Крысиная башня

Они прибыли к бабушке около восьми, и Татьяна долго шепталась с ней на кухне, пока Славик пил чай с бутербродами перед телевизором. Свекровь разрешила остаться. Татьяне было перед ней стыдно, но она терпела, потому что так было лучше для ребенка.

— Он не знает, где вы живете, — сказала Татьяна. — Славик пусть в школу не ходит какое-то время — ничего, потом наверстает, он умный мальчик.

— А как же ты? — с тревогой спросила свекровь. — Как же на работу?

— На работу я ходить буду, иначе не прожить. Я не знаю, что делать, я очень, очень виновата.

— Не вини себя, — сказала свекровь, — все прошло. Хорошо, что одумалась. Мы справимся.

Татьяна посмотрела в ее уставшие, поблекшие глаза и заплакала от облегчения.

Пиликнул мобильный телефон. Она машинально откинула крышку и взглянула на экран. Там было написано: «СДОХНИ, СУКА!» Рука дрогнула, телефон упал на пол и ударился о плитку. Крышка отскочила, вылетел аккумулятор. Татьяна бросилась подбирать, но свекровь остановила ее.

— К лучшему, — сказала она. — Купишь новый. И новый номер.

Ехать на работу было очень страшно. Троллейбус подошел к конечной остановке, когда утренняя темнота еще до конца не рассеялась и свет фонарей смешивался с серой предрассветной полумглой. За синими панелями предприятия вдаль уходили поля, на холме у горизонта черной нечесаной гривой топорщился лес. Город заканчивался этим зданием, и Татьяна пошла к нему, стараясь держаться поближе к другим рабочим, тянувшимся вдоль по-осеннему грязной и скользкой обочины.

Олег стоял на повороте у входа на завод. Замирая от страха, Татьяна прошла мимо него, но он даже не повернул головы, будто не заметил.

День для нее прошел как в тумане, а вечером она увидела, что Олег снова стоит у ворот. Когда она прошла мимо, он пошел за ней и сел в тот же троллейбус. Татьяна оказалась на заднем сиденье, а он — впереди, лицом к ней. Троллейбус двигался по городу, и пассажиры то редели, то занимали салон целиком, так что иногда Татьяна видела Олега, а иногда теряла его из вида.

Ближе к центру людей стало особенно много, и те, кто стоял, начали склоняться над теми, кому повезло сидеть. Тогда Татьяна совсем перестала видеть его. Она протиснулась к выходу на своей остановке, молясь, чтобы он не увидел, где она выходит. Ей могло повезти, ведь люди заполнили салон от стены до стены и даже от пола до крыши — так казалось из-за вытянутых вверх рук в тяжелых рукавах, которые держались за поручни и были натыканы густо, как ветки кустов.

Выйдя из троллейбуса, Татьяна быстро обернулась и не увидела своего врага, однако спокойнее ей не стало. Она зашла в один магазин, потом в другой, походила кругами, чтобы убедиться, что за ней никто не следит, и с тяжелым сердцем пошла домой.

Блуждая по кварталу, Татьяна замерзла, и оттого домашнее тепло и вкусные запахи ужина показались ей особенно приятными. Она провела весь вечер с сыном, помогла с уроками, спросила, как прошел день, предложила поиграть в настольную игру и долго не могла сообразить, как играть, так что быстро надоела Славику, и он попросил у нее покоя и одиночества.

В дверь позвонили, когда Татьяна мыла посуду. Все трое оказались в коридоре одновременно, будто их вытолкнули туда мощными пружинами. «Кто это?» — одними губами спросила Татьяна. Свекровь пожала плечами и покачала головой. Татьяна подошла к двери и громко спросила:

— Кто там?!

Никто не ответил.

Заглянуть в глазок было страшно, и она не посмотрела. Звонок прозвенел еще раз, и снова на громкий отчетливый вопрос Татьяна не получила ответа. Они разошлись по комнатам, но домашний уют был разрушен, в доме поселилась тревога.

Когда позвонили еще несколько раз, они отсоединили от звонка провода. Тогда в дверь стали стучать. Они перестали выходить в прихожую, забаррикадировались, постелили себе в одной комнате, обложились телефонами.

После полуночи на дом опустился звенящий колокол тишины. Каждый звук стал особенно отчетлив. Женщины лежали без сна и слушали, как кто-то невидимый ходит по лестнице, как скрипит пружинами и хлопает дверь в подъезд и как чужая рука стучит в их квартиру. Славик спал. Лицо его было спокойным и безмятежным.

К утру в квартиру снова проник удушающий запах гари. Татьяна бросилась к двери, стала отодвигать комоды и тумбочки. Свекровь подошла, взяла ее за руки и тихо шепнула:

— Стой. Не надо.

— Почему? — спросила Татьяна.

— Вызовем пожарных. Пусть сами тушат. И его к нам не подпустят, если он в подъезде болтается. И справку дадут для полиции. Поняла?

— Поняла, — кивнула Татьяна.

Славик протянул ей мобильный телефон.

Приехали пожарные, потушили тлеющую перед дверью дрянь, составили протокол. Олега в подъезде никто не видел. Но он был неподалеку от дома, смотрел на пожарную машину, злился и думал о том, что нужно добраться до мелкого гаденыша и порезать ему лицо. Чтобы тупая баба знала, кто мужчина, кто прав и за кем должно оставаться последнее слово.

Саша видела на платках каждое движение этих людей. Темно-синяя, в цвет опоры, Татьяна; бледно-зеленая, обессилевшая свекровь; яркий, красно-оранжевый, Славик. И Олег, черно-красный, с карими разводами, угрожающий, опасный.

Саша решила убить его. Решение далось ей трудно, но она понимала: или он, или они. Она натянула шелк, взяла кисть, растворила краски. Саша не рисовала смерть очень долго, но хорошо помнила, как это делается.

Кисть коснулась шелка, и в этот момент резкая боль пронзила больное Сашино сердце. Она закричала, забилась в судорогах, не понимая, что происходит. Она не знала и не могла знать, что в этот момент Соколов пробует на прочность их с Мельником неразрывную связь. Когда боль прошла и Саша восстановила силы, было уже поздно.

Эпизод десятый СЕДЬМОЕ ИСПЫТАНИЕ

1

Мельник проснулся в холодном поту. Он сел в кровати, прислушался к ночной тишине. Ему снились черные щупальца, которые рвали тонкую связь между ним и Сашей до тех пор, пока не оставалось одно, последнее, волокно. Воспоминания о ночи на пустыре неотвязно преследовали его. Мельник понимал, что это было послание от Соколова: уходи, или она умрет.

Однако теперь он точно знал, что Соколов связан с убийствами женщин, и отступить уже не мог. Он должен был сражаться до конца.

Пытаясь убить сразу двух зайцев, Мельник решил дать сердцу Саши как можно больше времени. Он хотел сделать так, чтобы она могла жить без его поддержки хотя бы несколько дней, в течение которых он мог бы справиться с Соколовым.

Мельник уселся поудобнее и прижался широкой спиной к прохладной кирпичной стене. Серебристая крыса спокойно спала, свернувшись калачиком, в складках пухового одеяла. Уже четыре раза за последние несколько часов он отматывал Сашино сердце назад, и каждый раз это удавалось ему все легче. Он стал сильнее в последнее время — благодаря злости, которую дарила ему крыса.