Крымский излом 1994. Записки свидетеля.
Шрифт:
Ну, ничего, посмотрим. На душе у меня все равно было хорошо: кончилось мое одиночество.
Ночь прошла без сна. Все думал о девчонках. Они же в своей комнате трепались всю ночь (потом полдня отсыпались). Утром позвонил в Гурзуф и дал телеграмму матери Жени о ее благополучном прибытии.
И затем началось!
Первое неприятное известие: мой врач Малахов ушел из поликлиники. Я взвесился (59 кг. с обувью) – потерял за две недели 2,5 кг. Вот так отдохнул!
Второе: съездил на кафедру зря – моя лаборантка Лена на работу не пришла.
Позже ко мне домой явился Панайот с предложением «арендовать» мою машину (с шофером, т.е. со мной). Вечером девчонки ушли «в гости». Сидел один и просматривал газеты…
11 июля. На Украине во втором туре победил Леонид Кучма (52%).
…Настроение мое ухудшалось. По ночам стояла духота. Сон был прерывистый. Девчонки сегодня не ночевали дома (?). Я съездил на работу. Получил деньги за колледж, сделал новые прикидки по учебной нагрузке. Затем заскочил на «курсы» (здесь еще получил деньги). Поговорили с Леонидом относительно его идеи о создании отделения Киевского культурологического центра. На обратном пути купил на рынке новую клетку для Лорки. Пёрся с ней пешком по жаре по всей Кировской улице. Пообедал «супчиком» с квасом. Но отдохнуть не удалось, пришли девчонки. Вечером «майор» Виктор не приехал, несмотря на договоренность. Не показывались ни Альберт, ни Карпова. Что бы это значило? Ирина, похоже, круто загуляла в Москве. У Жени с Викой – «свои дела». Так, что, похоже, до меня, по-прежнему, никому не было дела. Начал читать, по рекомендации Ирины, «Поющие в терновнике»…
***
Вообще к литературе мое отношение сформировалось не сразу. В школе, как и все, я познакомился с основными произведениями русской и советской классики. Благо, что в то время издавалась дешевая «Школьная библиотека». Но все-таки в школьные годы я больше увлекался книгами «военных приключений» и морских путешествий. Однажды мне повезло: в одном из дальневосточных гарнизонов оказалась великолепная библиотека дореволюционных книг по истории русского флота и великих морских путешествий. Я таскал эти огромные фолианты домой и читал их запоем по ночам. Магеллан и Колумб, Крузенштерн и Беллинсгаузен, Амундсен и Скотт и многие другие первооткрыватели мира были моими кумирами. И тогда у меня появилась мечта стать моряком, чтобы увидеть этот загадочный мир. Позже начали выходить «подписные» издания Жюль Верна, Джека Лондона, Майн Рида, Фенимора Купера. И хотя наша семья не могла получить такую подписку (тогда она была только для «избранных»), у меня все-таки была возможность познакомиться с этими книгами. На всю жизнь у меня осталось воспоминание о завораживавшем предвкушении «открытия» нового тома. Таким же образом в старших классах я узнал о зарубежной классике: Диккенс, Бальзак, Золя, Голсуорси, Фейхтвангер и другие. В девятом классе в поселковой школьной библиотеке я неожиданно открыл для себя Вальтера Скотта и Вильяма Шекспира, которые потрясли мое воображение. Их произведения пробудили у меня серьезный интерес к истории.
