Крысоловка

– Нет, я с этим покончила, – попыталась рассмеяться Роза. – И так прекрасно обхожусь.

– Да ну?

– Ага.

– Глупости! Кстати, а ты контакт с Титусом не поддерживаешь? Я слышала, он серьезно болен. Да, кстати, я ведь больше не работаю с «Брун», осенью перешла в «Баккен». Они меня давно к себе переманивали, вот я наконец и решила: what the hell [27] , а почему бы и не попробовать? А теперь у Титуса… ну, в общем, это еще неизвестно наверняка. Да и с Анние у меня не то чтобы добрые отношения сложились. Она, по-моему, слишком заискивает перед ним. И слишком уж осторожная. Никак не решится на что-то новое, свежее. Манкеля и прочих продвигают что есть сил, постеры во всю стену, а мне – крошечный плакатик.

27

Какого дьявола (англ.).

– Но ведь Манкель издается вовсе не в «Брун», – возразила Роза.

– Ай, какая разница! Но Анние не мешает брать пример, учиться у других, как они с авторами работают. У «Брун» ужасно скаредная политика по части рекламы. Он… как бы это сказать… слегка прижимист, наш милый Титус. И Анние ему под стать. Даже таблетку аспирина не проглотит без его указания.

Роза глянула на часы:

– Ох! Прости, мне бежать нужно. Совсем забыла про время. Было приятно повидать тебя, Франка, береги себя и спасибо за кофе. Созвонимся!

Направилась в сторону Тегнергатан. К зоомагазину, куда любила захаживать. Когда Томас в свой первый день в школе сломал ногу, она купила ему попугайчика, чтобы не скучал. Розовый хохолок, два неестественно больших глаза, по которым она в конце концов поняла: ночная птица. Надеялась, что птичка развлечет Томаса, что сыну понравится с ней играть, приручать, дружить с попугаем. Но птица так и не приручилась. Каждый раз, когда в клетку просовывали корм или воду, попугай нервно щелкал клювом. Характером весь в юного хозяина. В результате пришлось вернуть птицу в магазин. Надеялась, что там попугаю подберут самочку, но он долго сидел в клетке один, печальный и одинокий. Однажды он исчез. И все же Роза заглядывала в зоо-магазин всякий раз, как выбиралась в город. А вдруг птичка вернулась? Да, история произошла много лет назад, но попугаи живут долго. Она все не могла расстаться с чувством вины перед птицей.

В магазине стояла духота. Из дальнего помещения несся птичий щебет. За прилавком пухлая девушка рассеянно шелестела газетой.

– У вас есть крысы? – спросила Роза.

– Вон там, – мотнула головой девушка.

– Я взгляну?

– Разумеется.

Роза прошла мимо витрины с принадлежностями для домашних питомцев: кошачьи туалеты, поводки, корм всех видов, миски. Дальше стены заставлены клетками с тропическими птицами: волнистые попугайчики, ткачики, зебровые амадины и кореллы. И ни одной, похожей на птичку Томаса. В некоторых клетках стояли домики, из них выглядывали взъерошенные головки. Клетки мелких млекопитающих были расставлены по полу, мыши и морские свинки – ниже всех. Чуть повыше, в просторной вольере, – две крысы. Потыкала в решетку, но животные не отреагировали.

– Привет, – тихо произнесла она. Просунула указательный палец, погладила шерстку. Ощутила позвоночник зверька. На задней лапке какой-то нарост, будто нарыв.

Вспомнила своих питомцев, оставшихся дома. Клюковка и Фига. Безжизненное тельце малютки Нэльи. Захотелось открыть клетку и тайком унести обеих пленниц. Выпустить в парке или, может, возле Иоханновой пожарной заставы. Но поняла, что окажет им медвежью услугу. У этих двух изнеженных созданий нет ни единого шанса выстоять против матерых городских крыс.

– Вам помочь?

Роза не слышала, как подошла девушка. Заметив ее, вдруг почувствовала себя старухой. Девушка чем-то напомнила ей Ингрид, запросто могла бы приходиться ей дочерью.

