Кто сильней - боксёр или самбист? 3

Давно забытая тема чужих улиц, районов и кварталов интуитивно поднялась с глубин подсознания советского гражданина…

Тимурка вырос в шахтёрском посёлке Копейского угольного бассейна, где кроме памятника Владимиру Маяковскому и одноимённого Дворца Культуры из достопримечательностей оставались ещё расположенные неподалёку две тюремные зоны: одна строгого режима, вторая — не очень строгого. Поэтому юный гражданин великой страны в своё время получил прекрасное уличное воспитание, подкреплённое местной юношеской секцией бокса.

Поселковский пацан хорошо знал границы своего района, не пускал чужаков в свой двор, на свою улицу и сам старался по одному без лишней надобности на соседние территории не соваться. Среди молодёжи иногда проходили локальные войны, обычно без особой злобы, до первой крови. Дрались между районами честно, «по чесноку», только на кулаках. Иногда происходили драки с парнями соседних таких же шахтёрских посёлков, вот тут уже было не до этикетов, могли и кастетом вдарить или штакетником.

В этот раз советский военнослужащий оказался не только на чужой улице, но и в чужом городе чужой страны. Плюс ко всему его друг увёл чужую бабу. Или уже не чужую?

Вот и пойми теперь этих горячих дрезденских пацанов, что там за деревьями прячутся. Эти три камрада явно не прогуляться вышли в тёмную сырую ночь. Да и судя по их поведению, саксонский волк им камрад.

Нормальная такая получилась интернациональная ситуёвина… И вновь возникают два вечных вопроса: «Кто виноват?» и «Что делать?». Виноватый пока с подругой милуется, и хрен его знает — что сейчас Тимуру делать? Воинская служба научила соображать быстро, и гвардии прапорщик Советской Армии среагировал мгновенно.

Парень обнял подругу за талию и шепнул ей на ушко:

— Говори со мной громко и по-немецки.

— О чём говорить? — после вина и пива дочь русского генерала соображала не так быстро и стала с удивлением оглядываться вокруг.

— Стихи читай! — коротко приказал прапорщик.

— Ой! — девушка наконец-то заметила троицу за деревьями.

Дарья в свое время тоже получила неплохое воспитание на улицах различных гарнизонов, быстро врубилась в тему и задекламировала громко и с чувством на прекрасном немецком «Wandrers Nachtlied» (Ночная песнь странника) Гете:

«"Uber allen Gipfeln

Ist Ruh,

In allen Wipfeln

Sp"urest du

Kaum einen Hauch;

Die V"ogelein schweigen im Walde.

Warte nur, balde

Ruhest du auch…»

«Над всеми вершинами

Покой

Во всех верхушках

Чувствуешь ты

Почти никакого дуновения

Птички молчат в лесу

Подожди только, скоро

Ты тоже отдохнешь…»

Тройка лихих саксонцев просто охренела от такого нахлынувшегося литературного вечера, переключила внимание на декламатора и прозевала появление объекта наблюдения.

Из дома вышли Толик с Симоной и пошли по улице, продолжая по пути целоваться и смеяться. Местные опомнились и кинулись вдогонку любвеобильной паре. Тимур с Дарьей остались за спинами преследователей.

Симона услышала шаги, обернулась, узнала своего бывшего и закричала (естественно по-немецки):

— Дитмар, стой! Не подходи. Я сейчас вызову полицию.

Уголовник с дружками остановился и угрожающе произнёс:

— Симона, иди домой. Мы тут сами поговорим.

Первая советская пара подошли ближе к ничего не подозревающим преследователям, и тут русская девушка внезапно для всех громко сказала на немецком:

— Симона, ты что, дура? Никакой полиции. Меня, Тимура и твоего Толика заберут в комендатуру и отправят в Советский Союз.

Немцы удивлённо обернулись. Толик обошёл подругу и сделал шаг вперёд к противникам. Кантемиров приказал стоять подруге на месте и начал приближаться на освещённую часть улицы до расстояния удара прямой правой, оставив левую руку в кармане куртки и зажав в кулаке оставшуюся матрёшку.

Если втроём на одного очень интересно, хотя и нехорошо; то втроём против двух не так уж и весело… А если один из этих двух уверенно владеет навыками одной молодецкой забавы и всегда готов применить личный опыт кулачного единоборства, то становится совсем не смешно…

Местные чуваки переглянулись.

И тут опять раздался громкий возглас разгорячённой алкоголем и ситуацией русской девчонки. Уже на чисто русском:

— Что, козлы, зассали!

А затем Дарья добавила по-немецки такое из трёх слов, которые успела выучить из блокнота советского прапорщика, что даже уральскому парню стало мучительно стыдно перед всем немецким уголовным миром.

Молодой человек обернулся и осуждающе покачал головой. Так нельзя… Это крайняк!

А генеральскую дочь понесло, и от возбуждения она уже махала кулачками перед собой, как совсем недавно учил её дружок-боксёр:

— Давай, Тимур! Врежь им в челюсть. Толик, чего стоишь?

И тут от тройки лиходеев отделился один участник слежки и с удивлённым возгласом: «Тимур?» вышел на освещённое место.

— Ян? — остановился русский, продолжая держать сжатую руку в кармане куртки.

— Тимур, — повторил и улыбнулся один из местных уголовников, с которым прапорщик познакомился ещё во время так и не состоявшегося махача советских старшеклассников с немцами.

Как мы все помним, в первую встречу молодых людей, в кармане джинсовой куртки советского прапорщика схоронилась учебная граната РГД-5. В этот раз Ян (у которого, кстати, была русская бабушка) тоже с опасением взглянул на сжатый кулак противника в кармане куртки и спросил по-немецки:

— Тимур, ты всегда с гранатой в кармане ходишь?

Начальник войскового стрельбища Помсен улыбнулся в ответ, вынул руку и вручил оппоненту маленькую деревянную куколку:

— Матрёшка! Держи, это сувенир.

— О! Отдам бабушке, — с улыбкой, на ломанном русском ответил Ян. Затем обернулся, показал матрёшку своим друзьям и начал так быстро говорить, перемешивая обычные слова с немецким матом и местной феней, что Даша с Тимуром ничего не поняли.

Толик прижал Симону к себе, и они вдвоём подошли ближе. Бывший муж немки угрожающе приблизился вплотную к советскому прапорщику.

Тимур быстро взглянул на челюсть Яна и шагнул в сторону противников так, чтобы было удобней бить с обеих рук.

Немец схватил товарища за отворот куртки, откинул назад и вскрикнул:

— Дитмар, стой! В больницу захотел? Завтра всё поговорим вместе с Гансом.

Затем повернулся к Толику:

— Приходите завтра в 18.00. в гаштет. Тимур знает, там обо всё поговорим.

Немцы развернулись и быстро пошли вниз по улице. Русские проводили Симону домой, и поспешили на следующую электричку.