Крылья Севастополя

Двести боевых вылетов на дальнюю разведку - таков был к моменту нашего знакомства боевой счет одного из лучших воздушных разведчиков Черноморского флота. [142]

К тому времени грудь Владимира Василевского уже украшали три боевых ордена - это ли не убедительное доказательство его мастерства?

Ну а мы пока учились. Ловили каждое его слово, старались использовать его опыт в новой для нас работе. Правда, не всегда все получалось так, как хотелось.

Летчик Александр Рожков и штурман Иван Ковальчук до прихода в разведывательный полк уже успели пройти большую боевую школу. Еще в первые дни войны они со своей группой осуществили налет, поразивший дерзостью даже бывалых летчиков: днем, без прикрытия истребителей, повели группу МБР-2 на бомбоудар по военно-морской базе Сулина, проявив при выполнении задания хладнокровие, выдержку и мастерство. Удар был точным: потоплены транспорт, два сторожевых катера, несколько других судов. Наши самолеты без потерь возвратились на свой аэродром.

А тут едва ли первый их полет на разведку чуть не закончился катастрофой.

Экипаж получил задание: произвести воздушную разведку с фотографированием вражеского порта. Вначале все шло благополучно: быстро набрали заданную высоту и еще издали заметили четкие контуры порта. Легли на боевой курс. Видимость была хорошая, и штурман, глянув налево, где был расположен аэродром противника, ясно увидел две пары истребителей, идущих на взлет. Безусловно, на перехват разведчика. «Невелика беда, - решил он, - пока наберут высоту, мы успеем сфотографировать и уйти далеко в море, в безопасную зону».

Вот уже порт. Пора включать фотоаппарат. Ковальчук нажал на рычажок, но лампочка не загорелась! Аппарат не работал! Как же так, перед взлетом он лично проверил аппаратуру, она работала безотказно, а теперь… Что же случилось?

–  Саша, фотоаппарат не работает, веду визуальное наблюдение, - доложил он Рожкову.

Самолет уже над портом. Ковальчук внимательно смотрит вниз, запоминает расположение судов у причалов, а в голове одна мысль: «Что с аппаратом?» Вспомнились веселые слова Василевского: «Аппарат не работает - стукни его, может, испугается, замигает. Не замигает - хватайся за предохранитель, это он, гад, сгорел, заменить надо». Ребята тогда смеялись, но на ус мотали. И Ковальчук тоже. «А вдруг?» - мелькнула мысль. [143]

Порт прошли.

–  Отворот!
– скомандовал Ковальчук. А сам с тайной надеждой стукнул кулаком по коробке управления. Лампочка не реагировала. Он торопливо выдернул предохранитель, отбросил в сторону, не разглядывая, поставил новый. И лампочка весело замигала!

–  Аппарат работает!
– крикнул он Рожкову.

Самолет уже проскочил береговую черту, уходил в море.

–  Что будем делать?
– спокойно спросил Рожков.
– Пойдем на новый заход?

–  Взлетело две пары истребителей.

–  Черт с ними, авось проскочим, без фото возвращаться нельзя.

И Рожков, как заправский истребитель, заложил головокружительный вираж: надо спешить, чтобы успеть проскочить порт до подхода истребителей.

Снова внизу порт.

–  Аппарат включен, работает, - доложил Ковальчук.

Еще несколько секунд - и порт позади, можно выключать фотоаппарат, задание выполнено. И в этот момент раздался голос стрелка:

–  Сзади, на нашей высоте восемь «Фокке-Вульф-190», идут на сближение.

Восемь «фоккеров»! Новейшие истребители с самым мощным вооружением! Если догонят, разведчику не отбиться. Спасение одно - подальше в море. Рожков до отказа отжимает сектора газа, моторы с визгом набирают обороты, самолет дрожит от напряжения. На максимальной скорости, со снижением Рожков начал уходить в море, за ним - вражеские истребители строем фронта.

Двадцать долгих напряженных минут длилась эта бешеная гонка, двадцать минут летчик находился в величайшем напряжении, призывая все свои силы и умение, чтобы выжать максимальную скорость - от нее теперь зависела жизнь всего экипажа.

Берег остался далеко позади. Но и истребители подошли совсем близко. Ведущий - уже на дистанции огня. Стрелок поймал его в прицел, и самолет задрожал от длинной очереди крупнокалиберного пулемета. «Фокке-Вульф-190» резко отвернул от устремившихся к нему нитей трассирующих пуль и, помахав крыльями, лег на обратный курс, к берегу. Остальные последовали за ним.

–  Уходят! Видно, горючее поджимает, - доложил стрелок. [144]

Рожков облегченно вздохнул, убрал газ и только теперь вытер холодный пот, выступивший на лбу.

Через час они приземлились на родном аэродроме. В баках оставалось горючего на десять минут полета…

Но не всегда у разведчиков исход был таким счастливым.

В разведывательном полку мы снова встретились с Васей Мординым - его назначили командиром 1-й эскадрильи. Вася уже капитан, имеет два ордена Красного Знамени, орден Александра Невского. Немного посуровел внешне, а в остальном все такой же… «Авиа-Топтыгин» - так когда-то назвала его одна милая девушка Катюша. Но, думаю, что она просто не разглядела его как следует. Действительно, по виду Мордин несколько неуклюж. Всегда спокоен, сдержан, немногословен. Но в глубине души его постоянно таится скрытый огонь, и когда он вспыхивает, замкнутое сосредоточенное лицо Васи меняется. Летает он с новым штурманом - Дмитрием Грималовским. Прежний - Федя Волочаев - остался на Пе-2.

Теперь мы встречаемся часто, ежедневно, а то и по нескольку раз в день, и все же найти время, чтобы посидеть рядом, поговорить по душам, вспомнить общих друзей, - не получается. Новая работа поглощает целиком.

В одном из полетов с Васей случилась беда. Предстояло на «бостоне» разведать аэродромы и порты противника. Значит, пять часов напряженного труда. Но командир полка знал: у Мордина «железная рука», поэтому на самые ответственные задания по авиаразведке посылал именно его.

…Экипаж сфотографировал вражеские объекты в заданном районе, передал по радио результаты наблюдения, и вдруг неожиданно обнаружил караван вражеских судов.

–  Вызывай бомбардировщиков!
– приказал Мордин радисту Калинину.

Горючего оставалось мало, пора было уходить, но Мордин упорно ждал подтверждения, что радиограмма принята. И в тот самый момент, когда Калинин наконец сообщил, что бомбардировщики поднялись в воздух, раздался тревожный голос стрелка Колодяжного:

–  Слева четыре «мессера»!

Один против четырех! Мордин бросил самолет вправо, стал уходить подальше от берега, в скопление облаков. Спасительные облака были уже недалеко, когда «мессершмитты» догнали их самолет и открыли огонь. [145]

–  Товарищ командир, я ранен, - услышал Мордин изменившийся голос Калинина.

–  Крепись, дорогой!
– ответил капитан.

Машину вновь сильно тряхнуло, и Мордин услышал в наушниках стон тяжелораненого штурмана. Еще взрыв - и острая, жгучая боль свела ногу. Брызнули стекла на приборной доске. Чем-то обожгло правый бок. Вздрогнул и захлебнулся правый мотор. Самолет бросило вправо, но Мордин удержал его…

Вот и облака, теперь уже бесполезные. «Мессеры» отстали, но до своего аэродрома - сотни километров. От перегрева может выйти из строя второй мотор, а внизу - берег, занятый врагом.