КРЫсавица

— Прости меня, — пискнула я, виновато отводя глаза.

Хотелось добавить что-то ещё, но проклятые слова разбежались быстрее тараканов от включенного света.

Бернардо озорно мне подмигнул, а потом скорчил нарочито серьёзную гримасу и протянул мне руку. Я подавила короткий смешок и пожала своей лапкой краешек пальца Бернардо, на большее, сами понимаете, крысиной лапки просто не хватило.

— Отлично, — падре Антонио широко улыбнулся, — а сейчас, когда топор войны наконец зарыт, Бернардо, будь добр, принеси Каталине бальное платье. Сеньорита идёт на свой первый бал!

А ведь падре Антонио прав. В моей жизни было много вечеринок, званых приёмов и прочих мероприятий различной степени замороченности, но бала, с прекрасными девушками в пышных платьях в духе Скарлетт, галантными кавалерами в украшенных вышивками камзолах, кружащими своих партнёрш по натёртому до блеска паркету под живую музыку, не было ни разу. Почему? Это уже не важно.

— Падре, — я охнула и всплеснула лапками, так стремительно повернувшись к священнику, что чуть не упала на пол, — я что, пойду на бал?

На изрезанном морщинами лице старика не дрогнул ни один мускул, только в глазах мелькнуло что-то вроде лёгкого удивления. Ну да, признаю, вопрос идиотский, но я только сейчас по-настоящему стала осознавать размер надвигающейся катастрофы.

— Что тебя тревожит, дитя моё? — мягко спросил священник, успокаивающе беря меня на руки.

— Я ни разу в жизни не была на балу, — выдохнула я, — я ничего не знаю!

— Ты умеешь танцевать вальс?

Я удивлённо посмотрела на старика и переступила с лапки на лапку:

— Танцевать я умею, это не проблема. Точнее, проблема не в этом. Мне же нужно будет что-то о себе рассказывать, да и с этикетом я не особенно дружу. Там, откуда я… прибыла… — я замялась, подбирая слова.

— Общество Лос-Анхелеса довольно миролюбиво и снисходительно, — падре Антонио с лёгкой задумчивой улыбкой устремил взор куда-то в далёкие дали, видимые лишь ему, — здесь много прощают, особенно дебютанткам.

Кхм, учитывая, что у нас дебютантками называли девочек четырнадцати-пятнадцати лет, я под это определение явно не подхожу.

— По поводу же своей истории не беспокойся, я назову тебя своей воспитанницей.

— А у почтенной публики не возникнет вопросов, откуда у вас появилась воспитанница? — подозрительно уточнила я. — И где вы скрывали её столько лет?

Падре Антонио негромко рассмеялся:

— Поверь мне, дитя моё, в Лос-Анхелесе не принято задавать вопросы священникам.

Глава 10

Эстебан Рокхе всегда чувствовал себя на балах как привыкший и зимой и летом бегать босиком деревенский мальчишка в подаренных ему новых ботинках. Вроде бы и тепло, и красиво, а всё равно что-то мешает, давит, жмёт и сковывает движения. Вот и сейчас, в гасиенде да Ла Вега сеньор Рокхе всё сильнее ощущал себя лишним на развернувшемся перед ним празднике жизни. Впрочем, не он один. За приветливой улыбкой молодого дона Диего, в честь возвращения из Испании которого любящий отец и устроил столь пышное торжество, проницательный сеньор Рокхе безошибочно угадывал скуку и нетерпение.

— Разве можно скучать на столь блестящем празднике, дон Диего? — Эстебан с лёгкой улыбкой, призванной скрасить возможную бестактность, покачал головой.

— Ах, сеньор Рокхе, — Диего страдальчески вздохнул, — когда сердца всех прекрасных сеньорит покорены разбойником в чёрной маске, что ещё остаётся?

— Не всех, — Эстебан ловко подхватил с подноса пробегавшего мимо слуги два бокала. Один протянул Диего, а из второго с удовольствием отхлебнул сам, — сеньорита Эсперанса, между нами говоря, страшно разгневалась на Зорро за то, что он истоптал клумбу. И даже сказала, что если этот разбойник ещё раз сунет свой лисий хвост в её владения, она спустит на него собак.

Диего возблагодарил небеса за то, что не успел сделать глоток из бокала, иначе благородное старое вино точно бы застряло в горле словно старая кость, и не сдержал изумлённого восклицания:

— А мне сеньорита Эсперанса всегда казалась скромной и доброй девушкой!

Пожалуй, даже излишне скромной, но, как оказалось, этот тихий омут обильно заселён разнообразной и далеко не всегда безопасной живностью.

Эстебан жёстко усмехнулся одним уголком губ и негромко заметил:

— Что же ещё ей оставалось, если она в родном доме жила на положении то ли приживалки, то ли бедной родственницы!

Диего был полностью согласен с этим дерзким, безусловно выходящим за рамки хорошего тона, но при этом смелым и искренним парнем, только вот образ светского щёголя и книгочея подразумевал совсем иную реакцию.

— В нашем обществе принято считать, что сеньорита Эсперанса является воспитанницей дона Рамиреса, — поджав губы, чопорно заявил Диего. — И мы искренне восхищаемся доном Рамиресом, поскольку…

— Он запросто мог вышвырнуть девчонку на улицу, — хмыкнул сеньор Рокхе.

— Сеньор Рокхе, Вы говорите возмутительные вещи! — Диего оскорблённо вскинулся, решив не ждать более благоприятного момента для завершения беседы с человеком, чья проницательность становилась опасной.

— Я говорю правду, — устало вздохнул Эстебан, — но если Вам она не по душе, может быть поговорим о Зорро?

В этот раз Диего даже притворяться не пришлось, гримаса отвращения и недовольства сама собой появилась.

— Я Вас умоляю, — сеньор де Ла Вега небрежно взмахнул рукой, — только не это! Давайте лучше поговорим о Вас, ведь Вы, если не ошибаюсь, новый человек в нашем обществе? Давно Вы прибыли из Испании?

Сеньор Рокхе подобрался, словно тигр перед прыжком:

— А кто Вам сказал, что я из Испании?

Диего удивлённо захлопал глазами и деланно рассмеялся:

— А откуда ещё к нам приезжают столь блестящие кабальеро!

Эстебан сузил тёмно-серые, сейчас казавшиеся почти чёрными глаза, внимательно изучая стоящего перед ним кабальеро.

«А мальчишка-то не так глуп, как кажется на первый взгляд, — отметил для себя сеньор Рокхе. — И фигура у него не учёного, а воина, привыкшего к пешим и верховым прогулкам, вон, ноги какие мускулистые! И сутулости, характерной для учёных нет, как и близорукости, присущей всем книгочеям».

— Вы правы, дон Диего, — чувствуя, что пауза затягивается, медленно произнёс Эстебан, — я действительно прибыл из Испании.

— О, — оживился Диего, не терявший надежды узнать хоть что-нибудь существенное о человеке, которого все местные кумушку готовы были обвинить во всех смертных грехах и самых страшных преступлениях, начиная с предательства Иисуса Христа. — Я так и знал, что у нас найдётся тема для совместных воспоминаний!

— Вряд ли, дон Диего, — сухо ответил сеньор Рокхе, — в Испании мы точно вращались в разных кругах.