Кто сильней - боксёр или самбист? 3

Чего нельзя было сказать о молоденьких прапорщиках. По их новенькой форме и любопытным взглядам вокруг Кантемиров сделал вывод, что оба только что закончили школу прапорщиков в Форт-Цине, и даже этот наряд обоим в радость и удовольствие.

Один из прапорщиков тут же спросил своего старшего товарища:

— Товарищ майор, что недобитому немчику от нас надо?

— Значки просит продать, — майор внимательно смотрел на немца. — Обычно немецкие пацанята достают нашими значками. А этот уже взрослый, наверняка школу закончил.

— Так давайте фрицу Гвардию загоним марок за двадцать? Или за тридцать! У меня в роте ещё одна в запасе осталась. — У второго прапорщика проявилась коммерческая жилка. — А после наряда в гаштет вместе сходим.

Тимур стоял, переводил взгляд с одного сотрудника патруля на другого и улыбался.

Майор задумался и внимательно взглянул на потенциального покупателя советских значков:

— Не нравится мне этот фриц. А вдруг провокация какая? Сидит где-то рядом второй немец с оптикой и фоткает нас.

— Да вроде немчура с вагона вышли и только что со своими предками прощались? — предприимчивый прапорщик не хотел упускать выгодную сделку.

Опытный майор, чувствуя какой-то непонятный подвох, принял волевое решение:

— Так, фриц! А ну шнель, шнель отсюда, шагом марш!

Генеральская дочь, стоявшая рядом, тоже решила проверить свой немецкий, расстегнула курточку для полного обозрения великолепной девичьей груди и подошла к другу:

— Otto, was ist los? (нем. Отто, что случилось?).

Патруль уставился на нового собеседника. Вернее, на её грудь.

Майор присвистнул:

— Есть же и среди немок красивые бабы.

Один из прапорщиков мечтательно произнёс:

— Товарищ майор, а я бы ей впендюрил раз несколько и подряд.

— Сиськастая…, — оценил фигурку девушки третий участник советского патруля.

У дочери советского генерала глаза полезли на лоб.

Самый сообразительный прапорщик посмотрел на девушку:

— А вдруг она русский понимает?

— Да куда там! Вон как глазами зыркает. Мужика ей нормального надо, а не этого шибздика. Стоит, гандон, улыбается во всю свою харю немецкую, — неудавшийся предприниматель повернулся в сторону дрезденского коллеги в джинсах и ветровке. — Фигли лыбишься, немчура? Щас фофан в лобешник дам, сразу на жопу сядешь.

Боксёр внимательно посмотрел на оппонента, взглядом определил расстояние до его челюсти, протянул пакет подруге, сделал шаг вперёд и заулыбался ещё шире.

Дарья вспомнила глаза своего друга в ночном баре при разговоре с сыном немецкого прокурора, схватила парня за отворот куртки и потащила к переходу:

— Genug! (нем. Хватит!). Reg dich ab! (Успокойся!). Lass uns nach Hause gehen. (нем. Пошли домой).

— Вот и я говорю — идите нах! — Прапорщик затуманенным взглядом проводил задницу Дарьи. — Жопастая… Не, товарищ майор, я бы ей точно впендюрил.

В подземном переходе девушка высказала о характере своего друга всё, что думала и чисто по-русски.

Тимур уже сам осознал весь риск раскрытия запрещённой поездки, всё понял и извинился:

— Ладно, фройлян, извини, пожалуйста. Да этот прапор сам первый начал — фофан…, в лобешник…, на жопу сядешь…

— Тимур, вы мужики, как дети малые. Лишь бы подраться. А ты мне, между прочим, обещал сводить в самый крутой берлинский ресторан. И я уже есть хочу.

Пара спустилась в метро U-бана (S-бан шёл по поверхности) и доехала до станции «Фридрих-шрассе». Дальше ветка шла в Западный Берлин. Здесь был самый уникальный пограничный пост за всю послевоенную историю, с которой «запросто» на метро или S-бане можно было отправиться за границу, в Западный Берлин. Конечно, если иметь соответствующий документ.

