, а не сирину. Сам же Мификс лежит на животе на диване и, уткнувшись в планшет, что-то вдохновенно строчит, с молниеносной скоростью нажимая на сенсорные клавиши. Пару дней назад Баттерфликс разрешила ему выйти в интернет, немного разрушив изоляцию Мификса, потому что он все уши ей прожужжал про то, что фанфик, который пишут они с соавтором, ждет беттинга и нужно загрузить новые фотографии в ИнстаМагиксГрам. Поглощенный то ли написанием, то ли проверкой текста, Мификс ко всему прочему издает невероятно эротичные стоны, явно показывающие, фанфик какого рода находится у него в руках.

– Что это? – чуть напряженно интересуется Флай, не сводя глаз с фотографий Ская, подмечая, что некоторые из них еще и двигаются.

– О, Флай! – сияет Мификс, лениво и даже несколько небрежно отрываясь от планшета. – Ну как, нравится?

– Убери это, – она чуть поводит рукой, и комната возвращается в прежний вид.

– Ну уж нетушки, – цокает языком сирин. – Я же тут надолго, так что хочу иметь жилище с комфортом. Любимый всегда будет со мной!

И все вокруг снова преображается в соответствии с его предпочтениями. Баттерфликс это злит. Принц Эраклиона и так не вызывает у нее особо теплых чувств, но сейчас ее раздражение особенно обостряется, потому что сотни Скаев глядят на нее со стен, сотни Скаев видят Мификса двадцать четыре часа в сутки, и им, этим безжизненным фотографиям, не содержащим даже никакой энергии возлюбленного Аватара, сирин рад гораздо больше, чем ей.