Кто стреляет последним (не вычитано!)

– - Передайте, пожалуйста, моим однополчанам -- моим!
– - сказал с чувством Отто, -- что я не забуду этого. Спасибо вам за мое оружие. Как только смогу, я вернусь в ваши ряды, чтобы вместе с вами продол-.жить борьбу за победу идей фюрера, за честь великой Германии. Хайль Гитлер!
– - заключил он.

– - Хайль Гитлер, -- вставая, как эхо, повторил оберст.
– - Да, но я хотел бы...
– - промямлил он.

– - Чтобы я убрался отсюда к чертовой матери?
– - рассм-еялся Отто.

– - Ну не так грубо...
– - улыбнулся оберст.
– - Однако... пожелание господина генерала...

– - Господин оберст,-- с пафосом начал Отто, и,

48

прислушиваясь, Хунд склонился над кроватью, -- уважаемые представители медицины считают необходимым продолжить мое лечение вне расположения вашей доблестной части, с которой опасности и лишения связали меня узами искреннего братского чувства.

– - Да, да!
– - с радостью подтвердил Хунд, откровенно имея в виду не упомянутые Отто узы и чувства, а факт его эвакуации.

– - Но эти господа, -- Отто обвел презрительным взглядом палату, словно видя перед собой врачей, и сказал жестко: -- Эти господа, как ни странно, оставили без внимания такие высокие понятия, как долг солдата, обязанности национал-социалиста, ответственность патриота великой Германии, которые объединяют и делают нас непобедимыми.

– - Я слушаю вас, -- голос оберста дрогнул.

– - Я требую немедленного возвращения в полк, ибо намерен продолжать борьбу с врагами, не теряя ни минуты!

– - Но мнение врачей... Мы обязаны...
– - растерянно пробормотал Хунд. Отто вскинул голову:

– - Сколько еще не хватает русских, чтобы все убедились в моем выигрыше пари?

Оберст неопределенно пожал плечами:

– - Сколько хотите, мой дорогой гауптман, теперь считайте сами...

– - Известные нам с вами печальные обстоятельства, -- сказал Отто, -- не позволили мне своевременно представить вторую схему расположения моих новых позиций. Но я уже тогда присмотрел весьма неплохое местечко, и ваши саперы смогут оборудовать его в течение одной ночи.

– - Где, прошу вас?
– - Хунд расстегнул халат, достал карту.

– - Обратите внимание на ваш просчет, господин оберст, -- сказал Отто.
– - Вот здесь, -- он ткнул пальцем в центр полковых позиций, -- перед вашим вторым батальоном тянется, почти по всему фронту, как видите, небольшая, но'очень коварная возвышенность. За нею -- "мертвая полоса". Как можно было допустить это, господин оберст? Батальон лишен возможности видеть значительную часть незанятой зоны в непосредственной близости от себя!

49

4 Приключения-76

Оберст с угрюмым согласием кивнул:

– - Так сложилось в процессе оборонительных боев... Эту возвышенность удержать не удалось. Однако и рус-ские ее не взяли.

– - Слабое утешение, господин оберст!
– - прищурился Отто.

– - Что вы предлагаете?
– - вздохнул оберст.

– --- На этой длинной возвышенности -- назовем ее "Змея" -- вот здесь и здесь, -- Отто показал на кар" те, -- ваши саперы оборудуют для меня два поста с траншейными выходами ко второму батальону. Я прибуду к вам завтра вечером, работать намерен послезавт ра, один день. Позиции удобные: лишь сто метров до противника. Надеюсь на большой успех.

Оберст, конечно, отлично понял Бабуке,

– - И все-таки вечером, перед тем, как я выйду на позицию, -- сказал Отто, -- необходимо неожиданно обстрелять прилегающий к ней участок. Если не артиллерией, то из пулеметов хотя бы.

– - На всякий случай?
– - поднял глаза оберст.

– - Нет, господин оберст, -- улыбнулся Отто.
– - Для того, чтобы мне пристреляться, выявить русские позиции...

Во время перестрелки прежний блиндаж бронебойщиков был разрушен, и Мамеда перевели на правый фланг роты Петрухина, где высвободился большой блиндаж пулеметного расчета; пулеметчикам нашли место с широким сектором обстрела.

Морозюк, весь день и к случаю и без того вспоминавший своего дружка, к вечеру уговорил Игнатьева посетить "сердешного хлопца". Они шли то извилистыми и мелкими -- по пояс, а иногда и по колено, то ровными и глубокими, похожими на темные коридоры, только без потолка, траншеями и ходами. Вдруг послышался тяжелый топот ног.

– - Эй, осторожней на поворотах!
– - негромко окликнул Игнатьев.

– - Кто идет?
– - спросил неуверенный тенорок, -

Стой!

– - Мы стоим, а ты бежишь...
– - В голосе Игнатьева угадывалась улыбка, -- Вздремнул, что ли, по нехватке лет?

50

Обменявшись паролями, сошлись. Это был командир здешнего стрелкового взвода, молодой, узкий в плечах старшина. За ним темно маячил рослый солдат-автоматчик.

– - Где у вас тут бронебойщик, черный такой? Проведите, Мамедом зовут, -- сказал Игнатьев.

– - А, новый! Ступай, -- оказал старшина бойцу-автоматчику, -- покажи.

Они вылезли из траншеи и пошли бугром, спускаясь.

– - А хода к нему нет?
– - спросил Игнатьев. Боец не ответил, да и без того было яснЧ), что нет, и это был просчет: если немцы обнаружат блиндаж, уходить придется вверх по бугру, на виду.

Наконец боец остановился. Игнатьев пригляделся: за большим валуном чернела узкая канава.

– - Здесь, -- сказал боец.
– - Разрешите идти?
– - Голос его был тонкий, по-мальчишески срывающийся, не устоявшийся. Роста боец был огромного, а голос -- такой вот.

– - Идите, -- сказал Игнатьев, и тот неслышно пропал во тьме.

– - Мамед!
– - шепотом позвал Морозюк.

– - Вот Мамед, чего кричишь!
– - тотчас и тоже шепотом отозвался знакомый голос.

Игнатьев решил и заночевать тут, на новой позиции Мамеда: расположенная близко от вражеских окопов, она могла оказаться кстати как запасная. Да и блиндаж был большой, обитый тесом, теплый, с хорошей площадкой для стрельбы у амбразуры: на ней еще оставались канавки от колес "максима".

Игнатьев и Мамед вздремнули, бодрствовать вызвался Морозюк.

Долог ли, короток ли был сон Игнатьева, но проснул

ся он как по заказу. Приподнявшись, Игнатьев понял,

что светает: он привык пробуждаться в эту пору -- за

гадает с вечера и встает, будто по сигналу, -- часы

проверяй. ''"

Морозюк предостерегающе приложил палец к усам:

– - Послухайте, Микола Якыч...

Похрапывал Мамед, мешая слушать, однако до Игнатьева с немецкой стороны донесся отчетливый свист флейты.