Крыло Королевы

— Держи, — командую одной из швей. — Не отпускай, не то убьёшь её.

Бледная как мел женщина крепко сжимает руку Элары, закрывая рану, чтобы остановить поток крови. Хорошо. С этим разобрались. Но я всё ещё на прицеле.

Мне на глаза попадается пара ножниц с длинными, тонкими лезвиями. По чьей-то причудливой прихоти они были декорированы в виде цапли. Два лезвия как длинный клюв с очень острым кончиком, но не длиннее моей ладони. Я хватаю их с пола, куда их бросили в панике. Это всё, что у меня есть.

— Тревога уже поднялась, — спокойным голосом сообщает Петра, подходя ближе, выискивая место для удара. Убийца не предоставляет ей такой возможности. — Сдавайся. Тебе некуда идти, ты проиграла.

— Разве? — она скалит зубы и нападает на Петру, та готова блокировать удар. Я вскрикиваю, когда убийца резко меняет направление. Это обманное движение. Лезвия ножниц скользят по животу Петры, и стражница сгибается пополам, её ошеломлённое лицо вмиг бледнеет.

Нет. О предки, нет. Петра начинает опускаться на пол.

Убийца переступает падающую стражницу и направляется ко мне. На её лице в шрамах сияет выражение триумфа.

Я не думаю, не колеблюсь. Иначе смерть. Я со всей силы швыряю цаплю-ножницы в неё. Так, как я тренировалась в метании ножей, так, как учил меня Зендер. Это скорее мышечная память, чем просчитанное действие. Ножницы летят вперёд, как дротик, и попадают прямо в её правый глаз, вплоть до колец.

Убийца отшатывается назад, словно у неё отказали ноги, и с грохотом падает на пол.

Кто-то продолжает кричать, всё громче и громче, исступлённым высоким голосом, эхом отражающимся в моей голове. Я медленно поднимаюсь, волосы спадают на лицо. Я откидываю их назад, пачкая кровью на своих руках.

Кон и Шай врываются в зал, за ними их стражники. Я осторожно подхожу к убийце, корчащейся на полу. Мне нужно взглянуть в лицо девушки, чтобы понять, мертва ли она. И понимаю, что да. Её тело просто ещё не в курсе последних новостей.

Шай настигает меня первым. Крепко хватает мои руки, разворачивая прочь от напавшей. И жертвы. Этой… этой девушки. Такой маленькой, худенькой. Теперь она выглядит жалкой.

— Ты ранена? Она задела тебя? — отчаянно вопрошает он, настолько поглощённый паникой, что не замечает, сколько людей смотрит на нас. Он осторожно меня встряхивает. — Бел, ответь мне!

Бел. Не «принцесса». Бел.

Я отталкиваю его, замечая шок на его лице, который он быстро скрывает, когда замечает Кона, подоспевшего к нам. Не понимаю их беспокойства. Да не ранена я. Разве не видно?

Оглядываю себя и вижу кровь. Конечно, я знала, что она там есть, но не думала о том, как это выглядит со стороны. Она повсюду. Кто-то зовёт врача, а я пытаюсь вернуть себе голос.

— Она затесалась среди помощниц портнихи. Использовала эти… — киваю на большие ножницы, валяющие на полу рядом с рукой девушки, пустившей их в ход как оружие. — Петра пыталась остановить её, но…

Петра! Я втягиваю ртом воздух и оглядываюсь в поисках подруги.

— Я здесь, ваше высочество, — голос Петры звучит неровно. Она сидит на полу, рядом с ней опустился Джессем, выполняя функции полевого врача. — Царапина. Пострадала лишь моя гордость. Это моя вина, капитан. Я должна была быть внимательнее.

Шай мотает головой, и я нисколько не сомневаюсь, кого он винит во всём. Не Петру. Она сама прекрасно с этим справляется. Нет, Шай не винит её. Его здесь не было. Петра сделала всё, что было в её силах, достала клинок, чтобы защитить меня, но та девушка было слишком быстрой. Такой пугающе быстрой.

Но для Петры это не имеет значения. Она выглядит раздавленной, даже когда прибегает медицинский персонал, толпясь вокруг неё. Она поднимает взгляд на Шая, её сожаление написано большими буквами на лице. Петру беспокоит, что она не справилась со своей задачей, и Шай стал свидетелем её провала. Я хочу сказать ей, что это не так, но знаю, что Петра мне этого не простит.

Том помогает рыдающей Эларе подняться на ноги. К ним подбегает принц Джондар. Оба мужчины колеблются, стоя рядом с ней, как танцоры, забывшие движения. Элара едва держится между ними. Её рука всё ещё сильно кровоточит, и Джондар требует оказать медицинскую помощь и ей тоже.

— Бел? — голос Кона, как сталь, прорезается сквозь всю суматоху вокруг меня. Взгляд его зелёных глаз холоден, и солнечный свет вновь золотит его кожу. Ужас исказил его черты, и я не могу винить его в этом. Как я выгляжу сейчас? Как настоящая дикарка.

— У меня не было выбора, — пытаюсь оправдаться. Он выглядит ещё злее, чем я ожидала. — Я понимаю, что мы могли бы допросить её…

Визгливый, истеричный голос дизайнера перекрывает всё, как бешеная сирена.

— Она убила её портновскими ножницами! — как будто в этом самый страшный грех. В том, что я использовала портновские ножницы. Её трясёт с макушки до пят, но она не умолкает, продолжая верещать стражникам: — Просто швырнула их, прямо ей в глаз, насмерть!

Это звучит чудовищно из её уст. Ужасно.

Я, правда, это сделала?

Жёсткость исчезает с лица Кона. Ему плохо. Или хуже того, ему страшно.

— Она не ранила тебя? — я мотаю головой, сбитая с толку. Он колеблется, будто бы боится, что я сломаюсь от его неверного движения. Или что нападу на него. — Ты сделала то, что было необходимо. Ты выжила, — он поворачивается к стражникам рядом с ним: — Осмотрите тело и допросите всех швей.

И вновь переводит взгляд на меня. Пристальный, отчаянный.

Он протягивает мне руки.

А я вся такая в крови и в испорченном свадебном платье. Это хуже самой несчастливой приметы, хоть по вейрианским, хоть по антейским, хоть по каким бы то ни было ещё обычаям.

— Прости, — шепчу я. — Платье…

— Неважно. Ты цела? Уверена, что она тебя не задела?

Я качаю головой и позволяю Кону взять меня за руки и увести прочь с места резни. Стараюсь не смотреть на Шая и остальных.

— Я в порядке, — мямлю, чувствуя себя растерянной от всего этого внимания. Я просто хочу отмыться и переодеться. Выбраться из этого проклятого платья и стоять под струями горячей воды, пока не смою все воспоминания.