Крылья черепахи

Позади открылась дверь и боднула меня в спину.

– Дай разок затянуться, – попросил Феликс.

– Может, стоит получше посмотреть в вещах покойника? – предложил я, пока он алчно заправлялся никотином. – Вдруг хоть одна пачка да есть...

– Борис Семенович не курил, – вздохнул Феликс. – Берег здоровье.

– А все-таки... – произнес я, замирая от вспыхнувшей надежды. – А вдруг?

– Знаешь что бывает вдруг? Кстати, я уже смотрел. Пусто. Хрен знает что!.. Десять человек в доме, а курильщиков всего двое! Матвеич, и тот не курит. Коля... ну, ему форму надо блюсти. Но Надежда Николаевна! Такая дама просто обязана курить – знаешь, тонкие такие сигареты с приятной отдушкой...

– А Инночка? – спросил я.

– Она-то курящая, но у нее нет, – хмуро сказал Феликс. – А если бы и были... Клянчить у женщин – это, знаешь ли, последнее дело...

Я вздохнул, соглашаясь, и отобрал у него окурок. Феликс тоже вздохнул.

Мимо «Островка» плыл мусор: размокшая бумага, какое-то несусветное тряпье, неизвестно почему держащееся на воде, куски пенопласта, очень много бутылок и одна накренившаяся ржавая бочка. Наверное, выше по течению река размыла свалку.

– Ты в стоматологии что-нибудь смыслишь? – спросил я и закашлялся, вдохнув жгучий яд тлеющего фильтра. Иприт.

– Зуб заболел? – холодно поинтересовался Феликс.

– Пока нет, – признался я, – но если мы здесь всерьез застрянем... Кх... кха! В общем, у меня там нерв убит, но не удален. Заменили мышьяк на какую-то гадость – гуляй, говорят, придешь через две недели. А я сюда приехал. Подумал, что где две недели, там и четыре...

– Дурак.

– Так заболит или нет?

Феликс посмотрел на меня с неодобрительным прищуром.

– Обязательно. Когда – не скажу, поищи лучше гадалку. Я ортопед, а на конечностях зубы не растут почему-то...

Послать его подальше я не успел – на крыльцо, как всегда, в пальто и пуховом платке вышла Мария Ивановна.

– Вы бы дверь прикрыли, – сказал ей Феликс. – Холл выстудим.

– Нет, лучше так, – улыбнулась она. – Там дышать нечем. Эти паркетины, они же на битуме... горят, правда, замечательно, но запах... Притом сегодня гораздо теплее, правда? И тумана почти нет...

Туман все-таки был, но сквозь него бледным пятном просвечивало солнце, и на текучей воде лежала смутная тень «Островка».

– Виталий, там ждут воду.

Я вздохнул и понес ведро в холл. Действительно, весело полыхающий в камине паркет распространял густое амбре. Проще говоря, вонь была та еще. Влажные ковровые дорожки в коридорах были скатаны. Мрачный Коля поддерживал физическую форму при помощи гнутого ржавого лома, посредством которого он избавлял пол на первом этаже от такого излишества, как паркетные половицы. Это было тем проще, что после первого потопа паркет вздулся, дав повод Лене полчаса распространяться перед Викентием о горной складчатости и синклиналях при умильном выражении лица Марии Ивановны.

Покажи геологическиму маньяку палец – и не спасешься от лекции о сталагмитах, кернах, пегматитовых жилах и генезисе кимберлитовых трубок.

Коля работал близко от двери первого номера. Слишком близко. Выворачивая паркет, он дышал глубоко и размеренно. Неужели за битумным запахом он не чувствует трупного? Дверь в первый номер далеко не герметична. В холле натоплено, и теплый воздух худо-бедно просачивается сквозь щели в запертый номер. Да и снаружи потеплело: не то до этих мест доплелся средиземноморский циклон, не то всему виной горячие ключи, черт бы их побрал. Даже я с моим навечно контуженным никотином обонянием за десять шагов от двери ощущаю запах тления, как служебная собака утечку газа...

