Куба – любовь моя

– Словакам еще хуже, намного хуже, – вставлял он.

«Эх, господа хорошие, вас бы на время куда-нибудь в Ивановскую область, где инвалиды ездят на самодельных дощатых тележках с шарикоподшипниками вместо колес, а здоровые люди вообще месяцами не получают зарплаты», – думал я, впрочем, весьма им сочувствуя.

В пять часов утра я вскочил по будильнику и помчался на автовокзал. Первый автобус на Брно отходил в шесть часов. Билет у меня был. Мне, слава Богу, хватило ума взять обратный. На остановке уже толпился народ, в такую-то рань. Суббота – вспомнил я и встал в очередь за девушкой в джинсах. Подали автобус. Откуда-то со стороны подходили люди, показывали шоферу билеты и занимали места. Наша очередь оставалась безучастной. «Наверное, я не туда встал», – подумал я, подошел к шоферу и дал ему свой билет. Тот пожал плечами и показал на очередь. Ничего не поняв, я встал на место. Автобус заполнился и отошел. Я стал изучать людей, стоящих в очереди. Некоторые держали в руках такие же билеты, как у меня. У девушки, что впереди, билет был солиднее, сшитый в виде книжки из нескольких разноцветных листочков. Или это вовсе не билет? Через полчаса подошел следующий автобус, и картина повторилась: никто из нашей очереди туда не попал. Вот тогда-то народ заволновался, зажаловался друг другу. Кто-то куда-то побежал. Девушка тоже забеспокоилась и, вытянув шею, стала высматривать что-то вдалеке.

– Ай эм сорри, – обратился я к ней. – У меня есть билет. Почему я не могу уехать?

Красноречием в английском я, как известно, не блистал. Она удивленно посмотрела на меня.

– Это йизденка. У меня тоже йизденка.

Повертела своей книжицей и отвернулась, как мне показалось, весьма презрительно.

«Идиот, – дошло до меня. – Какой же я идиот, наступил на одни и те же грабли второй раз. Значит я купил не полный обратный билет, а только йизденку, будь она трижды неладна, и стоял в очереди на свободные места».

– Ай эм сорри, – обратился я снова к девушке. – Где бы я мог купить э-э… мистенку?

– Там. – Она кивнула головой куда-то через площадь. Потом, как будто решившись на что-то, сказала: – Я сейчас иду туда. Можете пройти со мной.

По-английски она говорила не спеша, смакуя раскатистое «р». Англичанка? Скорее всего – нет, решил я, уж слишком правильно она строила фразы, как ученик-отличник на экзамене.

Мы быстро пошли мимо ряда автобусных остановок, лавируя в толпе, потом спустились под землю и, пройдя по тоннелю, оказались в небольшой зале, заполненной людьми. К пяти-шести работающим окошкам касс было не подступиться. За все время пути девушка ни разу не обернулась на меня. Я уже стал было думать, что она забыла о моем существовании, или я не так ее понял, но решил держаться до последнего. Я ощутил реальную угрозу остаться здесь еще на сутки и тихо запаниковал.

С третьей попытки моя попутчица, наконец-то, пробилась к одному из окошек и, переговорив с кассиром, подошла ко мне.

– Здесь можно купить мистенку, но только на одиннадцать часов сорок минут, – грустно сказала она. – Сегодня суббота. Как я не подумала об этом! – И повертела в руках бесполезный билет-книжицу.

Такой поворот событий меня тоже не устраивал. Было всего семь часов утра – это сколько же ждать?! Да и Сергей там с ума сойдет.

– Вы тоже едете в Брно? – спросил я.

– Да, меня там встречает семья, – рассеянно ответила она.

«Какая, к черту, англичанка, – подумал я. Типичная чешка, остроносенькая, с тоненькими губками. Таких здесь стаи. Сколько ей? Девятнадцать? Двадцать?»

Девушка что-то спросила. Я не понял. Она ткнула в меня пальцем: – Ю, – и медленно повторила вопрос. Я догадался, что она интересуется, буду ли я покупать мистенку на одиннадцать часов сорок минут.

– Это очень поздно! – прокричал я ей, как глухой. – Меня тоже ждут. Там! – И неопределенно показал рукой.

