Крым-2. Остров Головорезов

Телеграф выдавал такие коленца, что завидки брали, но «Маро­дер» заводиться не желал. Положение сложилось по-настоящему опасное и глупое: погибнуть от клешней крабов еще нелепей, чем от кошачьих когтей и зубов. В полосе прибоя зашевелилось нечто с канализационный люк. Бандеролька смотрела как зачарованная: на тонких, подгибающихся ногах (которых почему-то оказалось с дюжину, многовато для краба) по мелкой гальке, переваливаясь, ступает взрослая особь. Клешни у нее были с кисть Бандерольки и выглядели достаточно острыми.

― В машину! — рявкнул Стас. — Держим оборону. А не то они нас на крабовые палочки порубят!

Телеграф перебрался в салон и, перевалившись животом через ветровое стекло, продолжил манипуляции с устройством. Стас втащил внутрь Бандерольку, сунул ей саперную лопату:

― Сбивай!

Мелочь по автомобилю не карабкалась, а вот твари покрупнее решили препятствие не обтекать, а штурмовать. Когда первый му­тант влез на дверцу, Бандеролька от неожиданности присела и за­визжала, и только потом скинула его, ткнув лопатой. На место упавшего пришло три свежих. Стало ясно: так не выстоять.

― Телеграф, миленький! — взмолилась Бандеролька. — От нас судьба цивилизации зависит! Сделай уже что-нибудь!

― Да вскипел он, вскипел, понимаешь? Только ждать, пока остынет. Если я смогу потом завести движок. Ну, Уткин, ну, изо­бретатель...

Стас размахивал черенком лопаты, как древний богатырь — ду­биной. Крабы падали десятками, но количество их только росло, как и размеры — неторопливо и неотвратимо из морских глубин ползли обещанные твари «размером с дом», с джип, во всяком слу­чае, точно. И все побережье в поле зрения шевелилось.

Неожиданно чихнул двигатель, «Мародер» окутался облаком черного дыма.

Телеграф, не закрывая капот, рухнул на сидение, дернул рычаг переключения скоростей, повернул ключ, выжал педаль.

― Бандеролька! — рявкнул он. — Смотри на дорогу и командуй, куда рулить, я ни черта не вижу!

Бандеролька поднялась, уцепившись за раму. Автомобиль тряс­ло и подкидывало, крабы хрустели под колесами, как семечки на зубах. Появились птицы, точнее, то, что по традиции называлось «чайками» после Катастрофы. Бандеролька знала, что раньше чай­ки были другими: без зубов и чешуи, зато с перьями. Нынешние походили на предков (хотя Кайсанбек Аланович утверждал, что произошли они не от птиц, а от рептилий) только размерами и крыльями. Кожистыми такими крыльями, как у нетопырей. Ну и клювы имелись с зубами в три ряда.

Чайки для людей опасности почти не представляли — не считая случаев, про которые упоминал Стас, когда выклевывали глаза или пальцы поедали. Сейчас они охотились на крабов — с исто­шными воплями пикировали на пляж и взмывали, унося в лапах и клювах добычу — мелочь, конечно.

Дорога, к счастью, была достаточно прямая. «Мародер» разо­гнался, капот хлопал на ветру, дребезжал, Телеграф приглушенно матерился, рискуя прокусить язык, Бандеролька командовала:

— Прямо, на одиннадцать часов, на час... Не на половину второ­го же! — автомобиль едва не вылетел в канаву.

Впрочем, он вряд ли перевернулся бы, а шоссе было в таком со­стоянии, что без разницы — по нему или по сопкам.

Дорога плавно изгибалась, крабов стало намного меньше, и Стас предложил:

— Тормози, Телеграф. Хоть капот закроем.

Остановились. Обернулись.

Темно-голубое небо над морем кишело чайками. Ор стоял — хоть уши зажимай.

— Хорошо, что нам не надо обратно пока что, — заметил Теле­граф. — А дальше дорога идет в стороне от моря. Мы как раз въез­жаем на Керченский полуостров.

Бандеролька вытащила карту и уставилась в нее. Ближайший к Феодосии населенный пункт — поселок Приморский — они про­скочили, не заметив. Шоссе забирало левее, в глубь полуострова, но пейзаж вокруг оставался тем же: невысокие холмы, синее небо, и никаких деревьев. Даже оливы не попадались. Это слегка обе­спокоило Бандерольку, но причину беспокойства она поняла не сразу, а когда разместились в «Мародере» и не спеша продолжили путь.

— А запас дров у нас большой? — спросила Бандеролька.

Повисла напряженная тишина, прерываемая загадочными звуками мотора. Листоноши не привыкли путешествовать на «самоходной печке», как в сердцах обозвал детище ученого Уткина Теле­граф. Для коней всегда был корм, автомобили же «питались» тра­диционным бензином. Поэтому о запасе дров попросту никто не подумал.

— Твою ж казачью мутантоматерь за левое копыто! — вдумчиво сообщил Телеграф. — Ах, чтоб тебя раскукожило и закукожило, свинтус ты, Уткин, морда твоя изобретательская! А предупредить?!

— Сами хороши, — заметила Бандеролька, озираясь в поисках топлива. — Эдак мы до Керчи не дотянем. А ближайший лес, если верить карте, аж на Казантипе.

— Есть еще Северокрымский канал, — заметил Телеграф. — Во­круг него тоже могут быть деревья. Хотя он вроде пересох. А мо­жет, и не пересох. В общем, свернем в районе Ленино, там посмо­трим.

— Далеко Ленино?

— Километров тридцать, ерунда, за час доберемся.

«Мародер» шуршал по дороге, Бандеролька со Стасом любова­лись окрестностями, Телеграф рулил. Места были совершенно безлюдные, а главное, не контролируемые ни одной группиров­кой. Наверное, так получилось потому, что засушливый и мало приспособленный полуостров даже до Катастрофы никому не был нужен.

Листоноши забирались сюда нечасто, поэтому никаких слухов о Керчи среди них не ходило. Про историю славного города Банде­ролька тоже ничего не знала.

А вокруг все было обыкновенное. Изредка попадались разва­лины, покинутые сразу после войны и до сих пор не обжитые. Один раз дорогу перебежала то ли собака, то ли мелкая лисица День едва перевалил за середину, и у Бандерольки появилась на­дежда закончить путь засветло, переночевать уже в Керчи. Дол­жен же быть предел человеческому, то есть листоношьему, неве­зению?

Где-то через час Телеграф свернул к Ленино, и за очередным хол­мом открылся непривычный для Керченского полуострова вид.

Наверное, некогда здесь проходил Северокрымский канал, об­мелевший после Катастрофы — вода с материка больше не посту­пала по естественным причинам, но зимние дожди худо-бедно на­полняли канал, превратившийся в мутную и мелкую речушку. По берегам буйно росла зелень. Бандеролька обрадовалась было, ре­шив, что уж здесь-то дров будет достаточно, но Телеграф досадли­во крякнул и снова выругался.