Например, югославы работающие в Западном Берлине могли свободно посещать Восточный Берлин, чем и пользовались постоянно для своих спекулятивных и валютных целей. Прямо около этой станции «Фридрих-шрассе», у Берлинской стены был построен современный высотный торговый комплекс, на последнем этаже которого и находился самый известный берлинский ресторан. С огромных окон этого питейного заведения открывался шикарный вид на западную часть германской столицы.

Днём в выходной день заведение пустовало, и Тимур с Дашей спокойно выбрали столик прямо у окна. На всякий пожарный случай молодые люди вполголоса говорили на немецком. Прапорщик сидел спиной к выходу и вдруг заметил, как взгляд подруги остановился на ком-то сзади него…

Глаза Даши расширились от удивления. «Патруль?», «Комендатура?» — мысли шальной пулей пронеслись в голове парня, а девушка уже привстала и продолжала кого-то разглядывать.

И тут мимо столика прошёл никто иной, как артист советской эстрады Геннадий Хазанов. Он удивлённо посмотрел на девушку и на всякий случай сказал: «Здрасьте».

Даша, соблюдая конспирацию даже в этой нештатной ситуации, смогла ответить на немецком: «Guten Tag!». Тимур был вынужден встать и протянуть руку известному артисту: «Guten Tag, genosse Hasanoff».

Геннадий Викторович, искренне обрадованный неожиданно свалившейся на него международной популярности, с удовольствием пожал руку братьям и сёстрам по социалистическому лагерю.

Вообще, в наших гарнизонах часто проходили концерты звёзд советской эстрады. И видимо, товарищу Хазанову кто-то порекомендовал именно этот ресторан для обмена социалистической валюты на западную.

Советская молодёжь плотненько перекусила, и подошло время двигаться в обратный путь. В ресторан вошёл серб Драган, оглянулся, незаметно подал сигнал Тимуру и вышел в туалет. Прапорщик подождал минут пять, захватил свой пакет и выдвинулся следом. В закутке туалета произошла быстрая смена банок чёрной икры на вражескую валюту. Тимур заодно прикупил у югослава пятьсот дойчмарок.

Дело было сделано, оставался долгий путь домой. Тимур, разглядывающий в течение всего дня девичью грудь, защищённой тоненькой футболкой, принял волевое решение сократить обратный путь по времени и поехать на скором поезде, в отдельном закрытом купе.

Что оказалось почти в два раза дороже, но быстрей и гораздо приятней…

Глава 6

Симона

Трёхгодичный срок службы прапорщика Тоцкого, начальника вещевого склада мотострелкового полка подходил к логическому завершению. В Группе Советских войск в Германии семейные и солидные офицеры с прапорщиками служили по пять лет, а не обременённые семьёй военнослужащие сверхсрочной службы служили ровно по три года, затем предстояла замена в Советский Союз.

Офицеры продолжали службу до выхода в запас, а у прапорщиков ещё оставались два года по пятилетнему контракту. Затем контракт по желанию обоих сторон продлевался ещё на пять лет. И так далее… И вообще, в те уже былинные годы капиталистическое слово «контракт» было необычайной редкостью в Советской Армии.

Перед скорой отправкой на Родину личная жизнь советского военнослужащего вновь совершила крутой вираж. Анатолий Тоцкий, ловелас и сердцеед дрезденского гарнизона, сам попал в сети большой и чистой любви. Вся его любовь состояла из сплошных противоречий. Во-первых, Толик влюбился не в советскую женщину из нашего гарнизона, что было бы вполне логично, а в немку… Во-вторых, познакомился советский прапорщик с этой немкой не в дрезденском ночном баре, и даже не в гарнизонном доме офицеров, что было бы вполне закономерно, а на главном вокзале Дрездена. И, в-третьих, немка оказалась замужем, и у неё рос сын. Без всякой логики и закономерности…