Крылья
Шрифт:
Хорошо было бы взвалить раненого на плечо и бежать с ним к выходу, но кто знает, какие там внутренние повреждения? Решаю вообще его не поднимать, чтобы ничего не растрясти, а просто хватаю за руки и тащу за собой прямо по полу.
Пожалуй, зря вырубил связь, можно было бы попросить Риса открыть нам проход. С другой стороны, если он не идиот, то все это время следил за тем, что происходило на палубе, через камеру на моем шлеме.
Словно в ответ на мои мысли, переборка, отделяющая нас и жилую часть корабля, поднимается. Еще в процессе поднятия под нее, пригнувшись, проскальзывают двое в таких же скафандрах,
Переборка опускается на место. По громкой связи грохочет голос капитана, ведущего обратный отсчет, а затем объявляющего, что давление и баланс кислорода выравнены и можно снимать скафандры.
Медики суетятся над Лаки, снимают шлем, затeм прямо здесь, на носилках, срезают скафандр лазерными скальпелями. Работают быстро и слаженно.
Ладно, я все равно не медик. Поэтому сдираю с себя свой собственный шлем, бросаю под ноги, а сам сползаю спиной по стене на пол. Сердце ещё колотится, волосы и морда – мокрые. Хорошо мы сходили на «плевое» дело.
В коридоре появляется Морган; бросается к сыну, но ее просят не мешать.
Миранда послушно отходит, обхватив плечи руками. В мою сторону даже не смотрит – все ее внимание сейчас принадлежит Лаки. Увы, я тоже пока не в том состоянии, чтобы кого-то утешать.
В общем, сижу на полу и восстанавливаю дыхание.
Медики перестают суетиться, цепляют на Тайлера кислородную маску и уводят носилки из коридора. Морган уноcится с ними. Ко мне тоже подходит кто-то из медперсонала и спрашивает, не нужна ли помощь. Посылаю к черту.
Сейчас мне нужно поесть, поспать, а лучше выпить – я только что испытал самые долгие две минуты в своей жизни.
Мимо проходят ещё двое в скафандрах, на этот раз с чемоданчиком с инструментами. Видимо,идут герметизировать. Верно, у нас же час до «окна», нужнo все закончить.
Вот и пусть торопятся, а я ещё посижу.
Но моим планам не суждено сбыться, потому как перед моим носом появляется чья-то ладонь. Лениво перевожу взгляд: Рис.
– Отвали, а?
– прошу, поморщившись.
– Вставай.
Нет, этот точно не отвалит – все ещё протягивает мне руку. Хватаюсь и встаю.
Рис смотрит мне в глаза так пристально и серьезно, будто хочет прожечь во мне дыру или признаться в любви – даже не знаю, что хуже.
– Спасибо, – выдает.
– Век не забуду.
Угу, и его внуки тоже будут мне должны – долг чести, все дела.
– Отвали, - повторяю еще раз и плетусь в раздевалку.
***
Под холодным душем апатия отступает,и я понимаю, что в упор не помню, как дошел до своей каюты.
Наскоро одеваюсь и, как был, с ещё мокрой головой выхожу и отправляюсь в медблок. Нужно выяснить, что с Тайлером – пока не узнаю, не усну.
Морган, ожидаемо,там же. Правда, не внутри, а сидит в коридоре под дверью прямо на полу. Поза все та же – обнимает себя руками.
Подхожу и молча устраиваюсь рядом. Она – не говоря ни слова, - опускает голову на мое плечо.
– Что говорят?
– спрашиваю.
– Четыре ребра сломаны, oдно раскрошено,
прокол легкого, болевой шок, - рапортует, будто пишет служебный отчет: коротко, безэмоционально.– Прогноз?
– Не дают. Сказали, нужно оперировать. Пока готовят, после «прыжка» начнут.
– Все с ним будет нормально, – говорю уверенно и притягиваю Миранду к себе.
– Будет, - отвечает таким тоном, будто убьет своими руками любого, кто усомнится в выздоровлении ее сына.
Некотoрое время сидим молча. Коридор пуст,и нас никто не беспокоит. Медики не выходят, поэтому ждем.
– У тебя комм светится, – замечаю.
– А? – Морган приподнимает руку и возвращает ее обратно. – Эшли. Подходим к «окну». Наверное, хочет уточнить, действительно ли я в состоянии провести через него лайнер.
– А ты в состоянии?
– спрашиваю прямо.
У нее сейчас такое лицо, будто это ее едва не размазало по полу: бледное, осунувшееся, глаза лихорадочно блестят.
Миранда приподнимает голову; ловит мой взгляд, смотрит серьезно.
– Я всегда в состоянии совершить «прыжок», - отчеканивает и отворачивается; кусает губы.
Нет, не заплачет. По крайней мере, не сейчас.
Ее коммуникатор снова начинает светиться и вибрировать. На этот раз Морган принимает вызов, но даже не выслушав звонящего, произносит в микрофон:
– Буду в рубке через десять минут, - и обрывает вызов. Похоже, сегодня мы все накричали на ?иса, который, в общем-то, ни в чем не виноват.
– Пойти с тобой? – предлагаю.
– Все пассажиры должны быть в своих каютах на момент «прыжка», – все тем же мертвым голосом откликается Миранда; вставать тем не мене не спешит.
– Просто посиди со мной еще пять минут.
И я сижу. Только обнимаю крепче.
***
На следующий день снова сижу на лекции рядом с Дилайлой. Все как в прошлый раз: я борюсь со скукой, а девушка сосредоточенно конспектирует. Вoт только вид у нее больше не злой – бледная, с темными кругами под глазами. У меня вообще создалось впечатление, что она и пришла-то на это занятие, чтобы хотя бы на время отвлечься от суровой реальности.
Лаки вчера прооперировали и сообщили, что опасности для жизни на данный момент нет, состояние стабильное. Однако пациент в коме, и когда он из нее выйдет – неизвестно. Главный бортовoй врач объявил: все, чем он может сейчас помочь, – это обеспечить присмотр и должный уход за пострадавшим. О лечении, разумеется речи не идет – этим займутся лучшие специалисты уже на Лондоре.
Морган ночевала в медблоке. И судя по виду Дилайлы, провела ночь у койки Тайлера не одна.
– Как ты?
– спрашиваю шепотом, когда девушка перестает писать и откладывает ручку.
– Лучше всех, – огрызается; потом пеpедергивает плечами, будто от холода. – Прости. Я знаю, он жив только благодаря тебя. Я должна была тебя сразу поблагодарить, а не…
– Ерунду не говори, – прошу.
– Не надо делать из меня священного оленя. Любой бы на моем месте поступил так же.
– Не любой, - не соглашается Ди, качая гoловой.
Ладно, хочет быть мне благодарной – пусть будет. Спорить сейчас не имеет смысла. Тайлер поправится – и разберемся.
***