Кто поверит эху? - Часть 4

Кто-то еще в Эннэ назвал его саарна-элэй, "хозяином горных троп", так и прижилось.

Еще вел бы себя, как нормальные люди.

Пожалуй, только эта странность и мешала окончательно проникнуться к нему почтительным трепетом, как к знаменитым колдунам. Ладно бы поначалу, многие начинают с того, что опасаются и комара рассердить, но уж потом голову поднимают. Ух как поднимают! Энори, правда, с самого начала ни перед кем не заискивал, словно был уверен в собственной неуязвимости, но все равно - Ка-Ян не понимал.

Поражался этому. Спросил как-то: почему ведешь себя так, будто тебе последний слуга в обозе ровня?

А тот удивился, кажется. Сказал, весело поблескивая глазами - чего я должен добиваться важным или грозным видом? Страха? Вот уж счастье, находиться в окружении сотен вооруженных вояк, которые тебя боятся. Такие от испуга не бегут, а за меч хватаются. Уважения? А куда ж больше, раз железный ваш вепрь Мэнго решил, что я ему нужен.

Ка-Ян отметил тогда с некоторым удовлетворением - ага, все-таки тщеславие ему не чуждо. И командиру Вэй-Ши об этом донес, тот только хмыкнул - тоже мне, полезные сведения...

Никогда Энори не был среди сражения - да и не пустили бы его, берегли. Потом приходил, когда уже никого не оставалось. Когда видел тела, догорающие развалины, смотрел вроде спокойно, а с неприязнью. Прощали ему и это - подумаешь, нос от крови воротит, лишь бы вел, куда надо. Говорят, некоторые колдуны обеты дают - не только мяса не трогать, но и растения не срывать, солнцем и дождем питаются. А этот всего лишь не любит видеть смерть и разруху.

Бывает.

Сейчас Ка-Ян и проводник возвращались из одного лагеря в другой. Стояло временное затишье, скоро эху вновь повторять боевые кличи и крики. Горы, недавно нависавшие над завоевателями, уступили место высокой холмистой равнине, здесь не приходилось опасаться лавины - или, что больше уже годилось ко времени года, селя.

– Эх, тишина-то какая, - говорил молодой рухэйи, наблюдал за ястребом, насвистывая что-то немудреное.
– В лагере поди о таком вспомни. Так и свистеть разучишься, все равно себя толком не слышно. Всё стучит, лязгает, все шумят...

– Я думал, вы к этому привычны, - отметил Энори.

– Еще скажи, мы рождаемся с дротиком в зубах.... Ну, Мэнго с У-Шеном и вправду так на свет появились, и еще некоторые, Вэй-Ши вот тоже, но я - нет.

– И как ты попал к такому великому человеку?

Голос прозвучал так невинно-искренне, что Ка-Ян покосился было, но тут же с азартом принялся объяснять:

– Моя мать была женщиной одного из его лучших воинов...

Сорока пролетела перед всадниками, мелькнули черные и белые пятна.

– У нас говорят - сорока была когда-то очень глупой девицей, - хмыкнул Ка-Ян.
– А у вас?

– Даже не знаю. Но сороки уж точно не глупы.

– Тебе что, сказок в детстве не рассказывали? Мы любили слушать, жил один такой старикан в деревне... А потом я брату много пересказал, когда тот появился. Он у меня маленький, ждет с победой. Эх, приеду к нему... Ну да тебе, верно, не интересно о детях и сказках, - заметил Ка-Ян, видя, как застыло обычно выразительное лицо спутника.

Свистом подозвал ястреба на руку - тот уже разделался с уткой. Вот забавно: Энори не раз пытался его подзывать, но бесполезно - птица раньше даже к хозяину не шла, если тот рядом, сейчас наконец привыкла.

– Жаль, что ты не умеешь стрелять, - сказал, перехватывая ленту на его лапах.
– Тут дичи навалом, даже наши солдаты все распугать не могут. Поохотились бы.

