Кто здесь

– А тут возник покровительственный тон?

– Что-то очень на это похожее.

– У нее в последнее время появлялись лишние деньги? Может быть, были дорогие покупки? Планы по этому поводу?

– Нет, сэр, ничего такого не было.

– А новые знакомые?

Молодой человек отрицательно покачал в ответ головой.

– Хорошо, все пока. Возможно вы еще понадобитесь.

Отпустив его, Торнвил пригласил лейтенанта.

– Проверьте всех родственников Кэмпбелл на предмет возможной передачи им наличных денег на хранение. В том числе, негласно проверьте их счета: не было ли за последнее время значительных поступлений? А мы, со своей стороны, проверим ее собственные банковские счета по всей стране и по Интерполу.

– Понял, сэр, сделаем.

– Тогда, здесь я закончил. Пусть меня отвезут в президентскую администрацию.

Какая она замечательно красивая, его Николь. И совершенно открытая. Вышла замуж, потому что у него были очень богатые родители. "И за год поумнела, - сказала она.
– Стала чувствовать, что продажный поступок нужно вернуть пока не поздно. А тут ты к нам свалился. О-чень вовремя!".

Торнвила провели в кабинет того самого сотрудника, который встречал его утром. Тут же пришел и представился еще один.

Стенли не очень разбирался в их внутренних чинах, но понимал - за негромкими этими званиями стоит реальная сила. Впрочем, и его собственная должность тоже весьма немаленькая.

– Кое-что я уже от Блюма знаю, - начал он, - но нужны детали. Непонятно, ведь, пока, что именно нужно брать в оперативную разработку. Давайте поэтому уточняться.

Оба ему в ответ кивнули.

– Нам, конечно, сразу стало ясно, что в штабе независимого кандидата у вас есть свои источники информации. Я в это деликатное дело лезть не собираюсь, но должен понять, насколько достоверно, что информация от Чакли и Кэмпбелл уходила именно туда?

– Не источники, как вы сказали, а один совершенно надежный источник, - ответил тот второй, что позже пришел в кабинет. И, к сожалению, все слишком достоверно.

– Почему "слишком"?

– Потому что мы потеряли этого человека вчера вечером. Он погиб в автокатастрофе. Выскочил на встречное движение на повороте, заклинило тормозную колодку. И нас, кстати, интересует, что вы как профессионал об этом думаете, вам ведь, наверное, э-э... приходилось?

– Мне лично не приходилось, и к счастью даже не приходилось отдавать такие приказы. Но в профессиональном смысле - это один из стандартных приемов по ликвидации.

– Значит, они нашего человека вычислили. Хотя нам совершенно непонятно - как.

– Возможно, что кроме Чакли и Кэмпбелл у вас еще кто-то есть из их агентуры. И он выдал вашего человека.

– Не тот случай!
– категорически вмешался его утренний знакомый.
– Нам самим до сегодняшнего дня была известна только его кодовая фишка.

– Кто-то же знал и действительное имя.

– Да, двое, но эти люди, ... полковник, вы слишком часто встречаете их фамилии в газетах, на самых первых полосах. Надеюсь, понятно?

– Так, третий труп в нашем фильме, - ни к кому не обращаясь, раздумывая, произнес Торнвил.

– Не скроем, полковник, мы чувствуем себя как на горящих углях.

Николь тоже почему-то думала, что он должен был убивать людей, работая в резидентуре, и очень обрадовалась, когда он сказал, что ничего подобного с ним никогда не случалось.

– Если с этими тормозными колодками работали профессионалы, мы ничего не докажем, - сообщил Торнвил.

Ему тут же ответили, что и нельзя предпринимать таких действий: слишком рискованно обнаруживать, кто этим интересуется.

Николь в юности готовилась стать балериной. Потом разрыв коленных связок и не совсем удачная операция. Если бы не это несчастье, она могла бы быть уже известной артисткой. Да, но тогда он ее бы не встретил. Какая у нее безумно красивая спина...

– Что вы об этом думаете, полковник?

– Странно.

– Что именно?

– Вы, несомненно, хорошо проверили квартиру Кэмпбелл? Все ее бумаги, служебный сейф?

– Разумеется, как и в случае с Чакли.

– И ничего особенного?

– Деньги, вы имеете в виду? Денег мы не обнаружили.

– Не только деньги.

– А что еще?

– Паспорта на новые имена. Должны же были они подумать о побеге, раз так грубо и спешно работали.

Оба чиновника озадачено посмотрели друг на друга.

– Возможно, они хранили их где-нибудь в номерных сейфах? предположил встречавший его в аэропорту.

– Возможно, - согласился Торнвил.
– Мы это проверим. Дадим по факсу фотографии в банки. Их самих и всех родственников, до которых только доберемся.

– И близких знакомых!
– торопливо порекомендовали ему.

Торнвил ответил снисходительным взглядом:

– И их, разумеется. Только ведь паспорта и деньги могли положить в номерные сейфы совсем другие люди - связные из штаба независимого кандидата. А им при встрече просто сообщить, где все находится.

– Дьявол! Так мы ни до чего не доберемся!

– Ну-ну, зачем же вешать нос. Да еще в первый день расследования.

– Вы правы, полковник. Чем мы можем быть вам еще полезны?

– Мне понадобятся сведения об этом независимом кандидате. Все сведения. Понимаете? Все, что вам известно, а не то, что поступает в прессу.

– Выпейте пока кофе, это займет пятнадцать минут.

– Спасибо,... лучше зеленого чая.

Он прочел полученные от чиновников материалы по дороге домой в самолете и, вернувшись в Центр, переправил их Блюму, договорившись встретиться через два часа.

* * *

Хак знал, что казнь назначена на полдень на главной площади. Об этом с утра кричали пешие и конные глашатаи по улицам и переулкам Дели. И шел туда, чуть оглядываясь и стараясь не очень попадаться на глаза всадникам.

Нет, кто сможет теперь узнать его в маленьком оборванном мальчишке? Их полно таких на улицах.

Свой золотой украшенный бирюзой пояс и такой же кинжал он закопал в пригороде под молодым эвкалиптовым деревом. А одеждой обменялся с маленьким пастушком сегодняшним ранним утром. Как тот обрадовался! Жалкий ничтожный крестьянский мальчик, получивший вдруг ханскую одежду. Все они жалкие и ничтожные. Овцы, а не воины. И идут сейчас туда, на площадь, чтобы поглазеть на казнь великого из моголов. Его старшего брата. Воина, принесшего славу и власть Юдуфу, который решил разделаться теперь с командующим своей конницы, лучшим всадником Поднебесья... Мать несколько раз говорила при нем брату, когда он их навещал, говорила одно и то же: "Остерегайся Юдуфа, сынок, он не любит тебя, он не может тебя любить, остерегайся!" А брат только широко улыбался своим белозубым ртом. Он был добр, и даже в бою. Бросивших копья и мечи врагов не позволял убивать своим конникам. "Бросивший меч, уже не поднимет его, - говорил он, - зачем убивать зря живое".