Кто укокошил натурщика? (сборник)

Конечно, я попытался убедить слоноподобного брата по разуму в том, что я тоже существо высшего порядка. Я кричал ему, мол, «мы с тобой братья по разуму, я тоже представитель развитой цивилизации», надеясь, что моё умение разговаривать, пусть и на непонятном для него языке, рассеет его заблуждение. Не рассеяло. Похоже, он вообще не слышал моих воплей. Наверно, он издаёт и воспринимает только инфразвуки, и мой голос был для него ультразвуком, который его уши не воспринимали, как наши уши не воспринимают крики летучих мышей; наверно, с его точки зрения, я лишь молча шевелил ртом. Впрочем, если бы даже слышал… Умение живого существа издавать звуки люди не считают признаком разума. Мы же не считаем воробья братом по разуму оттого, что он умеет чирикать, а кузнечика – оттого, что он умеет стрекотать.

Тогда я попытался изъясняться жестами. Но все мои телодвижения, шевеления конечностями и гримасы даже мне самому показались неубедительными. Животные тоже совершают сложные движения и даже целые ритуалы, но мы объясняем их не проявлением разума, а проявлением инстинктов.

Вот если бы у меня под рукой были роботы или другие предметы нашей цивилизации… А попробуй доказать, что ты существо разумное, когда ты гол и под рукой ничего нет. Только компьютер, выглядящий бородавкой на запястье. Но бородавка на конечности живого существа не является свидетельством его разумности.

Я вспомнил, что в фантастических сочинениях земляне устанавливали контакты с представителями высокоразвитых внеземных цивилизаций, предоставляя им научные схемы, чертежи, графики из области математики, химии, физики, понятные высокоразвитым из любого уголка Вселенной. Если бы начертать такую схему… Увы, я не мог воспользоваться этим методом. В школе у меня по этим предметам были неплохие отметки, но за годы работы в цирке я всё забыл – дрессировщикам точные науки как бы ни к чему. И вообще, такие схемы понятны учёным, но далеко не все представители цивилизаций являются таковыми. Покажи такие схемы людям на Земле, и многие, может даже большинство, не поймёт что там к чему. Не факт, что этот конкретный двухобот является именно учёным – математиком, физиком или, скажем, астрономом.

Зато я могу просто чего-нибудь нарисовать. Не будучи профессиональным художником, я рисую относительно неплохо – это моё хобби. Животные же рисовать не умеют. Это присуще только разумным. Я имею в виду, конечно, исключительно реалистическое искусство, ибо абстрактную картину может намалевать и слон, и обезьяна, и дельфин… Даже лягушка, намазанная краской, поскачет по холсту – вот вам и «шедевр» абстракционизма.

Нарисую реалистический портрет пушистого двухобота, и он сразу поймёт, что я не животное, а брат по разуму. Но чем и на чём? Сначала я пытался выцарапать изображение на стенке конуры камешком, выковырянным из почвы. Увы, пластик конуры оказался слишком прочным, а камешек – наоборот: раскрошился, не оставив царапин. Попытка наносить на ту же поверхность зелёный сок травы тоже не дала успеха – пластик был влагоотталкивающий. Тогда я стал наносить травяной сок на кору коренастого дерева. Кора была слишком рельефной, а сок слишком бледным, поэтому «живопись» выходила очень нечёткой. Когда по окончании работы я отошёл от дерева и глянул на сей «шедевр» со стороны, то с огорчением понял, что эта невнятная пачкотня, выглядящая как просто влажное пятно на коре, никак не может служить доказательством моей цивилизованности.

Наконец, я пытался добыть огонь первобытным способом, трением палочки об древесину. Животные же огня не добывают, а древесина – единственное, что есть у меня под рукой. Но сколько я ни вращал меж ладоней палочку, упирая её в оторванный от дерева кусочек коры, ни огня, ни искорки, ни дымка не возникло. То ли древесина была недостаточно сухая, то ли я делал что-то не так. Меня ж этим первобытным штукам никто не учил. Единственное, что я добыл, пытаясь добыть огонь, это волдыри на ладонях.

Итак, все мои попытки показать, что я существо разумное, оказались безуспешными, и это меня, человека эмоционального, взбесило. Я метался по «заколдованному кругу», пиная ногой конуру и дерево, и сопровождая эти пинания нецензурным монологом... После этого босая нога болела, и я хромал.

