Куда исчез Филимор? Тридцать восемь ответов на загадку сэра Артура Конан Дойля

Отец давно ушел из семьи, поэтому мама была особенно ранима и беззащитна, расстраивать ее было нельзя. Тем более что если бы Никуся была ребенок как ребенок, то и отношения в семье были бы здоровые. А так мать все силы положила на Никусино воспитание, потому и мужа удержать не смогла.

Чтобы мама не расстраивалась, она и школу без троек закончила, и в вуз поступила, но не по стопам матери, а на филфак, потому от что резаных лягушек Веронику тошнило до истерики.

Так и замуж вышла.

Все равно ее первые любови все как одна случались безответными, да и мать объекты не одобряла. Хотя переживать ей особо не пришлось, потому что на девичью честь Вероники никто никогда не покушался. Уж больно невзрачная она была. Не красивая, не страшненькая, совсем никакая. Ее даже вовсе не заметить запросто можно было. На школьные дискотеки она приходила в купленных Викторией Александровной нарядных платьях. Это могло бы превратить ее в мишень для насмешек, но даже в этих нелепых тряпках Вероника оставалась совершенно незаметной.

Мать была недовольна даже тем, что Никуся с ней никогда не спорит. Вот ведь безответная!
– ругала она дочь. Тебя так и в жизни заклюют и затрут, а ты за себя постоять не сможешь. Дочь не возражала и на это.

Так что и насчет жениха не возразила. Конечно, Виктория Александровна не сама его нашла. Просто помогла бестолковой дочери не упустить момент.

Дело было так. Девчонки с факультета по праздникам и прочим выходным бегали на танцы в военно-морское училище. Вероника не очень понимала, зачем ей тоже нужно с ними ходить, но мать настояла на своем, как всегда, без особых усилий. А в том году в училище приехали на практику выпускники аж из Питера. И один из них, парень серьезный, на вид старше своих лет, с усатым, но немного рыбьим профилем, почему-то из всех филологичек выбрал невзрачную Никусю. Он вообще практичный парень был, увидел, что в городе К. подушки дешевле, и купил пару, домой отвезти. А может, и не потому. Может, в тот год подушки дефицитом были. Уже и не вспомнить. Так или иначе, купил он эти подушки, как раз когда шел в гости - с Викторией Александровной знакомиться. Ну и конечно, девать их было некуда, так с подушками и цветами он в первый раз в доме и появился. Цветы будущей теще вручил, а подушками произвел на нее же неотразимое впечатление. Они быстро поладили и обо всем договорились.

– Да вы не беспокойтесь, Виктория Александровна. Я же понимаю, что Никуся не такая, как все...

Весь позор матери заключался в этих словах. "Не такими, как все" могли быть выдающиеся пианисты или другие великие люди. За славу и всенародное признание им можно было многое простить - так понимала Виктория Александровна. А недотепе Веронике, которая звезд с неба не хватает, странностей не положено. И кто виноват? Мать виновата, не на школу же валить, если мать сама педагог с большим стажем.

– Она же совсем как ребенок, - продолжал раскрывать душу будущий зять.
– В детстве застряла. Но я Никусю по-настоящему люблю, и терпения мне хватит. Не переживайте, Виктория Александровна. Перевоспитаем.

Понимание и сочувствие со стороны зятя Виктории Александровне радости не доставило. Как будто пониманием и сочувствием зять покрывал педагогические просчеты самой Виктории Александровны.

Сколько раз сама она говорила непутевой дочери: ты неподдающаяся, с тобой никакие педагогические методы не работают, я уже все перепробовала! А тут самоуверенный мужик вдвое моложе Виктории Александровны снисходительно обещает выправить все ее провалы и недоработки.

А Никуся и на самом деле была мутантом. Только никаким не камелопардом, конечно. Просто у нее в организме развилась особая, неизвестная науке железа, и никакие УЗИ и рентгены эту железу не показали, и никакие анализы ее деятельности не обнаружили. А эта железа постоянно, все годы недолгой и тусклой жизни Вероники Мармаревой вырабатывала особое вещество. Это вещество накапливалось в ее организме, откладывалось в костях и мягких тканях. Все тело Никуси было буквально пропитано им.

