Крымские истории

Долго, затем, болела и как же я был счастлив, в ту пору – молодой полковник, увидев, как на неё смотрит мой любимец, командир разведроты Владимир Пушкин, двадцатипятилетний капитан, трижды орденоносец – сделал всё, по моему разумению, что было возможно, чтобы они тут же, в Афганистане и соединили свои судьбы.

Помню даже, что подарил им полное собрание сочинений Александра Сергеевича, да портрет любимый – молодой и обворожительной Натали, с высокой причёской и ангельским лицом».

Все эти картины сегодня прошли перед моими глазами, после столь неожиданных слов цыганки.

К жизни меня вернул её голос:

– А что же ты звезду Героя не носишь? Она святая и её стыдиться тебе не надо. Я даже вижу эту картину, как ты, на Саланге, спасал людей, попавших в беду.

И. как мать – к сыну, проронила, едва слышно, почти шепотом:

– Сердечный ты мой, сколько же ты их вытащил на себе?

– Двадцать восемь, – не давая мне ответить, сказала она.

– Двадцать восемь пацанов. Ты им спас жизнь. Вот в этом был твой главный подвиг в жизни. Выше его уже не будет.

– За это и воздаст тебе Господь.

Эти слова переполнили край моего несказанного изумления:

«Что это, откуда это, как ей дано всё это знать и чувствовать, и понимать?»

В это время в ресторанчик под шатром вошла цветочница.

И не успел я даже сообразить что-либо, как моя странная и необычайно интересная спутница сегодняшнего вечера, красиво засмеявшись, произнесла:

– А ты не сдерживай себя. Ты ведь хочешь подарить мне букет цветов. А мне так хочется его от тебя получить.

Я скупил у торговки цветами все багровые розы и повинуясь неведомому чувству и неведомой силе, встал на колено возле неё и положил эти розы на её яркое, в маках, платье.

– Вот за это – спасибо. За честь спасибо. Жалею, что табор не видит. Ни одной цыганке не выпадала такая честь.

И она нежно, как мать, поцеловала меня в лоб и в глаза.

Легко и грациозно поднялась из-за стола, фигурка у неё, несмотря на пробежавшие уже длинные годы, была девичьей.

– А теперь – прощай. Мы не увидимся более с тобой никогда. Но я всегда буду молиться за тебя и просить Господа о его милости. Благодарю тебя за те минуты высокого счастья, что ты мне подарил. Ох, генерал, и почему ты мне так поздно встретился, – и она красиво засмеялась, обнажив свои белые зубы.

– Знай же, скажу последнее, она сегодня ищет тебя, но не знает ещё о тебе. И душа её ещё в потёмках. Она, не зная даже об этом, не даёт ей свободы и прозрения, возможности проснуться.

Словно наставляя меня, заключила:

– И рядом с ней, ты на это не обращай внимания, пустышка. Это не её мужчина. Она просто обманывается. Скоро прозреет.

Покачала головой, дотронулась до моего плеча рукой и сказала:

– Ты тяжело этим переболеешь, но другого пути, если ты действительно хочешь быть счастливым, у тебя нет.

– Только она, единственная, может стать твоей судьбой. И никто иной более. Запомни это. Я от всего сердца говорю тебе это.

И она, неожиданно для меня, поклонилась мне до земли, даже правую руку выбросила вперёд и коснулась ею моих ног и тут же – словно истаяла.

Не ушла, не удалилась, а на самом деле истаяла в наступивших сумерках.

Больше я её не видел ни разу, хотя искал по всей Ялте и всегда, завидев цыган, устремлялся к ним навстречу.

Один раз, старая, с дымящей трубкой в руках цыганка, сама меня остановила и сказала:

– Не ищи её генерал, не надо. Это судьба твоя с тобой говорила. И встретилась с тобой. А искать её не надо.

И часто я с той поры, а был в Ялте ещё дней десять, чувствовал на себе взгляд пронзительных и красивых глаз моей гадалки.

Но когда я шёл к ним навстречу, словно мираж, словно дымка истаивали они в людской толпе и невыразимая грусть при этом наполняла моё сердце.

Когда же я пришёл на прощальный ужин в любимый ресторанчик, на столе, где мы ужинали с цыганкой, лежал букет багровых роз.

И знакомая официантка, так и не сумев побороть растерянность и робость, тихо мне сказала:

– Это Вам велели передать. Она была здесь сегодня. На минуточку. И сказала, что Вы непременно придёте сегодня в ресторан.

И словно это что-то для меня значило, торопливо добавила:

– А знаете, она даже не в цыганском одеянии была. В красивом и строгом костюме. Посидела за столом, на Вашем месте и передала Вам этот букет цветов, а ещё – вот это. Она велела, чтобы эта вещица всегда была с Вами, – и она протянула мне какую-то необычную изумрудную пирамидку, опоясанную золотым ободком.

Я взял подарок в руку. И блаженное тепло, спокойствие и уверенность сразу же разлились по всему моему телу.

И тут я увидел её глаза из темени:

«Прощай, генерал. Ты будешь счастлив. Поверь мне. Господь помилует тебя и сохранит…»

***

28 декабря этого же года я встретил Её. Свершилось предсказание моей гадалки. Составила моё счастье женщина несомненных достоинств, равно выстрадавшая право на счастье.

Но это уже совсем другая история.

И я, давно не удивлявшийся ничему, обращаю к моей спасительнице слова искренней благодарности и восторженной признательности:

– Спасибо тебе, цыганка. Я ещё, оказывается, живой. И дано мне великое счастье – любить и быть любимым, хотя жизнь уже далеко повернула на осень.

Так, я это знаю точно, любят последний раз в жизни. Не хватит сердца больше, так как оно всё, до капли, отдано той, которая стала единственной. Спасибо, милая цыганка.

***

Наши души бессмертны

и они нас хранят всегда,

если мы не предаём память,

и не утратили совести.

И. Владиславлев

ЧАЙКА

Всегда, приезжая в отпуск к родителям, я шёл на этот утёс.

Казалось, что тут примечательного – голая скала, взметнувшаяся над морем, без единой травинки, уходила далеко в безбрежную синеву и века уже, стояла недвижимо в этой благословенной тиши.

И всегда, с юных лет, а ныне – и осень, глубокая, занялась над головой, надо мной парила чайка.