Затем, утомлённый яростью, угрюмо сидел, за неимением стула или другой мебели, на нижней горизонтальной ветви коренастого дерева.

Погружённый в свои переживания на дереве, я не очень-то обращал внимание на двухоботного робота, копошившегося в моём «заколдованном круге», а когда обратил – робот закончил возню и удалился.

Спустился с дерева глянуть, какой ещё сюрприз для меня приготовлен.

Оказалось, слоноподобный механизм принёс мне плоды разных здешних растений, тушки мелких животных и куски сырого мяса крупных, всяких червей и козявок, сноп сена…

Видимо, мне предлагалось выбрать пищу. Я был голоден, поэтому с аппетитом слопал вкусные плоды вафельного дерева, похожие на вафельные стаканчики, отчего дереву было дано такое название; картофельного дерева, почти безвкусные, но богатые белком и витаминами; ватного дерева, вкусом похожие на грецкий орех, а видом – на ватный кокон; и прочие, которыми лакомился на острове Муртазаева. Несъеденные мною продукты были роботом убраны, и в дальнейшем в мою кормушку клались только выбранные мною плоды.

Моему псу тоже был предложен широкий ассортимент; Паломид выбрал свежее мясо. Другим существам, заключённым в «заколдованных кругах», как я заметил, в кормушки были положены вполне конкретные продукты: «кентавры» знали, чем их кормить.

Между тем солнце нырнуло под горизонт, и пришла ночь. Я забрался в конуру, пол которой оказался упругим, нетвёрдым, пригодным служить ложем, и, в конце концов, уснул. Тем более – снаружи зашуршал дождь, умеющий убаюкивать.

***

В последующие дни моего пребывания в неволе, в «заколдованном круге», я понял, что двухоботный инопланетянин является, так сказать, моим коллегой – дрессировщиком.

Да, он дрессировал животных!

И надо отдать ему должное – делал это талантливо! Его мастерство дрессуры не уступало моему! Вскоре животные брали пищу из его хоботов и помалу-помалу начинали «плясать под его дудку». Даже мой верный Паломид, который поначалу лаял на захватчика, через пять дней уже вилял перед ним хвостом, брал из щупалец «кентавра» мясо и прыгал перед ним на задних лапках. Друг человека называется! Из-за куска мяса так пресмыкаться и унижаться! Что значит – животное. Никакого самолюбия, гордости, чувства собственного достоинства.

Продолжая и меня считать таким же животным, двухобот норовил и меня заставить плясать под его дудку, но я, конечно, не унизился до того, чтобы пресмыкаться перед захватчиком. Меня бесили его попытки меня дрессировать. Дрессировать меня – знаменитого дрессировщика Тристана Цвяха! Ну и наглость! Нет, коллега, с нами – гомо сапиенсами – такие штуки не пройдут! Мы не зверушки. Мы не рабы – рабы не мы. Общаться на свободе как равный с равным – изволь, с превеликим удовольствием, но быть послушным рабом или дрессированной тварью – дудки! Накось выкуси! Короче, я стал игнорировать его поползновения, саботировать всякую работу, которую он мне навязывал. Я объявил забастовку и частичную голодовку в знак протеста против содержания меня в неволе. Частичную, поскольку брал пищу только из кормушки и наотрез не брал из щупалец слоноподобного дрессировщика, даже после того, как он два дня морил меня голодом.

Однажды, войдя в мой «заколдованный круг», сей узурпатор бесцеремонно протянул ко мне правый хобот, будто собираясь потрепать по голове. Я, взбешённый такой наглостью захватчика, такой барской развязностью, укусил его за один из трёх «пальцев», мягкий как язык: никакого другого оружия самозащиты, кроме зубов, у меня же не было. «Кентавр» отдёрнул правый хобот и оттолкнул меня левым, так что я, стукнувшись о дерево, ушиб плечо. После чего он, сердито размахивая хоботами, удалился.

Плечо болело, но зато я показал ему, что не позволю делать с собой безнаказанно всё, что ему вздумается! Небось, в следующий раз побоится протягивать ко мне свои сопливые конечности! Ишь, рабовладелец выискался! Мало того, что держит в неволе, так ещё и тянет свои поганые щупальца!