Крымский цугцванг 1
Шрифт:
Дмитрий Сергеевич постарался скрыть изумление на лице. Похоже, если он сейчас он вытащит из кармана пистолет, то его собеседница ничуть не удивится. Хотя, надо сказать, он уже начал привыкать к своему новому положению. Если человеку сто раз сказать, что он великан и у него уши квадратные, то на сто первый он может и поверит. Особенно если это говорит хорошенькая женщина.
Под ее жарким взглядом он решился, скосил взгляд на табло часов, висящих над входом. Половина шестого.
— Жулавски не говорил вам, до которого часа он может меня ждать?
Сазонова покачала головой.
— Я позвоню ему?
Дмитрий
Мария Ивановна вытащила из сумочки фон и довольно долго разговаривала с корреспондентом, объясняя ему положение. Затем перевела взгляд на Романова:
— Для того, чтобы статья попала в утренний номер, он может ждать до половины одиннадцатого, после этого интервью будет никому не нужно.
У них еще больше четырех часов. Целая прорва времени. А там, глядишь, и министр появится.
— Вы не покажете мне Темзу? — закинул удочку Романов. Поему бы ему не завести романчик с еще недурной англичанкой пусть и русского происхождения.
— А почему бы вам просто не позвонить Ларионову? — Выступила с ответным предложением практичная Мария Ивановна. — Дадите интервью и освободитесь от этой проблемы. А потом мы, так и быть, прогуляемся по берегу Темзы. Хотя сейчас не тот сезон, но уж так и быть.
Простая мысль не пришла в голову Романову лишь потому, что он долгое время не имел мобильного фона — мобильника в просторечии. Радикальный в науке и в политических взглядах, Дмитрий Сергеевич был очень консервативен в бытовой сфере. Он, наконец, купил его в текущем году, но все еще не привык пользоваться и зачастую забывал дома.
Он вынул из кармана мобильник, задумался. Разумеется, номера фона Ларионова у него не было, но ему как-то звонил уже в Лондоне его секретарь (кто ему дал его номер, интересно? Его никто не знал — ни на работе, ни среди знакомых, гордо числящихся друзьями. Воистину возможности ФСБ безграничны) и номер секретаря, разумеется, остался в памяти фона.
Осталось надеяться, что Невоструев не пошлет его подальше. Это негативно скажется на его имидже. Или, по крайней мере, — он скосил взгляд на задумчиво попивающую кофе Марии Ивановне, — на знакомых женского пола.
Впрочем, Дмитрий Сергеевич до сих пор не понимал свой статус и авторитет. Невоструев не только не послал его ни в какие отдаленные дали, но и рассыпался в извинениях и, конечно же, надиктовал номер.
Ларионов, судя по набитому рту и жующему виду на крохотном экране фона, ужинал. И наверняка вместе с президентом.
Узнав Романова, он извинился, дожевал и вопросительно замолчал.
Просьба Дмитрия Сергеевича прокомментировать ему официальную позицию для того, чтобы дать интервью, была как бальзам на душу министра.
Он коротко, но емко, оговорившись, что говорит не все, выложил ему позицию правительства. Глупым Ларионова не назовешь, это уж безусловно.
Поблагодарив министра, он положил фон обратно в карман. Теперь пора поговорить с Марией Ивановной относительно визита к ним журналиста.
Жулавски прилетел мгновенно. Кажется, он просто болтался неподалеку от гостиницы в ожидании, когда его респондент созреет. Или в Лондоне изобрели пресловутую нуль-транспортировку, о которой прожужжали все уши фантасты.
Они снова устроились в полутемном фойе, в зоне отдыха, где тяжелые кожаные диваны отрезали от остального мира небольшую часть пространства.
Мария
Ивановна, как и в прошлый раз, отказалась с ними идти, сославшись на срочную заботу. Дмитрий Сергеевич только теперь догадался, что уходит она не из-за возникших проблем, а чтобы не мешаться под ногами и слышать лишнее.Впрочем, она сделала правильно и хватит о ней. Надо сосредоточиться.
Роскошные диваны приняли их в свои объятья. Жулавски, похоже, также настраивался на боевой лад. Он задумчиво размял в руках кубинскую сигару, понюхал. Раньше бы закурил ее. Но в наши безникотиновые годы лишь разочарованно положил ее в небольшой портсигар на пару сигар и забросил во внутренний карман пиджака.
Вместо этого он вытащил диктофон и вопросительно посмотрел на Романова:
— Начнем?
Дмитрий Сергеевич кивнул.
— Как вы оцениваете итоги сегодняшнего дня?
Вопрос был стандартным, но Дмитрий Сергеевич так и не решил, как на него ответить. Оптимистично порадоваться вместе со всеми, что количество живых членов обеих делегаций к концу дня не уменьшилось или пессимистично предаться меланхолии о противоречивости позиции сторон?
Надо было, как и в прошлом интервью, ограничиться парой тем. А то сейчас журналист разгуляется. С другой стороны, снявши голову, по волосам не плачут. Он ответил дипломатично:
— В ходе этого дня переговоров я еще раз убедился, что обе стороны представляют европейские страны.
Жулавски, разумеется, не удовлетворился таким уклончивым ответом. Он хохотнул дипломатичности слов и принялся раскапывать второй и прочие этажи многослойного ответа Романова.
Ну, здесь Дмитрий Сергеевич был на коне.
— Я, как вы знаете, историк. Мне лучше известна дипломатия столетней давности, чем годичной. И сегодня я испытал комплекс дежа вю. Будто оказался я в начале ХХ века, еще до революций 1917 года, и смотрю на борьбу двух империй — Британской и Российской.
Понимаете, — он принял задумчивый вид, — мне кажется, к середине ХХI века это противоборство кита и льва потеряло свое значение. Даже в рамках НАТО. Появилось множество проблем вне этой сферы. Международный терроризм, проблема сырья, космос. А наши политики — российские и английские — до сих пор по привычке жуют старую жвачку — кто кого выше.
Я еще могу понять российских политиков. Россия только полвека назад вернулась в цивилизованный мир и ей до сих пор отрыгается коммунистическая жвачка, но понимать позицию правительства Ее Величества я отказываюсь.
С этой точки зрения сегодняшние переговоры безрезультатны и бесполезны. Ну, за исключением того, что наш президент и ваш премьер познакомились лично.
Жулавски решил, что настала очередь следующего вопроса.
— Будь вы на месте премьер-министра правительства Ее Величества, что бы вы сделали?
— Мне трудно говорить, — начал отнекиваться Дмитрий Сергеевич, — ведь я нахожусь в рядах противоположной делегации. — Потом перешел в атаку, — но в целом у меня создалось впечатление, что наши оппоненты на данный момент просто не желают видеть Россию в Европе. Увы, но это так. Все красивые слова о цивилизации, об изменившейся России являются только прелюдией к тезису, который начинается со слов «к сожалению, демократические институты России слишком слабы», а заканчиваются словами «мы не можем…». Понимаете?