Кто-то смеется

— На минутку притормози возле ресторана. — Достигайлов положил руку на руль, и машина свернула на бетонную дорогу, обсаженную молодыми елками. — Я сейчас вернусь.

Он появился минуты через две с букетом кремовых роз в целлофане и полиэтиленовой сумкой. В ней оказалось пиво и бутерброды с красной и черной икрой.

— Цветы для той девушки? — с улыбкой спросила Леля.

Достигайлов серьезно кивнул и положил розы на заднее сиденье.

На въезде в город она сама отдала ему руль.

— Но мы сперва подкрепимся. Правда, это можно будет сделать не останавливаясь. Ты умеешь открывать бутылки?

Леля весело кивнула, предвкушая забавную игру. Он откусывал от бутерброда, который она держала в левой руке, и запивал пивом из бутылки — ее он ставил на полочку своей дверцы. Пиво было холодным и очень вкусным. По телу разлились приятная слабость и покой.

— А та девушка красивая? — вдруг спросила Леля и с любопытством посмотрела на Достигайлова.

— Мне кажется, очень. Да и не только мне.

— И у нее много поклонников?

Он кивнул.

— Тогда я задам, если можно, последний вопрос: она тебе родственница?

После пива «ты» давалось с веселой легкостью.

— Она мне как младшая сестренка. Я всю жизнь мечтал о младшей сестренке.

— Наверное, это очень здорово, когда находишь родственную душу. — Она сказала это с легкой завистью в голосе. И тут же поправилась: — Я очень за тебя рада.

— Спасибо. Вот только я боюсь ее потерять. Я грубый и неуклюжий, у меня не было времени читать книжки и ходить по музеям — ПТУ, потом работал на стройке… Да и тяги у меня особой к этому делу не было. А она выросла в замечательной семье.

— Я тоже выросла вроде бы в неплохой семье, но всего два, нет, три раза за свою жизнь была в музее. — Леля сосредоточенно наморщила лоб, вспоминая: — Раз — Третьяковка, в дремучем детстве, два — музей Пушкина со всем классом и Жабой Болотовной, нашей классной дамой, три — дом-музей Чайковского в Клину этой весной. Это уже Ксюшина причуда. Она у нас вроде культурного атташе при доме Барсовых. — Леля хихикнула. — Так ее отец называет.

— Мне нравится твоя сестра. Редкая красавица.

— Красивей меня? — задиристо спросила Леля.

Похоже, Достигайлов смутился.

— Мы не говорим о присутствующих, — буркнул он.

— Хочешь сказать, что я вне конкуренции? Он глянул на нее исподлобья, так и не подняв до конца своих тяжелых век.

— Это бесспорно.

Леля откинулась на спинку удобного сиденья и сделала большой глоток из бутылки. Хорошо. Просто замечательно. И Тамбов совсем не так провинциален, как ей казалось раньше. На тротуарах пестрая веселая толпа куда-то спешащих людей, ярко-желтый, как спелый грейпфрут, автобус, застыв на перекрестке, дает им дорогу, в открытых окнах улыбающиеся лица… Нет, жить на этом свете не так уж и грустно.

Она повернулась к Достигайлову и сказала, капризно наморщив нос:

— Я бы хотела быть той девушкой, для которой мы едем покупать подарок.

Бросив на нее взгляд, он рассмеялся, обнажив крепкие желтоватые зубы.

— Смешно, да? Мне самой смешно. Но если честно, я немного ревную тебя к ней. Вы с ней тоже на «ты»?

Он кивнул.

— И в этой машине ты уже возил ее?

— Нет, но…

Достигайлов притормозил возле ювелирного магазина. Леля посмотрела на себя в зеркало: волосы растрепались, щеки пылают. «Похожа на девушку легкого поведения, сказал бы Петуня. Ну и черт с ним». Она показала своему отражению язык и смело ступила на городской асфальт.

В магазине было полутемно и безлюдно. Угодливый продавец с золотыми зубами открывал перед ними коробочки разных фасонов и размеров. Леля с ходу забраковала безвкусную брошь с россыпью мелких бриллиантов, рубиновый браслет, несколько кулонов. Она брезгливо кривила губы и отодвигала от себя коробочки. Наконец Леля увидела этот большой бриллиант в окружении рубиновых зернышек.

— Аленький цветочек! — восхищенно воскликнула она.

— Вы совершенно правы. Этот перстень так и называется. Это авторская работа, и подобной ей нет во всем мире. — Продавец протянул ей кольцо. — Размер семнадцать с половиной. Если вам нужно меньше, у нас есть своя мастерская. Работы минут на двадцать.

Перстень пришелся впору. Он искрился и сиял в тусклом солнечном свете сквозь толстое стекло двойной витрины. Леля любовалась своей изящной загорелой рукой. Из-за перстня пальцы казались еще длинней и тоньше.

— Берем? — склонившись к ее уху, спросил Достигайлов.

Она кивнула, не отрывая глаз от перстня.

— У вас отменный вкус, сударыня. Я бы сказал, королевский вкус, — сказал продавец и растянул губы в фальшивой улыбке.

Они сели в машину, и Леля наконец оторвала взгляд от перстня.

— Счастливица эта твоя родственница, — сказала она, глядя на Достигайлова. — И чем она такое заслужила?

Он взял ее руку в свою и осторожно поднес к губам. Они были сухие и очень горячие. Лелю это неприятно поразило — словно ее коснулось что-то нечистое, даже гадкое. Ей захотелось вырвать свою руку, спрятать за спину. Но вместо этого она почему-то кокетливо улыбнулась.

— Заслужила. Теперь я наверняка это знаю. Она была так снисходительна к моей серости. И объяснила мне терпеливо и по складам, что чудеса сбываются.

— Чудеса? Или желания?

— Мои желания давно сбылись. Все до единого. И мне последнее время стало скучно. Как вдруг я понял, что на свете бывают чудеса.

Леля отвернулась. За окном тянулись однообразные домишки, которые лепились друг к другу с упрямством, присущим убожеству. Она представила себя на мгновение в одном из них, представила, как встает каждое утро под тиканье ходиков, садится за застланный клеенкой кухонный стол, наливает из эмалированного чайника кипяток в чашку… А «Аленький цветочек» сиял так празднично и ярко.

— Я чудо, — прошептала она. — Я знаю об этом с детства. Знаю, что не такая, как все.

Она видела краем глаза, что Достигайлов тяжело сглотнул и крепче ухватился за руль.

— Этот перстень ты купил мне, — утвердительным тоном сказала она.

Он кивнул, не глядя в ее сторону, и наклонил голову.

— За него ты потребуешь от меня очень многого.

Он еще ниже наклонил голову.

— Молчишь? Потребуешь ведь?

— Да, — хрипло отозвался он. — Но я не из тех, кто применяет силу. Ты сама должна этого захотеть.