– Ваши крысы неважно себя чувствуют, – сдержанно произнесла она. – У одной нарыв на лапке.

– Ясно.

– Вы не видели?

– Здесь не я распоряжаюсь. – Круглое личико девушки налилось пунцовой краской.

– Ясно. А кто?

– Стеффе. Он управляющий.

– А в чем состоят ваши обязанности?

– Обязанности? Какие еще обязанности?

– Но вы же здесь работаете!

– Ну да. Продаю и все такое.

– Ну так постарайтесь продать их поскорее! – Роза указала на клетку. – В хорошие руки. Они же мучаются. Позор, что ни вы, ни Стеффе этого не заметили.

Девушка вскинулась:

– Мучаются! Так и купите сами, раз такая добрая!

– Слушай, фрикаделька. Похоже, тебе не помешает тренинг по общению с клиентами. Я побеседую на эту тему со Стеффе. Расскажу, как тут обходятся с покупателями!

Роза быстро вышла из магазина, не узнавая себя. Обычно она сама презирала тех, кто неспособен держать себя в руках, кто скандалит по мелочам, выплескивает раздражение на мелких клерков.

Что с ней происходит?

Во всем виновата та женщина. Роза справлялась со всем, пока в понедельник в ее дом не проникла эта Ингрид, жена Титуса.

Ингрид

Она встала прямо под люком, протянула руку к тонкому прямоугольнику света. Не дотянуться, ни единого шанса. Высоко, слишком высоко. Нужно на что-то забраться. Кровать? Все равно низко. А вот столик подойдет. А тут и стул ведь есть.

Решила попробовать со столом, стоявшим у кровати, – круглый, небольшой, обычный журнальный столик. Он оказался удивительно тяжелым. Пальцы ощупывали столешницу. Какая гладкая. Мрамор? Вряд ли, тогда бы его и с места не сдвинула. Стекло? А выдержит ли ее стекло? Вес взрослой, основательной женщины? Или она рухнет на осколки, один из которых рассечет ей артерию?

Нет. Столешница явно прочная, выдержит, если забраться осторожно. Но вот ножки шаткие. «Алюминиевые», – подумала она. Попробовала сесть на столик Он чуть пошатнулся, но выстоял. Подтянула ноги, встала на колени. Подождала, восстанавливая дыхание. Вслушиваясь. Не забывать, не забывать вслушиваться. Вдруг Роза вернется домой! От одной этой мысли накатила слабость.

«Прекрати. – Она стиснула зубы. – Это твой шанс, твое сражение. Сосредоточься на том, что нужно сделать». Следующая мысль: «Титус. Это все ради тебя. Я знаю, ты меня ждешь, знаю, что ты напуган. Я не сбежала, милый мой, родной Титус… Ты же помнишь, что на меня можно положиться. Любимый, держись, живи, не умирай, я докажу тебе. Я справлюсь, я сильная. Я иду к тебе».

Начала распрямляться. Медленно-медленно. Сперва не получилось. Слишком неустойчиво, слишком нервничает. Ноги дрожали так, что столик ходил ходуном. Пришлось вновь опуститься на колени, вцепиться рукой в край столешницы. Заставила себя дышать ритмично, расслабиться, успокоиться. Надо собрать все силы и придать вялому тяжелому телу вертикальное положение.

Замерла, долго не двигалась. В кровь поступало недостаточно кислорода, и мышцы с каждым мигом слабели.

Так, сперва одну ногу, затем другую. Она тряслась, ее шатало из стороны в сторону. Села на корточки, медленно приподняла зад, распрямилась – осторожно, позвонок за позвонком. Ноги были как тесто. Вытянула шею, качнулась и замерла. Спина была мокрая от пота. Заставила себя сильно, глубоко вдохнуть. Обрела равновесие.

До чего же высоким оказался этот низенький столик! В этой тьме все непонятно, все иное. При свете она просто задрала бы ногу да вскочила на него.