Кто есть кто (фрагмент)
Шрифт:
На него нельзя обижаться, - это существо сложное и высокоспециализированное...
Лаборатория Чернышева была заперта. Я подергал дверь, даже постучал тихонько. Посмотрел на часы - 17.00. Ленечка, который днюет и ночует в своей лаборатории, ушел раньше времени. Избегает встречи со мной! Почему? Линьков запретил? Возможно. Очень возможно... Но это значит, что Линьков всерьез подозревает Нину? Нелепость, он же умный человек!
Я не заметил, как дошел до скверика. Есть такой скверик поблизости от института, на углу. Маленький, но очень тенистый и уютный. Мы туда в обеденный перерыв ходим посидеть.
Только
Только надо ее сразу подбодрить. А то вот она и на скамейку садится как-то боком и от меня отодвигается... Бедная девочка! Я почувствовал себя сильным и надежным, этакой несокрушимой опорой бытия.
– Нин, ты, главное, не волнуйся, - сказал я максимально задушевным тоном и погладил ее руку.
– Мы же с тобой друзья, мы всегда поймем друг друга, если что...
Нина медленно и как-то странно посмотрела на меня.
– Да? Ты в этом так уверен?
– с горечью произнесла она.
– Что касается себя, безусловно!
– заявил я.
– Но ты, видимо, не веришь в это и потому как-то... ну. нервничаешь...
Нина опять уставилась на меня широко раскрытыми немигающими глазами - и вдруг я понял, что она разглядывает меня с недоумением и ужасом... совсем как Ленечка Чернышев, когда мы сегодня пришли к нему с Линьковым. Мне сразу сделалось неуютно и тоскливо.
– Нина, ты что так смотришь?
– не выдержав, спросил я.
– Ты не знаешь, почему?
– Нина опустила голову и начала теребить ремешок сумки.- Что ж, если не знаешь, то...
– Она долго молчала, потом спросила каким-то неестественным, сдавленным голосом: - Ас какой это стати ты именно сейчас заговорил о доверии и взаимопонимании?
– Ну... вообще...
– Я совсем растерялся и не знал, что сказать.
– Мне показалось, что ты... что у тебя на душе что-то есть... И потом вот с Чернышевым я говорил сегодня...
– С Чернышевым?
– быстро спросила Нина и опять замолчала, что-то обдумывая.
– Да, Чернышев ведь был в тот вечер в институте... Он... он видел? выкрикнула вдруг она.
– Ну, говори, что ж ты молчишь! Он видел?!
– Да...
– нерешительно ответил я.
– Видел...
Нина глубоко вздохнула.
– Тогда чего же ты не понимаешь?
– почти спокойно спросила она.
Во время этого странного разговора мне в основном казалось, что я вообще ничего не понимаю. Даже если моя гипотеза ошибочна и Нина не была тогда в лаборатории, то почему она смотрит на меня так, будто я ее обвиняю в убийстве и волоку в милицию?
– Нина, - сказал я решительно.
– Давай говорить прямо! Чернышев сказал, что он видел в тот вечер, в 11 часов, как из нашей лаборатории кто-то выходил.
Но он уверял меня и Линькова, что не узнал этого человека. По-моему, он просто не хотел сказать правду. Он почему-то хотел защитить этого человека.
– Тебя это, кажется, удивляет?
– с горькой иронией спросила Нина.
Я посмотрел на нее. Она сидела, слегка откинувшись на спинку скамейки и запрокинув голову, и опять меня поразило, до чего Нина красивая. Классически
красивая, хотя и вполне современная с виду. Но вот, например, профиль - удивительно чистые, чеканные очертания, для современной красавицы вовсе не обязательно... Нет, что удивляться Чернышеву - есть же у него глаза! Не говоря уж о том, что он вообще типичный интеллигент, создание совестливое, и ему глубоко неприятно подставлять под удар своих знакомых, а тем более женщин...– Нет, ничуть меня это не удивляет, - ласково сказал я, - Ведь я догадался, кого он видел...
– Очень трудно было догадаться?
– почему-то с явной насмешкой спросила Нина.
– Ну... как тебе сказать?
– осторожно заговорил я.
– Вообще-то... я этого никак не ожидал... и ты до сих пор ничего мне не сказала... я не могу понять, почему...
– А Чернышев и меня, что ли, видел?
– недоверчиво спросила Нина. Глазастый какой оказался, никогда бы не подумала...
Она говорила теперь удивительно спокойно, с грустным юмором. Я совсем сбился с толку. Если Нину не очень-то волнует, что Чернышев ее видел... "И меня, что ли, видел?" и ее... а кого же еще?
– Нина, а кто с тобой был?
– осторожно спросил я.
– Со мной? Да никого не было... к счастью!
– с удивлением отозвалась Нина.
– Только еще и не хватало, чтобы вся компания видела... Я уж хоть тому радовалась, что случайно одна пошла...
Нет, сплошные какие-то шарады и ребусы! Если Нине зачем-то и понадобилось в такую неурочную пору видеть Аркадия, то уж наверняка не для решения производственных или профсоюзных вопросов... и не для трепа в компании... К чему же эти разговоры, что она только случайно пошла туда одна?
– Ниночка, я, наверное, чего-то не понимаю.
– Я старался говорить спокойно и ласково.
– Прежде всего: о чем ты хотела говорить с Аркадием? Ты извини, может быть, это неделикатный вопрос, но, понимаешь, такие обстоятельства...
Нина нетерпеливо пожала плечами.
– Я тоже, наверное, чего-то не понимаю, - сухо сказала она.
– Ты думаешь, я что-то скрыла от тебя? Нет, я совершенно точно передала мой с ним разговор...
– Я не про тот разговор...
– уныло пробормотал я, чувствуя, что все больше запутываюсь.
– А про какой же еще?
– удивилась Нина.
– Слушай, Борис, вот тебя я действительно не понимаю. Я пришла с тобой серьезно поговорить, ты знаешь, о чем. А ты вместо этого крутишь, какие-то нелепые намеки делаешь... Ведь никуда же не денешься, говорить нам надо. Можешь быть уверен, что мне об этом говорить очень трудно... наверное, не легче, чем тебе...
Я в отчаянии покачал головой. Сплошной туман и мрак!
– Мы о чем говорим-то, Нина? О том вечере двадцатого мая, верно?
– О чем же еще?
– с презрительным удивлением отозвалась Нина.
– Ну вот... Ты прямо из кино пошла к институту, верно? И по дороге позвонила в лабораторию? Примерно в половине одиннадцатого?
– Да...
– неохотно подтвердила Нина, не глядя на меня.
– А кто тебе ответил?
– Никто. Но я звонила из автомата на углу Гоголевской, так что все равно пошла к институту.
– Как все равно?
– удивился я.
– Зачем же тебе было идти, раз никто не ответил?