Кучер
Шрифт:
Вышел худой и высокий мужик в кожанке и маузером... на животе. Я подтолкнул в локоть Коновалова. Тот не шелохнулся.
– Я думаю, - продолжал выступавший, - что новый начальник заставы сам ознакомится с вами и сделает правильные выводы. Принимайте заставу, товарищ Комаров.
Выступавший махнул рукой и тут же подъехала бричка, он вскочил на нее и под охраной эскадрона, она покатила обратно в степь.
– Кто это был?
– шепотом спросил я у Сереги.
– Голощекин. Молчи, дура, - так же шепотом ответил тот.
Если в Освенциме гитлеровцы уничтожили около четырех миллионов человек,
Новый командир обходил строй, внимательно всматриваясь в лица бойцов, иногда он спрашивал кого-нибудь фамилию и сведения, где служил и является ли тот членом партии. Недалеко от нас он остановился.
– Никак Черненко?
– услышали мы.
– Я.
– Вот ты куда исчез. А я думал, куда это наш малыш пропал.
– Прислан сюда..., это... по приказу... товарища Сомова.
– Понятно, - хмыкнул Комаров.
– После... зайди ко мне.
– Хорошо.
Мимо нас новый начальник прошел ничего не спросив.
– Теперь то Черненко будет здесь, как кот в масле кататься, - говорит мне Лешка, когда мы ложились спать.
– Слышал, новый начальник приказал вернуть ему маузер.
– Ого. Кого же он теперь здесь будет расстреливать в затылок?
Лешка рванул меня к себе.
– Тише и забудь, что я тебе говорил. При Максимове еще можно было трепаться о том и сем, а при новом... лучше заткнуться в тряпочку.
– Ты чего?
– Нечего. Понял. И запомни, сейчас время такое, что лишнее слово может обернуться пулей для тебя, для меня, для всех.
Он отпустил меня и обмяк. Посидел на койке, потом поднялся.
– Извини, Серега, сорвался. Мы здесь с тобой как белые вороны в черном стаде остались. У тебя окончена гимназия, у меня год Казанского университета, а остальные что... Большинство бойцов еле-еле грамоту разумеют, а некоторые совсем не знают. Они... это чувствуют и барьер отчуждения давно зреет между нами.
– Я это знаю.
Между койками мечется завхоз. Он подходит к нам.
– Вы Кучера не видали?
– Кого?
– Кучера... Черненко.
– ??? Почему Кучер?
– Он в моих документа, когда принимал и сдавал оружие подписывался К.У.ЧЕР.
– Вот оно что. Так он сейчас наверно в канцелярии у нового начальника.
– Вот ты какая неприятность. Что же делать? Мне очень не хочется попадаться на глаза новому...
– А что произошло?
– Да не расписался он в одной графе, а меня за это могут и того... Пришел Черненко ко мне в кладовую и говорит, верни маузер, начальник приказал. Я говорю, мне не приказал, не дам. Смотри, говорит, тебе хуже будет. Действительно через минут десять прибежал разъяренный начальник и сразу в рожу. Во, какой синяк...
Теперь и мы, при слабом свете, разглядели распухшее лицо завхоза.
...- Ты что, кричит начальник, моих приказов не слушает. Тебе сказали вернуть оружие
красному бойцу Черненко, так и не перечь... Еще отматерил минут на пять и ушел... Тут и появляется этот... Так что, говорит, где маузер. Я отдал ему оружие, а вот с перепугу забыл тогда, что надо расписаться.– Завтра его поймаешь и он тебе распишется.
– А если не распишется.
Леша пожимает плечами. Расстроенный завхоз уходит.
– Так значит... Кучер, - задумчиво тянет Коновалов, - а ты говорил клички к нему не липнут. А ведь это как раз для него.
Утром меня вызывает в канцелярию, новый начальник. Нехорошие мысли сверлят голову. Никак кто то на меня чего-нибудь донес.
В комнате, помимо начальника, который сидит за канцелярским столом, на подоконнике окна устроился Кучер.
– Заходи, заходи, - улыбается Комаров, будь то я его родственник, чего так неуверенно...
– Вызвали меня?
– Вызывал.
– У меня там сейчас построение, мне нужно выступать в наряд на охрану границы.
– Знаю. Сегодня не пойдешь. Я уже замену тебе выслал.
– ??? Чего так?
– Да вот, мысль появилась. Я тут узнал, что грамоте ты хорошо обучен. А Ленин знаешь, какое пожелание молодежи наказал... Учиться, учиться и учиться.
Начальник поднял указательный палец вверх и потряс им в такт.
– Ты комсомолец?
– спросил Комаров, хлопнув руками по столу.
– Да.
– Тогда порядок. Партия в моем лице, хочет, чтобы ты занялся обучением грамоте наших бойцов. Вон, Константин, - кивнул на Черненко, - четыре класса приходской школы, косноязычен как... бревно, - подобрал слово начальник.
– А ведь преданный делу человек. Надобно, из таких бойцов сделать грамотных людей, а то совсем позор на всю республику. Присылают политическую литературу, газеты, а ее все на подтирку... в туалет. Читать ведь никто не умеет.
– Мы по утрам читаем всем на собрании, газеты и прочую литературу, что присылают, - пытаюсь возразить я.
– Так что все в курсе, что творится в стране и за рубежом.
– А надобно, чтобы каждый читал сам. Ты не спорь, собери свободных от нарядов бойцов и начинай... А тебе Константин, - обращает к Черненко свое худущее лицо Комаров, - в приказном порядке... учиться.
– Я что?... Ленин сказал... Ведь это... значит надо.
– Молодец. Тогда давай, иначе в партию не примем.
Я не хожу в наряд уже неделю. У меня всегда свободных от службы, пять человек. Они сидят на кроватях в спальне и на кусках желтых обоев карандашом старательно выводят предложения.
– Костя, у тебя уже получше, - хвалю я своего ученика.
– Раньше в каждом слове ты делал по две, три ошибки, сейчас лучше... почти по одной.
– Мне это... Завтра выступить надо... о положении, значит, в мире. Как это... лучше...?
– А ты подготовься. Возьми несколько книг, газет и выпиши из них предложения, которые ты бы хотел сказать.
– Как это?
– Вот так.
Я беру несколько брошюр Ленина, Сталина, две последних газеты и расстилаю перед ним.
– Смотри. Кругом идет коллективизация страны, громят классовые негодные элементы кулаков и прочей нечисти. Так и начинай. Бери заголовок. Записывай, да так, чтобы тебе прочитать можно было.