Кто хочет стать президентом?
Шрифт:
Уже четвертый день. В спортзале где-то на окраине Москвы.
Нина почти не изменилась, на ней отказ от пищи внешне не сказывался. И так слишком субтильна и худа. Только черты лица немного заострились. Говорит, что не удивлена поступком отца. Это только недруги и недобросовестные люди называли его человеком, который заботится о своем кармане, а лишь потом о кармане государства. На самом деле Андрей Андреевич совсем другой! Какое-то время ему приходилось жить по законам властной стаи, а теперь он с народом. Народ голодает – и Голодин голодает тоже.
Камера показывает кандидата. Его внешность говорит сама за себя. Он заявляет в целый куст
Тут же – врачи со своими пугающими комментариями и еще более пугающими прогнозами.
Журналисты бросаются к выходу: приехал господин Оскаров. Он сердито и остроумно рассуждает о происходящем. Язвит обманщиков народа вообще и конкретно – кровопийцу Дорожкина, который пользуется поддержкой местного чиновника, состоящего, между прочим, в партии власти. А это есть коррупция в «химически чистом виде»!
Андрей Андреевич и Оскаров пожимают друг другу руки. Смотрят друг другу в глаза. Оскаров говорит другу и соратнику слова человеческой и политической поддержки.
Опять план с Ниной, ее горячая речь. Политику принято считать грязным делом. Но ведь если разобраться, все зависит от конкретных людей. Если каждый конкретный человек на своем политическом месте будет вести себя по-человечески, грязи не за что будет зацепиться. Андрей Андреевич Голодин это понял. Он как мало кто в нашей стране изведал принцип действия механизмов несправедливости и обмана. Тем важнее, что именно он решил против всего этого выступить. Только выходец из власти знает, где скрыты самые страшные язвы этой власти и какими лекарствами их надо лечить!
– Я люблю своего отца и верю ему!
– Что она говорит?
– Что любит своего отца и верит ему.
– Вот этого несчастного со щетиной и больным взглядом?
– Его.
Джоан потерлась носом о предплечье майора.
– Я тоже любила своего отца и всегда верила ему. Хотя мы часто ругались.
– Почему?
– Он был большой ученый, но работал на правительство. Он был хороший человек, но я не могла его убедить в том, что те, кто правит, причиняют миру много вреда.
– Он не соглашался с тобой?
– Он говорил, что, работая на правительство, он хотя бы имеет возможность как-то улучшить ситуацию. Раз уж мир все равно развивается так, как развивается, дело каждого честного профессионала – попытаться смягчить зло, причиняемое людям этим развитием.
– Мне кажется, твой отец заблуждался.
– Согласна. Но я любила его. Он был все равно лучший.
– Вот эта девушка на экране – я ее знаю, она тоже любит своего отца и не хочет видеть, какую опасную игру он прикрывает приличной демагогией.
– Ты спал с этой девушкой?
– Слишком женский вопрос.
Тело Джоан напряглось, она даже на несколько мгновений перестала дышать.
– Я не спал с этой девушкой. Мы просто долго разговаривали с ней. Я ее ни в чем не убедил. Хотя она, как мне показалась, человек умный и честный.
– Она сейчас работает на своего отца, разве это плохо?
– Ее отец политик. Прожженный. Коррупционер.
– Почему он так плохо выглядит, если он коррупционер? Он в тюрьме?
– Вот и телезрители некоторые, наверное, рассуждают подобным образом. Какой же он вор, когда он так плохо выглядит?
– У него глаза человека, который страдает.
– От недоедания. Он слишком привык к хорошей
жизни, поэтому три дня голодовки превратили его в узника Освенцима… Лучше скажи, где ты нашла мой московский телефон.– В Интернете. Я провела поиск по теме «чистая сила». Мне стало известно, что в России этим занимаются и есть успехи. Но информации оказалось очень мало. Только о фирме «Китеж». На ее сайте говорилось о какой-то совместной работе с группой, которая занималась «чистой силой» – совершенным топливом. Там называлась и твоя фамилия как одного из сотрудников «Китежа», и только у тебя был московский телефон. Я не хотела ехать так далеко – в Сибирь…
Елагин не припоминал, что когда-либо размещал свои координаты на сайте «Китежа», хотя такое вполне могло быть. Впрочем, это его сейчас волновало уже не очень: возникла тема поинтереснее.
– А зачем тебе понадобилась Сибирь? Для чего ты приехала?
Джоан молчала. Надо было решаться. Лежащий рядом мужчина ей безумно нравился, причем все больше и больше. Она чувствовала, что он хороший человек и что она ему тоже стала дорога. Нельзя же столь искусно притворяться влюбленным. И не только в постели. Судя по всему, он не агент, а частное лицо. Эпизод возле библиотеки доказывал, что он не состоит ни в мафии, ни в полиции. Теперь, когда нет Лаймы, она сама вряд ли сможет добраться до людей, способных объяснить историю с абсолютным топливом, а значит, и с гибелью отца.
Если она не решится довериться этому человеку, тогда какому человеку вообще можно довериться?
– Не хочешь говорить – не говори.
– Я хочу, но боюсь.
– Меня?
– Пойми правильно. Я самоуверенная глупая американка, которая примчалась в такую тяжелую страну в надежде, что ей удастся разгадать важную тайну. И, лишь оказавшись на месте, я поняла, насколько самоуверенна и глупа. Я в ужасе от самой себя и от того, что вокруг происходит. Я уже даже не знаю, чего мне хочется больше – раскрыть тайну или просто уехать домой.
– Может, я тебе смогу помочь.
– Я только о тебе в этом смысле и думаю. На миссис Варвару вряд ли стоит рассчитывать, хотя она и хорошая.
– Итак, ты приехала сюда из-за отца. Потому что тебя не устроили объяснения твоего дяди Джека относительно его гибели.
– Фрэнка.
– Пусть. Какая тебе нужна помощь?
Одной рукой майор обнимал возлюбленную, другой терзал пульт. И снова нарвался на картинку с голодающим кандидатом. Только теперь рядом с Андреем Андреевичем был не Оскаров, а писатель Ливонов. Очкастый подзаикающийся хищный старичок пытался втолковать корреспондентам, что не в меньшей степени отстаивает народные интересы, чем ныне голодающий Голодин. Хотя он, глава нацбольного движения, сидевший три года, понимает и принимает голодинскую тактику. Слова надо оплачивать делами. «Дело прочно, когда под ним сочится кровь. Причем своя кровь, а не чужая».
Голодин всячески демонстрировал, что этому визиту в свою поддержку не рад.
Он говорил «нет» всяческому экстремизму, особенно националистического толка.
– А какими делами вы оплачиваете те свои слова, господин Ливонов, которые привели ваших мальчишек в латышскую тюрьму?
Камера показала строгую сосредоточенную Нину, задавшую этот вопрос.
Известный писатель запнулся, вытаскивая ответную реплику, но в расстановке персонажей в кадре возникла некая сумбурность: Ливонов возражал, может быть, и умно, однако у зрителя оставалось ощущение, что он срезан вопросом о мальчишках под корень.