Крылья черепахи

– Вчера. Сегодня хотел, но забыл.

Феликс вздыхает, а по его лицу видно, что он думает о забывчивых.

– Ты его на всякий случай в полиэтиленовый пакет завяжи. Воздух влажный. Теперь твой мобильник – наш единственный источник информации, не говоря уже о связи.

– Думаешь, электричеству совсем каюк? – задаю я ненужный вопрос. Откуда нам это знать.

– Топляк, – неохотно говорит Феликс, подумав, помолчав и почесав в затылке. – Течение сильное, вот и стронуло со дна. Вон как мусор несет. Хороший разлапистый ствол – и обрыв кабеля. Очень просто.

Верит ли он сам в свою версию – сказать трудно.

Глава 3

У меня кончается тетрадь, поэтому я сделаю три вещи: во-первых, буду писать помельче, во-вторых, ликвидирую всякие там поля, верхние, нижние и боковые, а в-третьих, проигнорирую то, что считаю малозначимым.

К последней категории я отношу двое суток, последовавших за тем днем, когда мы остались без электричества. Кроме одной истерики, случившейся на этот раз с Надеждой Николаевной, одного скандала между Миленой Федуловной и Инночкой (Инночка легко вышла победительницей) и еще одной щуки, пойманной Матвеичем, за это время не произошло ничего интересного. Понятно, если не считать того, что вода подобралась к самому крыльцу и начала заглатывать ступеньки.

Никакого снега, понятно, не осталось и в помине. Дольше других держался осевший сугроб с северной стороны дома, но и его сегодня слизнула река. Левый берег затоплен очень основательно, березняк торчит из воды, как гигантский тростник, и конца-края разливу не видно. С правого берега беспрерывно стекает вода – ей уже мало оврагов и промоин, и она сбегает по всей длине берега, клокоча бурунами вокруг древесных стволов. Мария Ивановна назвала это явление плащевым стоком, и Леня важно с ней согласился – надо полагать, он знаком с этим термином. Поубивал бы умников! Да будь этот сток хоть плащевым, хоть плащ-палаточным, хоть макинтошным – нам с того не легче!

С сегодняшнего дня Матвеич стал забрасывать донки прямо из окон первого этажа.

Оттуда же все желающие, устроившись на подоконниках, удят мелкую рыбу. Последняя хлебная горбушка изжевана и слеплена в комок, из которого каждый, кому надо, может отщипнуть наживку на плотву. Окунь берет на глаз и рыбьи потроха. Мы не только обеспечиваем Матвеича живцами, но и пополняем ведро для ухи.

А кроме того, мы едим собачий «педигри». После бурной дискуссии с Миленой Федуловной бульдог Цезарь был обобран на две трети своих пищевых запасов. Ничего себе сухарики и летят незаметно, как семечки.

Сахара и сгущенки у нас уже нет. Но пока есть чай и немного кофе.

И водки.

* * *

С предпоследней, еще не залитой водой ступеньки крыльца я забросил в мутное течение Радожки почерневшее ведро и, ругая ненадежную веревку из простыни, осторожно добыл воды на очередную уху. Выловил и выбросил из ведра разбухшую сосновую шишку, попробовал из горсти воду, сплюнул. Уху можно не солить. И бьюсь об заклад, что второй кружки кофе сегодня никому не захочется.

Горячая вода в водопроводе иссякла позавчера, холодная – вчера. Предусмотрительный Феликс набрал воду в пятилитровую бутыль из-под минералки и велел нам мобилизовать всю пустую посуду и наполнить ее, пока из крана еще течет. Вовремя. Жаль только, что посуды у нас оказалось всего ничего – несколько пустых бутылок, несколько полиэтиленовых пакетов, по случайности не дырявых, и все. И эту воду Феликс приказал беречь, расходуя только в крайнем случае.

Вот и пьем солоноватый чай и кофе, морщась и плюясь. Не говоря уже о том, что приходится по двадцать раз в день бегать с ведром туда-сюда, чтобы наполнить туалетные бачки. Себе и обществу. Канализация еще функционирует, и на том спасибо.

