Крылья Севастополя

Действительно, опомнившись после шока, вызванного дерзким налетом на Констанцу, фашисты перебросили к черноморским берегам Румынии несколько частей истребительной авиации, усилили зенитную оборону всех портов - и морских, и речных. На Дунае наносить удары с каждым днем становилось все труднее.

13 июля 1941 года воздушная разведка донесла: в дунайский порт Тульча пришли транспорты с войсками и техникой. Медлить было нельзя: Тульча - ближайший порт, где сосредоточивались фашистские войска для форсирования Дуная у Измаила и наступления на Одессу.

Летчиков, отдыхавших после полетов, подняли по тревоге. В штабе их встретил командир полка Н. А. Токарев. Он был необычайно суров.

–  Задание ответственнейшее, - сказал Николай Александрович.
– От его выполнения зависит жизнь сотен тысяч наших бойцов, а может, и судьба всего южного участка нашего фронта. Уничтожить транспорты надо во что бы то ни стало. Группу поведу я. Высота на боевом курсе - максимум две тысячи метров. Порт Тульча, вы знаете, сильно укреплен зенитками, рядом аэродром, к тому же цель - в глубине вражеской территории, так что внезапность налета исключена, воздушный бой, видимо, неизбежен. Считаю целесообразным также выделить один самолет [157] для подавления зениток. Их надо поразить точно, с небольшой высоты, особая ответственность тут ложится на штурмана. Предлагаю поручить это задание экипажу… - Он на секунду умолк, переводя испытующий взгляд с одного летчика на другого, и остановил его на Толмачеве. Штурман встал.

–  Экипажу капитана Семенюка, - сказал Токарев.
– Лучше капитана Толмачева этот район никто не знает.

–  Есть, - коротко ответил Толмачев.

…Уже больше часа они находились в воздухе. Шли пока общей группой. И вот - Тульча. Она раскинулась в том месте, где широкий Дунай, приближаясь к Черному морю, разрывается на три рукава. При подходе к Измаилу несколько пар истребителей И-16, покачав крыльями, подошли к группе бомбардировщиков и пристроились немного выше и чуть сзади, чтобы в случае необходимости отразить нападение «мессеров».

Толмачев не отрываясь следил за портом, высматривал зенитки. Он видел их и в прежние полеты, иногда даже наносил их расположение на карту, но все же основное внимание тогда уделял бомбометанию. Теперь задача иная: найти зенитки, снизиться как можно ниже и точно поразить их осколочными и фугасными бомбами, чтобы дать возможность остальным самолетам нанести прицельный удар по кораблям.

Близость цели заставила летчиков еще больше сжать строй, все внимание - на ведущего. Скоро боевой курс - открываются бомболюки. «Пора!» - решает Толмачев и коротко бросает летчику:

–  Отворот!

Бомбардировщик резко ныряет вниз, набирая скорость. Группа осталась выше, над облаками, а их самолет теперь идет к цели, прямо в пасть зверю. В считанные секунды проскочили молочную белизну облаков, под крылом мелькнула лента Дуная. Прямо по носу - квадраты городских кварталов на берегу широкой реки, огромные коробки транспортов у причалов. Толмачев уже видит характерные треугольники зенитных батарей с орудиями у каждой вершины, он знает, что и их самолет прекрасно виден с земли, но зенитки почему-то не открывают огонь, словно замерли.

«Почему молчат?
– мелькнула мысль.
– Неужели хитрят, ждут группу?»

Толмачев припал к прицелу, поймал батарею.

–  Влево пять!
– скомандовал он. [158]

И в этот миг раздался тревожный голос стрелка-радиста Егорова:

–  Слева «мессеры!» - И сразу же застучал крупнокалиберный пулемет: ду-ду-ду! ду-ду-ду!

Так вот почему молчат зенитки!

–  Так держать!

Одна кассета осколочных бомб ринулась вниз, навстречу зенитке. А Толмачев уже ловит новую батарею, наводит на нее самолет.

Неистово застучали оба пулемета стрелков, значит, и снизу подбираются «мессеры».

–  Спокойно, Саша, не промахнись!
– Это Семенюк. Голос ровный, неторопливый, словно они бомбят на полигоне, а не под атакой истребителей.

Сбросили еще одну кассету осколочных бомб, потом еще, еще. Полетели фугасные бомбы. Зенитки молчат. Голос радиста Егорова:

–  Еще пара истребителей.

И вдруг ликующий голос:

–  Есть один! Ага, гад, получил!

Самолет содрогается от пулеметных очередей. На левой плоскости мгновенно расцвело несколько «лилий» - снарядами «мессера» разворочен металл. Черная тень истребителя мелькнула под плоскостью, потом шарахнулась в сторону - «мессер» разворачивался для новой атаки…

Высота падала. Стрелка альтиметра уже приближалась к единице - всего тысяча метров отделяла самолет от земли. И в эту секунду сердце штурмана радостно дрогнуло: он увидел, как над транспортом взвился огромный огненно-черный столб и корабль начал оседать на правый борт. Поднялись взрывы и в других уголках порта. Толмачев понял: группа Токарева бомбит, удар по врагу нанесен точный, смертельный. Только сейчас ожили зенитки, но их бешеная ярость уже не страшна: поздно!

Теперь можно уходить.

–  Отворот влево!

Город, порт, река - все нырнуло в сторону, самолет лег в крутой разворот, уходя от опасности. Почти не переставая стучали пулеметы - стрелки отбивались от вражеских истребителей. И вдруг бомбардировщик вздрогнул всем корпусом, словно споткнувшись о невидимое препятствие, замер на мгновенье, и тотчас его нос, до этого опущенный вниз, начал медленно ползти вверх, пересекая горизонт. Толмачев почувствовал, как огнем обожгло в нескольких местах спину. [159]

«Неужели ранен?» - подумал он, но уже в следующее мгновенье забыл об этом: горизонт уходил все ниже, словно самолет оседал на хвост. Значит, скорость теряется, в любую секунду машина может сорваться в плоский штопор - самая опасная в воздухе ситуация…

Что случилось? Такого с Семенюком не бывало никогда.

–  Командир, командир!
– встревожился Толмачев.

Семенюк не отвечал. Штурман повернулся, глянул в щель под приборной доской и вздрогнул: Семенюк сидел бледный, из-под шлема струилась кровь, заливала глаза, сжатые губы. Руки обессиленно лежали на коленях, ручка управления свободно покачивалась…

Толмачев выхватил из зажимов штурманскую ручку управления, вставил в гнездо и что есть силы отжал от себя. Почти одновременно решительным движением левой руки двинул секторы газа вперед до отказа. Взревели моторы, нос самолета начал медленно опускаться, приближаясь к горизонту.

«Пор- рядок!» -процедил сквозь зубы штурман. До земли оставалось каких-нибудь несколько сот метров, но моторы уже работали на полной мощности, самолет слушался рулей управления. Толмачев потянул ручку на себя, вывел машину в горизонтальное положение, сбросил газ. Вот когда он с полной ясностью осознал, как необходимо штурману умение управлять самолетом!

«По закону» штурманам не положено водить самолет, в училище они не проходят курс пилотирования. Но на тех бомбардировщиках (таких, как ДБ-3ф), где имелось двойное управление - у пилота и штурмана, многие штурманы осваивали эту науку уже в частях. Сейчас это пригодилось.