Сам он без небольшого лука не ездил.

– Умею, не люблю просто. Ваших лучников мне не превзойти, но и незачем. Раньше, когда я жил...

– оборвал рассказ, будто спохватился, что сейчас скажет лишнего.

– Чтобы совсем стать своим среди нас, тебе не хватает ловкости с оружием управляться, и умения ездить верхом. Если не ладится с лошадьми, может, хоть лук...

– От ваших колдунов не требуют этого.

– Но ведь ты - не они.

Какое-то время ехали в молчании, только стук копыт и редкие всхрапывания лошадей были слышны.

– Я тебе кое-что покажу, - сказал Энори.
– Сам все поймешь.

Въехали в черноельник, Энори придержал коня. Нехорошо тут было: сыро, и как-то затхло. А деревья хоть чахлые, редкие, на вид неприятные. Ка-Ян не раз и не два проезжал тут один, и постоянно чудилось - кто-то сверлит спину взглядом. Сейчас взгляда не было вроде...

– Зачем остановились?
– спросил.

– У вас совиные перья - к удаче. Здесь гнездятся пестрые совы. Хочешь?

– Где ж ты возьмешь сову днем, полезешь проверять дупла?

– Сама вылетит. Только и останется - выстрелить.

Спрыгнул наземь, сделал несколько шагов, и бросил сучок в сплетение ветвей; буро-пестрое тело, взявшись невесть откуда, неслышно скользнуло в сторону, под еловую лапу, а Энори что-то крикнул по-птичьи, и не по-совиному вроде, а неизвестно как. Птица развернулась, скользнула к Ка-Яну. Тот не выстрелил, хотя лук держал наготове. Сова исчезла, будто еловые лапы ее вмиг растащили по перышку.

Так быстро все - словно почудилось.

– Что же ты?
– спросил Энори, возвращаясь.

– Не ожидал. И... жаль стало, - признался молодой рухэйи.
– Летела на меня, прям как в глаза заглянула.

Опустил лук, убрал его за спину, спросил:

– А ты, выходит, так можешь добычу приманивать, что и особой меткости не надо уже?

– Вроде того... Не то чтобы приманить, но сделать могу, чтобы полетела, как надо. Ну и знаю, где искать. Странно было бы хвалиться стрельбой...

– А если в мишень?
– не отставал Ка-Ян, когда уже тронулись с места; так увлекся, что и про неприятный ельник забыл, вспомнил, когда уже миновали.

– Толку от той мишени, стоит себе... Но если знать ветер, трудного тут немного.

Уже были на подступах к лагерю, когда лошадь Энори заартачилась, отказывалась идти, даже попробовала всадника сбросить; он сумел удержать своенравную скотину, а Ка-Ян все это время сильнее прежнего ощущал на себе чей-то взгляд через ветви. Неуютно было, словно кто-то примеривается кинуть нож.

– Лесовик, - сказал проводник, совладав с конем.
– Мелкий, но вредный.

– Это его лошадь почуяла?

– Можно сказать и так...

Весь остаток пути Ка-Ян ехал, вроде беспечно посвистывая, но кожей, какое там - курткой чувствовал внимание теперь уже спутника, и было оно удивительно к месту, будто мысли читал. Потому что сам в очередной раз задумался еще об одной странности Энори, глядя, как тот управляется с конем и поводьями. Проводник, конечно, тяжелой работой не занимался, но вроде и не берегся особо, одолев столько переходов по горному бездорожью. И хоть бы царапинка на руках. Пыль, глину видел на них, но хоть бы малейший красный след, ссадина или синяк. Нет - всегда гладкие, как у статуи их местной Заступницы в храме. Святилище уже разграбили, когда подоспел Ка-Ян, деревянная фигура валялась во дворе, и руки ее были такие же - узкие, ровные, безупречные. Но так то дерево. А этот живой.