Поставив ведро на разбухшее крыльцо, я смотрел на гладкий, чуть колеблемый течением водяной бугор, вздувшийся в десяти шагах от «Островка». Новый источник забил как раз на том месте, где два дня назад я стоял на берегу, вызванивая по мобильнику Мишку Зимогорова. Тогда там был берег...

А когда из-под земли бурно зафонтанировало, берега там уже не было, а было мелководье. Девственно-чистая струя горько-соленой мертвой воды казалась бельмом, незаконным инородным телом в мутных струях Радожки. Фонтан был красив, как красив еще и сейчас оставшийся от него водяной купол, но смотреть на него было неприятно и даже жутковато. Во всяком случае, увидев его, Надежда Николаевна взвизгнула, а Мария Ивановна положила в рот таблетку. Зрелище понравилось одному Викентию.

«Если у тебя есть фонтан – заткни его». Хорошо бы. Но чем?!

Я не удивился и не вздрогнул, когда в трех метрах от первого водяного бугра ни с того ни с сего поднялся второй. Просто всплыл со дна, как подводная лодка, отряхнул с себя грязную воду, растолкал мусор и заблистал чистотой. Он был пониже – то ли глубина там оказалась побольше, то ли напор слабее. Жаль, что, не искупавшись, нельзя проверить, соленая там вода, минеральная или пресная.

В холле горел камин, там ждали воду, а я стоял и думал. Уже сегодня вода прорвется в «Островок», это ясно. На спасение с того берега расчитывать не приходится: там те же проблемы. Судя по тому, что ночью больше не видно света фонарей, в основной части санатория тоже нет электричества и, весьма вероятно, питьевой воды. По всему видно, санаторий пока не собираются эвакуировать. Вчера на берегу, когда-то высоком, а теперь низком, шлепая сапогами по текучей воде, появился немолодой мужчина, и не успели мы прокричать ему о помощи, как он сам надрывно закричал нам: «Помогите! Помогите!».

Мы бы с радостью. Если бы могли.

Между прочим, «Островок» окажется в воде раньше, чем любой другой корпус.

Как говорится, твори, выдумывай, пробуй! Или сиди и жди, сначала в холле, потом на втором этаже, на чердаке, на крыше... А Феликс даже не умеет плавать...

Хотя нет, «Островок» не утонет, он из бруса.

Закрыть и заклинить входную дверь, забить щели тряпками, смазанными за неимением солидола конфискованным у женщин кремом? Нет смысла: максимум через час вода начнет вливаться в подвал снаружи точно так же, как сейчас выливается из него. Заполнив подвал до потолка, она ринется в башенку и коридор. Можно оборонять одну дверь, но на две у нас не хватит ни сил, ни крема. Все равно будем тонуть, только медленнее.

Нет, уйти в глухую защиту не получится...

Я кусал губы. Куда ни кинь – все клин. Труднее всего было поверить, что все это происходит не с кем-нибудь посторонним, а со мной. Вот так и влипают люди, как кур в ощип, – не до конца осознав и в глубине души не поверив... А если непосредственно под «Островком» откроются еще один-два фонтанирующих источника (плевать – пресных, соленых или минеральных)? Ведь они размоют фундамент к чертям собачьим! И привилегированный корпус раньше времени отправится в плавание. Как там у Марка Твена: «Вдруг видим: с западной стороны плывет целый дом»...

Никогда не мечтал о профессии моряка, даже в детстве.

Я прислушался. Внутри «Островка» раздавались тяжкие мерные удары – Коля выворачивал ломом паркет на топливо. Вчера, когда мы при помощи колуна делали дрова из резного панно, кроша в щепу деревянную фауну, было больше шума.

Выбрав из мятой пачки бычок подлиннее, я щелкнул зажигалкой и с наслаждением вдохнул дым. Экономить курево я начал еще позавчера, когда обнаружил, что осталась последняя пачка. Теперь: раз, два, три... шесть окурков и ни одной целой сигареты. Негусто...