Замолчали. Похоже, ей было не до меня. «Так. Одиннадцать сорок. В полтретьего в Брно, – стал я считать от нечего делать. – То се. В шестнадцать часов на месте». В принципе, ничего страшного. Но как же не хотелось торчать здесь без толку еще пять часов! Гулять по Праге меня тоже не очень-то тянуло – большие города не жалуют нищих. «Железная дорога! – вдруг ударило в голову. – Ведь есть же здесь электрички? Поезда, черт возьми! Как по-английски поезд, железная дорога? Вот незадача – вылетело из головы».

– Вы говорите по-русски? – спросил я снова у девушки. Она мило взглянула на потолок, а потом ответила с типично чешским акцентом:

– Немножько, очьень плехо, – и улыбнулась. Очевидно, это ее развлекло, вернее отвлекло от невеселых размышлений.

– Поезд, – сказал я, – железная дорога, ту-ту-у! Понимаешь?

По всей видимости, ей действительно нельзя было здесь задерживаться. Она ухватилась за мою идею, как утопающий за соломинку, и побежала наводить справки в информацию.

Поезд на Брно отходил в восемь часов пять минут.

– Где это? – спросил я. – Вокзал где?

Она сказала что-то непонятное по-английски, а потом добавила по-русски:

– Метро. Три остановки.

– А билеты есть? Там, на вокзале? Тиккетс, тиккетс. – Я указал на книжицу, которую она все еще держала в руках.

– Да, да, – закивала она.

– Тогда побежали, – сказал я. – Меньше часа осталось. – И похлопал по часам.

Через тоннель мы снова вышли на площадь. Девушка остановила меня и попыталась что-то объяснить. «Ага, у нее вещи», – понял я.

– Много вещей-то? Хау мэни?

– Два, – показала она, – но очень тяжелые.

– Ничего, ничего, дотащим, – легкомысленно отмахнулся я, – побежали, где вещи-то?

Вещи оказались рядом с автобусной остановкой на Брно под присмотром чего-то ожидающих молодых людей – два жутких размеров фирменных чемодана. Подобные экземпляры мне приходилось видеть только в Шереметьево-2 у иностранцев. У одного из чемоданов ручка была смещена к краю, а противоположный его конец покоился на двух колесиках. У второго чемодана ручка была на месте и колесики отсутствовали.

Девушка поблагодарила молодых людей за присмотр и с затаенным ужасом посмотрела на меня. Я попробовал чемодан без колесиков. Он оказался достаточно тяжел. По крайней мере для того, чтобы тащить куда-то вручную. «Куда?» – спросил я. Девушка показала рукой через площадь, где над подземным переходом маячила буква «М», а немного подальше, в стороне, толпился народ, ожидая такси. «Метров сто пятьдесят, не меньше», – прикинул я. Да еще там, по платформам таскать их».

В который раз за эти сутки удача издевательски повиляла хвостом перед моим носом и ускакала, испортив воздух. Бег на время по пересеченной местности с двумя неподъемными чемоданами был бы для меня равносилен самоубийству. Врачи определили, что в 1997 году я перенес инфаркт на ногах. К их выводу я отнесся достаточно серьезно: бросил курить, перестал корчить из себя юношу-спортсмена, готового при первой же возможности поиграть мускулатурой, и не напивался до упора, как регулярно практиковал до больницы. Нынешние посиделки с Сергеем были не в счет. Те ежевечерние двести грамм, от которых тащился мой худосочный подопечный, я даже не чувствовал своим центнером. Так радикально пересмотреть образ жизни помогли мне, в какой-то степени, многочисленные знакомые ровесники, в свое время не захотевшие ничего менять в себе при первом звоночке и так и не дожившие, увы, до второго. Ну, и всполошившаяся супруга, конечно. Даже здесь, в Чехии, когда мне приходилось перекладывать Сергея с коляски в ванную и обратно, я старался не перенапрягаться, а после делал дыхательные упражнения и восстанавливал пульс. Я был напуган и вот уже четыре месяца блюл себя.

– Я не могу нести чемоданы. У меня больное сердце, – сказал я по-русски и почувствовал, как заливаюсь краской.

– Уот из дэ мэттэ?

Девушка подалась вперед и растерянно посмотрела на меня, стокилограммового, делового, не понимая, чего я медлю. Я был готов провалиться сквозь землю. Мне вдруг пришло в голову, что, пожалуй, еще ни разу в жизни я не находился в столь идиотском положении. «Господи, совсем еще ребенок, наверное, помоложе дочки. Ну что ей понадобилось в такую рань в этом Брне, – с досадой подумал я. – Эх, где наша не пропадала!»