Кто-то в моей могиле
Шрифт:
— Счастье, что старуха не умеет читать по губам. — Филдинг прикончил полсандвича и, отодвинув тарелку, потянулся за пивом. — Значит, твоя мать приглядывает за детьми, пока ты на работе?
— Конечно.
— По-моему, ты слишком молода для того, чтобы иметь детей.
— Бросьте смеяться, — ответила она, но было видно, что ей приятно. — У меня их шестеро.
— Брось. Кто тебе поверит?
— Ей-Богу! Шестеро.
— Как это может быть? Ведь ты сама почти ребенок.
— Я очень рано начала, — просто и открыто ответила Хуанита. — Мне не слишком нравилось учиться, я бросила
— Шестеро. Надо же. Черт бы меня побрал.
Ей явно нравилось его изумление. Она похлопала себя рукой по животу.
— Конечно, я следила за фигурой. Многие из женщин этого не делают, в результате они распухают. Я — никогда.
— Это сразу видно. Шесть. Бог ты мой! Не могу поверить. — Он продолжал трясти головой, словно он и впрямь не мог поверить сказанному, хотя с самого понедельника, дня их драки, прекрасно знал, что у нее шестеро детей.
— А сколько мальчиков?
— Самый старший и самый младший, остальные девчонки.
— Готов поспорить, шустрые детишки.
— Нормальные. — В ее голосе прозвучала отчетливая нотка усталости и скуки, будто дети сами по себе не представляли никакого интереса, только факт, что они у нее были, имел значение. — Думаю, в округе есть и похуже.
— У тебя есть их фотографии?
— Зачем?
— Многие носят с собой фотографии своего семейства.
— Кому мне их показывать? Кто захочет смотреть на фотографии моих детей?
— Я, например.
— Зачем?
Мысль о том, что незнакомец может испытывать обоснованное любопытство по поводу ее детей, казалась ей невероятной. Глаза ее подозрительно сощурились, и в какое-то мгновение он подумал, что потерял доверие. Он непринужденно спросил:
— Что это ты взвилась? У твоих детей по две головы или что-нибудь еще?
— Нет, у них нет двух голов, мистер Фостер.
— Откуда ты узнала мое имя? — На этот раз его изумление было искренним, и она отреагировала так же, как отреагировала на его притворное изумление по поводу шести детей. На лице у нее появилось озорное и довольное выражение. Было очевидно, что больше всего Хуанита любила удивлять людей. — Как же ты выяснила, кто я такой?
— Я умею читать. В газете написали про драку. Про Джо никогда раньше ничего в газетах не печатали, поэтому я вырезала заметку, чтобы сохранить до его возвращения. Джо Донелли и Сэм Фостер — так там было написано — подрались из-за женщины в местном кафе.
— Понятно, — улыбнулся Филдинг. — Теперь ты знаешь мое имя, а я твое. Хуанита Гарсиа встретила Сэма Фостера.
Она подскочила, затем опустилась обратно на скамейку и шумно выдохнула воздух.
— Гарсиа? Почему ты сказал Гарсиа? Это не мое имя.
— Но ведь когда-то оно было твоим, верно?
— Мало ли что было. Теперь меня зовут Донелли, и никак иначе, понял? И я Нита, а не Хуанита. Нита Донелли, так меня зовут, ты понял?
— Конечно, — Филдинг кивнул.
— Где вообще услыхал про Хуаниту?
— Я подумал, что это одно и то же имя. Знаешь, есть такая старая песня про девушку. Ее зовут Нита, Хуанита.
— Неужели?
— Да, и я, естественно, подумал…
— Эй, Чико! — она махнула пареньку рукой, и он подошел к их кабине, продолжая мести перед собой щеткой на
длинной ручке. — Ты слыхал когда-нибудь песню под названием «Нита, Хуанита»?— Нет.
Хуанита повернулась к Филдингу. Она поджала свои пухлые губы так, что они у нее сразу же уменьшились наполовину.
— Спой-ка. Давай ее послушаем.
— Здесь? Прямо сейчас?
— Конечно, прямо сейчас. Почему бы нет?
— Я не помню всех слов. Да и вообще я петь не умею, у меня голос как…
— А ты попробуй.
Говорила она негромким, но настойчивым голосом. Никто в кафе не обратил внимание на происходящее, за исключением миссис Брустер, внимательно следившей за ними светлыми глазами-бусинками.
— Может, такой песни вообще нет? — спросила Хуанита.
— Конечно, есть. Ее пели очень давно, и ты слишком молода, чтобы ее помнить.
— Ну так напомни.
Филдинг весь покрылся потом, от жары, от выпитого пива и еще от ощущения, которое ему очень не хотелось называть страхом.
— Послушай, да что с тобой?
— Я люблю музыку. Вот и все. Старые песни, я обожаю старые песни.
Миссис Брустер вылезла из-за прилавка, подметая своим фартуком пол, будто сметая невидимую паутину. Хуанита увидела, что она приближается, и отвернулась, упрямо уставившись в стену.
— Что случилось? — спросила миссис Брустер Филдинга.
— Ничего. Я просто — ну, в общем, она хотела, чтобы я спел песню.
— Что ж тут плохого? Немножко музыки.
— Какая там музыка! Я не умею петь.
— Она немного не в себе, — сказала миссис Брустер. — Но я с ней могу управиться.
Хозяйка кафе крепко сжала правое плечо Хуаниты костлявой ручкой.
— Приди в себя! Слышишь?
— Оставь меня в покое, — ответила Хуанита.
— Если ты не успокоишься, я позвоню твоей матери и скажу, что ты снова поскандалила со своей хозяйкой. Кроме того, я напишу Джо. Я скажу ему: дорогой Джо, эта твоя жена, ее лучше забрать и запереть под замок. Ну, теперь ты пришла в себя?
— Я только хотела послушать песню.
— Какую песню?
— «Нита, Хуанита». Он говорит, что есть такая песня. Я ее никогда не слышала, думаю, он врет. Скорее всего, это шпик из полиции или управления по контролю за условниками.
— Он не врет.
— А я уверена, что врет.
— Я легавого вижу за километр, — сказала миссис Брустер. — Кроме того, я знаю эту песню. Я сама, бывало, пела ее, когда была молодой девушкой. Своим чудесным голосом, который сохранялся у меня до той поры, пока я не надышалась всем этим смрадом. Теперь ты мне веришь?
— Нет.
— Ладно. Мы споем ее для тебя, я и он, вместе. Как, мистер? Споем немножко, чтобы развеселить нашу Ниту?
Филдинг откашлялся:
— Я не могу…
— Я начну, ты подпоешь. Начали. Раз, два, три. Поехали.
Прямо над фонтаном нежится луна, милая, дорогая, ты со мной одна. Как блестят твои глаза, ты прощаешься со мной навсегда.Хуанита по-прежнему сидела, уставившись в стену.
— Ты не слушаешь, — сказала миссис Брустер.