Кто-то внутри 2
Шрифт:
— Что ты задумал? — спросил он.
— Пока посижу здесь, — сказал я.
— Денег много не дам, — предупредил мой скаредный спутник. — Мы, в конце концов, не для того сюда плыли, чтобы ты в барах надирался…
— Уходи, — сказал я и пнул его ногой под столом. Сначала хотел легонько, но в последний момент решил не сдерживаться. Женя ойкнул, сунул мне в руку несколько купюр и отправился снимать нам номер. Я был благодарен ему за то, что он не стал задавать лишних вопросов.
Хотя бы сейчас.
— Я тоже, пожалуй, пойду, — сказал Клод. — Моя-то старуха уже давно с работы меня заждалась.
—
— Будь осторожнее на улицах после наступления темноты, — посоветовал он.
Оставшись один, я допил бурбон и сразу же попросил Сэма меня протрезвить. Меня словно окатило волной свежести, только изнутри, вместе с опьянением она вымыла из меня и усталость, и я сразу стал чувствовать себя лучше.
Как будто только что проснулся в своей кровати и впереди у меня был прекрасный день.
«Тоже заметил, да?» — спросил Сэм.
«Разумеется».
Брат Пит сидел, положив руки на стойку, и пока я ждал свой напиток, я успел увидеть татуировку на его левом запястье. Это была надпись на латыни.
«И аз воздам».
Но примечателен был не сам текст, а шрифт, которым он был начертан. Может быть, конечно, это было простым совпадением, но шрифт на татуировке в точности совпадал со шрифтом надписи на обрезе, фотографию которого показывал мне Ван Хенг.
Глава 20
И там тоже была латынь.
Конечно, все это могло оказаться чертовски странным совпадением, но я все же верил в…
«Какая неожиданная удача», — сказал Сэм. — «Давай дождемся, пока он напьется, выйдем за ним в ночь, ударим по голове и ограбим. Наверняка у него есть то, что нам нужно, и мы сможем вернуться на континент этим же кораблем».
«Почему ты так стремишься обратно? Хочешь, чтобы Ван Хенг накинул нам премию за срочность?»
«Потому что там явно безопаснее, чем здесь», — сказал он. — «Жить нам при любом раскладе осталось всего ничего, поэтому я не хочу еще сильнее сокращать этот срок».
«Где же твой дух авантюризма?» — вопросил я. — «Неужели ты не хочешь стать отважным исследователем червоточин?»
«Может быть, эта теория ошибочна и никакой червоточины тут нет, а оружие какой-нибудь повернутый на латыни мастер клепает на коленке», — предположил Сэм. — «Давай допросим этого брата Пита с пристрастием и выясним все, не выезжая из Галифакса».
В его предложении был смысл. Не в той его части, где он предлагал не покидать Галифакс, разумеется, а в той, где про допрос. Но что мне делать, если задачка решается так просто, при первом же заходе в случайный бар? Если я добуду образец оружия и патронов к нему, у меня не будет формального повода, чтобы задержаться здесь и узнать о происходящем побольше. Этот итог удовлетворит Ван Хенга, но ни на шаг не приблизит меня к моей цели.
Конечно, я отослал Женю без объяснения причин, и даже если у него возникнут подозрения, я всегда могу утаить от него информацию, но если правда каким-то образом всплывет, у меня будут большие проблемы.
Черт побери, как же невовремя этот брат Пит решил промочить горло.
Он допил свое пойло, поставил стакан на стойку и заказал еще. Он ни с кем не разговаривал, не читал, даже не смотрел на окружающих, уставившись
прямо перед собой. Казалось, что ничего, кроме выпивки его не интересует. Какой целеустремленный человек.Я посмотрел в окно. На улице стремительно темнело, но публика в баре прибавлялась медленно и неохотно. Для конспирации я заказал себе еще бурбона, велев Сэму нейтрализовать жидкость сразу же при поступлении в организм, и достал свой телефон, чтобы со стороны выглядеть хотя бы чем-то занятым.
Это была ошибка, для иностранца вполне простительная. Сети здесь не было, а даже если бы мне и удалось поймать хоть какой-то сигнал, у меня отсутствовал бы доступ. Интернет на старом континенте, как и во всей остальной части мира, принадлежал цинтам, и мое устройство было заточено под работу именно в их сетях, а здесь у них власти пока не было.
Я бросил бесполезный кусок стекла и пластика обратно в карман, но внимание местной публики это все равно привлекло. Кто-то хихикнул над тупым иностранцем, привыкшим везде жить по своим привычкам, кто-то просто покачал головой.
Разведчики обычно прокалываются на таких вот бытовых мелочах, но, по счастью, моя миссия не подразумевала глубокого внедрения.
«Решись уже на что-нибудь», — посоветовал Сэм. — «Хватай его прямо здесь и сейчас».
«При свидетелях?»
«Убей их всех, делов-то», — беззаботно заявил демон.
«Я так не поступаю».
«Почему? Раньше ты убивал людей без колебаний».
«То были враги. А эти люди мне ничего плохого не сделали и вообще ни для кого не представляют угрозы».
«А какая разница? Большинству местной публики и так недолго осталось, они даже до апокалипсиса не доживут».
«Это неправильно».
«А как же все твои рассуждения о том, что идет война, и ты солдат на этой войне?»
«Они не комбатанты», — сказал я.
«Никогда не понимал этой логики», — сказал он. — «Война по правилам. Так убивать людей можно, а вот так — уже нельзя. Почему нельзя-то? Кто вообще придумал эти правила и для чего они нужны, если мешают победить?»
«Следование правилам отличает нас от животных».
«А назови-как мне животных, которые постоянно дерутся стая на стаю внутри своего вида», — попросил Сэм. — «Война уже отличает вас от животных, потому что звери крайне редко убивают не для пропитания. Я мог бы понять, если бы у вас была нехватка провизии и победители пожирали бы павших врагов, но вы и этого не делаете. Так в чем смысл-то?»
«В геополитике».
«То есть, сначала вы придумываете причины для войны, потом придумываете правила, а потом начинаете убивать друг друга в товарных количествах? Ты же понимаешь, что с точки зрения эволюции это мало чем отличается от массового суицида леммингов?».
«Вы никогда не воевали друг с другом?»
«Воевали, на самых примитивных стадиях развития. Но не в таких масштабах, и уж совершенно точно, не так долго. Мы прошли через этот период за пару веков, которые принято считать Темными веками, а вы не можете вылезти из этой междоусобицы уже которое тысячелетие подряд. Не знай я точно, что так не бывает, я бы даже предположил, что это стремление к саморазрушению заложено в вашей природе. Как вы там говорите? Самый опасный хищник —это человек?».