И никто не знал.

Жизнь шла своим чередом, Никуся взрослела, Виктория Александровна старилась, Сергей Иннокентьевич создал успешный бизнес буквально на пустом месте, и стали они жить-поживать и еще больше добра наживать.

– Вы мне как родная мама, - говорил Сергей Иннокентьевич Виктории Александровне.

А у Вероники еще со школы одна-единственная подруга осталась. Маша.

– Понимаешь... Ну да, я знаю, что Сережа мне изменяет, - говорила ей Вероника.
– Но куда я от него? Маме нужно лечение. Я столько не заработаю. Никак. Да и привыкла она к такому уровню жизни. Она всегда считала, что должна так жить. А теперь у нее эта жизнь есть. Домработница, spa, машина с водителем. Сережа для нас ничего не жалеет. Ну и как я буду жить, если от него уйду?

– Ты-то? Прекрасно. Вот мать твоя, вампирица...

– Не надо так. Она добрая в душе. Она просто не смогла стать хорошей, ей жизнь не позволила. А я могу. Я выдержу. Должна же моя жизнь иметь хоть какой-то смысл, вот пусть такой.

– Это не смысл. Это издевательство над собой. И ты просто мазохистка, если в этом видишь удовольствие.

– Не удовольствие, Маш. Удовлетворение. Я хорошая. Так правильно.

– Никище, ты же можешь такое... Эти рисунки твои. Это же полный крышеснос. Туда проваливаешься - и летишь, и предела нет душе. Ты должна и есть, и спать с карандашом в руках. Ты воруешь у мира свои чудеса, это же грабеж, это немилосердно в конце концов!

– Ну, мир большой и без меня справится. А мама... Да и Сережа, знаешь. Он почему девок этих... Устает он очень, даже спать не может по ночам - так устает. Ему расслабиться надо.

– Ага. А с родной женой, значит, расслабиться уже никак?

– Да ну что я! Разве я умею, как эти... Во мне легкости нет, необязательности. Понимаешь? Вот он им ничего не должен, и ему с ними легко. Заплатил и забыл. Сводил в клуб, свозил на Майорку - и забыл. Понимаешь? Ему с ними жизнь не жить.

– Ну вот и пусть расслабляется, а ты на развод подай да отсуди кусок поприличнее - вот матери твоей и будет на красивую жизнь, как старушка ни болеет, а всех нас переживет.

– Ну, Маш. Они же его... истратят, понимаешь? Не поберегут. А ему покой нужен, мир в доме. Да и как мне с ним судиться? Он меня сколько лет обеспечивает и маму тоже. Ни в чем не отказывает.

– Ей.

– Да какая разница. Это же моя мама.

– Бесполезно с тобой разговаривать. Ты же от такой жизни загнешься.

– Не загнусь. Я им нужна, я выдержу.

– А что ж они?

– Они не могут. Значит, и не должны. А я могу. Могу - значит должна.

– Дууууура.

И все оставалось по-прежнему.

Маша и сама бы с радостью с Сергеем Иннокентьевичем закрутила роман, ну хоть разок на Майорку съездить, а то все в Турцию да в Египет. Но она знала, что Никуся сразу поймет, водилось за ней такое. Сделать блаженненькая, конечно, ничего не сделает, а только смотреть будет так, что, мол, я все знаю и прощаю. А тогда уже Маша к ней в гости ходить бы не стала. Ведь Маша, хоть Никусю и подбивала развестись с почти олигархом, но, пока суд да дело, следила, чтобы Никуся посещала бассейн, салоны и бутики, да и присматривала там за ней. Потому что Никуся сама себе правильно одежду ни за что не подберет да и внешность в порядок привести поленится. Конечно, Никусе одной скучно было во всех этих местах, вот она Машу с собой и брала везде: и в бассейн, и в спортклуб, и в spa-салон, и по магазинам... А чтобы как-то отблагодарить подругу за хлопоты и потраченное время, предлагала и ей присмотреть себе обновку и сделать ногти по последней моде.