Прав небезызвестный Савва Морозов: скверно, что завершение процесса жизнедеятельности связано с гниением... Для всех скверно.

Или это шалит воображение?

Может быть. Милена Федуловна вроде не жаловалась, а уж кому, как не ей, в первую очередь обратить гневное внимание на нехорошую отдушку в битумном амбре?

Бульдог Цезарь, не выгуливаемый со вчерашнего дня, слонялся по холлу, тыкался расплющенной мордой во все углы, оглядывался на хозяйку, жалобно скулил, то и дело примеривался задрать лапу возле стены и наконец задрал. Викентий с увлечением подбрасывал паркетины в камин. Надежда Николаевна смотрела на огонь, временами тяжко вздыхая. Матвеич, почистивший рыбу, держал за хвост последнего в сегодняшнем улове окунька размером с аквариумного меченосца и, как видно, мучительно соображал, стоит ли его потрошить.

Я дернул кадыком, а мой желудок пропел сложную музыкальную руладу. Есть хотелось непрерывно, и не только мне. Но не рыбу.

Никто не навязал мне новой работы, и я, великодушно решив не настаивать, вернулся на крыльцо. При моем появлении разговор между Феликсом и Марией Ивановной моментально смолк.

– Не помешаю? – с подозрением осведомился я.

Прежде чем ответить, Феликс помедлил всего ничего, но этой доли секунды хватило мне, чтобы люто его возненавидеть. Тут были какие-то секреты, и, похоже, он не был в восторге от мысли поделиться ими со мной. Со мной!..

– Не помешаешь.

– Спасибо, я тронут.

Сарказм пропал даром – Феликс его проигнорировал.

– Ливень снизу, – сказала Мария Ивановна, продолжая прерванный разговор. – Тот был сверху – дождь, а этот снизу. Представим себе, что он будет идти те же сорок дней и ночей, что и тот, библейский... Хотя вы же понимаете, Феликс: совсем не обязательно сорок дней. Может быть, сорок недель или даже сорок лет...

– Откуда возьмется столько воды? – хмыкнул я, одновременно покосившись на два водяных бугра, отчего мое хмыканье получилось не слишком саркастическим. – Грунтовые...

– Вода не проблема, – отмахнулась Мария Ивановна. – В земной коре ее сколько угодно, а в мантии еще больше. Все дело в том, что она связана в минералах... Да... Интересно бы узнать, какие силы заставили ее перейти в свободное состояние...

– Господь Бог? – ухмыльнулся я, ничуть не опасаясь обидеть старую учительницу. Безбожницу всегда видно.

– Помолчи, – бросил Феликс.

– Не исключаю и такого варианта, – к моему изумлению откликнулась Мария Ивановна. – Бог, дьявол, короче говоря, неизвестная нам целенаправленно действующая сила, весьма могущественная и, в отличие от персонажей христианской мифологии, не отделяющая агнцев от козлищ. Необходимость в персонификации очевидна, ибо, согласитесь, известные нам законы природы таких безобразий не допускают. Знаете, я начинаю склоняться к мысли, что покойный Борис Семенович был в чем-то прав... Я имею в виду его странную гипотезу о настоящих хозяевах Земли, мудрых, могущественных, но крайне неторопливых, погруженных в себя и очень недовольных людьми, – по их мнению, нахальными пришельцами извне...

– Вам он тоже успел рассказать о своей мании? – хмуро спросил Феликс.

Мария Ивановна покачала головой.

– Не мне – Леониду, а он уже мне. Кстати, Леня очень неглупый юноша, несмотря на... на его вид. Он считает, что все нефантастические гипотезы о причинах наблюдаемого нами катаклизма уже отпали, не выдержав проверки логикой, а среди гипотез фантастических эта по меньшей мере не хуже других...

– А главное, она все объясняет, – ввернул я. – Те же боги, только тупые. Тот же потоп, только вместо небесных хлябей разверзлись земные...