Но после школы, на несколько лет наступил такой период в моей жизни, когда мне было не до «серьезных» книг. Не способствовали развитию моего литературного образования и напряженные студенческие годы. Дай бог, было вычитать хотя бы программный «минимум» по истории философии и сдать вовремя бесконечные английские «тексты». Хотя, конечно, кое-что я все-таки читал. Именно в эти годы я увлекся Достоевским и Хемингуэем, которые мне были понятны и близки. Ленинград располагал к суггестивному восприятию романов Достоевского. Я просто ощущал, как описанные им сюжеты происходили здесь «вчера». Поразительно, что у этого писателя я не нашел ни одного «реального героя» (кроме автора), зато его персонажи были потрясающими по своей убедительности психологическими портретами своего времени. Когда отец увидел у меня в руках «Идиота», он меня предупредил: «смотри, от этой книги действительно можно сойти с ума». И я его понял. Произведения Достоевского нельзя было читать как «реалистические романы». В последствие меня очень забавляли те советские «литературоведы», которые пытались выдать Федора Михайловича за «критического реалиста». Значительно позже я нашел его адекватное литературное кредо. Достоевский был единственным русским писателем-экзистенциалистом (отчасти ницшеанцем) в то время, когда даже в Европе никто, (кроме одного чудака-датчанина) не знал, что это такое…
Я был счастлив, когда во время пребывания на Кубе (в конце 60-х) я посетил дом Хемингуэя, в котором еще
присутствовал его дух. Хемингуэй меня покорил тем, что я впервые понял, что может быть «реальная литература» (не придуманная «реалистическая») - о реальных людях, о реальных судьбах, о реальных событиях, - и оставаться талантливой литературой. В советское время бытовало презрительное - «хемингуэйщина» (например, в адрес Константина Симонова) среди «литераторов», которые не могли понять и принять бешеной популярности американского писателя в нашей стране…В начале 70-х (годы аспирантуры) у меня появилась возможность познакомиться с другими современными зарубежными авторами: Стейнбек, Апдайк, Ануй, Сэлинджер, Фитцджеральд и многие другие. Тогда был в моде журнал «Иностранная литература» и было просто неприлично не знать этих писателей. В минуты свободного времени, - в метро, в трамвае, в электричке, – я с удовольствием читал их произведения, хотя понимал, что это – о «другой» жизни. В те времена, когда поездка за границу была невозможна для простых «советских граждан», эта литература распахивала окно в неизвестный нам мир. Но в отличие от столь же популярной тогда «фантастики», этот мир действительно существовал…
После защиты кандидатской диссертации у меня неожиданно появилось много «досуга», которым я решил воспользоваться для восполнения «пробелов» в моем литературном образовании. По «филологическим» учебникам я составил «пятилетний план», по которому прочитал практически все шедевры «мировой литературы» от Софокла до Акутагавы. Как раз тогда начала выходить одноименная литературная серия, хотя я далеко вышел за ее границы, удивляя библиотекарей своими заказами. Параллельно я не упускал из виду новинки современной литературы, отслеживая их по «толстым» журналам, (а также по полуподпольному «самиздату»). Так, я узнал Солженицына и много новых имен. Такие были времена? быть вне культурной жизни было неприлично.
Потом наступили другие времена, и стало не до «серьезной» литературы. Но осталось увлечение зарубежным детективом, где тоже была своя классика: Конан Дойль, Агата Кристи, Жорж Сименон и многие другие. Эта литература всегда доставляло мне, если не интеллектуальное, то эстетическое удовольствие…
***
…Приступил к чтению (на испанском) первого тома книги Арнольда Хаузера по «социальной» истории мировой культуры (из библиотеки, вывезенной из Никарагуа). Очень толковая книга! Да и испанский язык уже давно было пора восстановить.
Девчонки днем отсыпались, а вечером «гуляли». Заезжал знакомый гаишник («вольнослушатель» из Джанкоя), привез ящик алычи (в знак уважения). На работе, наконец, получил «отпускные». Рассчитал деньги по расходам. Вроде бы сходилось, если не произойдет ничего непредвиденного…
13 июля. Все СМИ трещат о победе Кучмы и Лукашенко. Реакция Ельцина явно «сдержанна». Крымский политес замер в ожидании.
…Вечером прошел короткий, но сильный дождь (впервые за месяц). Весь день меня не оставляло предчувствие приезда Ирины. К чему бы это?
В четверг утро началось с визита Ирины!
Я сел за Хаузера и в это время раздался звонок. Конечно, из головы вылетел заготовленный жесткий сценарий встречи, хотя короткую «вставку» я все же успел сделать. Огонь в ее глазах сразу же погас. Очевидно, ожидание встречи было иным. Мне были вручены галстук («под цвет глаз») и шоколадка. В общем, все должно было быть, как обычно. Но… Ее впечатления от поездки – самые оптимистичные и, конечно, «нужно ехать опять». Предложение себя в «попутчики» было встречено без восторга.
После обеда я заправил машину бензином и заплатил за квартиру. Женя к вечеру вроде бы отошла от шока (узнав об Ирине), но выпроводить девчонок в Гурзуф не удалось. Вечером продолжал читать австралийский сентиментальный роман. Ну, до чего же он чувствительный! Так долго объяснять, почему героиня наконец-то переспала с героем…
Альберт, наконец, привез из ремонта холодильник.
На следующий день приехала Ирина. Посидели с ней на балконе. Пили вино и говорили, говорили, говорили. Договорились до того, что разошлись молча. Ей это не понравилось. Конечно, всё было бы хорошо, если бы оставалось, как было. Но я уже знал, чем это «хорошо» кончается. «Мужчиной на ночь» я уже не хотел быть. И хотя потерять ее было бы очень жаль, но продолжаться это так, тоже не могло. Пусть думает…