Куда пропали снегири?

Верный сын Отечества, отдавший лучшие годы его спасению, не жалевший сил, здоровья, жизни «за всё хорошее», стал узником, над которым издевались все, кому не лень. Как можно пережить этот удар? Как можно не сломаться, не дрогнуть, не разувериться? Своими силами нельзя, Божиими - можно. И именно Божьи силы черпал несчастный узник в утомительных поклонах и ночных молитвах. Уж он-то хорошо знал о существовании злой, тёмной силы. Она не терпит торжества света, ей люба темнота. В данном случае темнота тюремного подвала. А потому не держал Дионисий зла на своих бывших сотрапезников Лонгина и Филарета. Не устояли, подставились тёмным си­лам, немощны, несчастны...

– Великая беда с тобой, отче, - говорили ему жале­ющие его.

А он весело:

– Нет никакой беды, а милость Божия. Смиряют меня по делам моим. А то я слишком горд.

Его обложили штрафом в пятьсот рублей, сумма по тем временам космическая.

– Чем платить будешь, отче? А он весело:

– Денег не имею, да и давать не за что. Лихо черне­цу то, что расстричь его велят, а если только достричь - то ему и венец, и радость. Мне грозят Си­бирью и Соловками. Но я рад тому - это жизнь мне.

По праздникам его водили к митрополиту на сми­рение. В митрополичьем дворе он стоял, бывало, с утра до вечера, и зной терпел, и холод, и дожди про­ливные. А сколько было вокруг улюлюкающих, зло­пыхающих, ненавистных. В него плевали, бросали комья грязи. Всё это уже было. «Распни, распни его!» - формула знакомая, страшная, но привычная. Человек в беде не одинок, во все времена находилось немало торопящихся к нему, чтобы его беде порадо­ваться. Дионисий. Архимандрит Троице-Сергиевой Лавры - жертва зависти и неудовлетворённых амби­ций. Сломали? Добились желаемого?

Началось это давно. Архимандрит был настолько смиренен, кроток, что даже, если приказывал кому-то из братии, то говорил так: «Сделай это, если хочешь, брат». Некоторые пользовались его кротостью. А он по-другому не мог, потому что смирение не было для него итогом борьбы с гордыней, а было его естеством, как само дыхание, как стук сердца, как ток крови. «Сделай, если хочешь...» Один раз не хватало певчих. Дионисий сам встал на клирос. Лонгин подлетел к не­му, вырвал из рук служебник. Молча перекрестился Дионисий, ушёл с клироса. Так Лонгин догнал его и плюнул в него. Но и тут (смирение - стук сердца, ток крови) Дионисий негромко произнёс: «Перестань, Лонгин, не мешай пению Божию и братию не смущай». Наверное, смирение-то архимандрита и разъярило вконец озверевшего наглеца. Он выхватил из рук Дио­нисия пастырский посох, переломил и швырнул об­ломки в настоятеля. И тут Дионисий заплакал. Он встал на колени перед иконой Спасителя и плакал, и просил: «Ты всё ведаешь, Господи, прости меня, греш­ного, ибо я согрешил пред Тобою, а не он». Долго пла­кал, а братия просила разбушевавшегося инока по­просить прощение за свою дерзость. Не допросилась...

Всё, что происходило в обители, настоятель покры­вал любовью. Конечно, слухи об издевательствах над ним просачивались и доходили до митрополита. Он посылал с поручениями разобраться. Но Дионисий всё отрицал, от всего отказывался.

Целый год провёл настоятель лаврский в душном подвале Новоспасского монастыря. Спасение пришло от Иерусалимского патриарха Феофана. Именно он удостоверил невинность архимандрита Дионисия, не найдя в исправленных им книгах никакой ереси и ни­каких отступлений от догматов. Настоятель был возвращён в Троицкий монастырь. Произошло это ле­том 1619 года.

Есть удивительные страницы. Они написаны Симо­ном Азарьиным, почтенным старцем Троице-Сергиевой обители. Он вспоминает, как Иерусалимский пат­риарх посетил обитель преподобного Сергия и оказал настоятелю Дионисию великую честь. Стоя у раки Преподобного, патриарх снял свой клобук, положил его в раку с мощами Радонежского чудотворца, а по­том надел на седую голову кроткого архимандрита. При этом сказал: «Даю тебе благословение, сын мой, и знаменую тебя в великой России, среди братии тво­ей да будешь первый в старейшестве по благослове­нию нашему...»

Началась привычная жизнь смиренного троицкого инока. Он, как всегда, был кроток и смирен, много трудился, не гнушался самыми чёрными работами, проводил ночи в молитве и поклонах. Основатель оби­тели преподобный Сергий был во всём примером ему. Зла, конечно, не помнил. Как старого, так и нового. Клеветники и завистники изобретали всё новые и но­вые «крамолы». То Дионисий задумал «подсидеть» патриарха, то он не хочет выполнять царского повеле­ния. А он не бил себя в грудь, не клялся в невиновнос­ти, он молчал. Братия любила его. Жил в монастыре старец Дорофей, немощный, древний. Совсем уже за­немог, готовился к смерти, а тут весть: Дионисий от­бывает по неотложным делам в Москву.

– Уезжаешь, а я умираю, так хотел быть погребён­ным твоей рукой, - засокрушался старец.

– Не дерзай умирать до моего возвращения, - бла­гословил старец.
– Дождёшься, тогда и погребу тебя, как надо.

Уехал. Старец дождался. Зашёл Дионисий к нему в келью, благословил, пошёл к вечерне. А через пят­надцать минут пришли сказать, что Дорофей умер.

Сам же Дионисий преставился 10 мая 1633 года. Господь за терпение и кротость наградил его лёгкой смертью. Утром он отстоял службу, потом почувство­вал слабость, пригласил братию, простился со всеми, простил всех, принял схиму и мирно отошёл. Отпевал его сам патриарх Филарет. Святые мощи Дионисия были перевезены в Москву для отпевания в Богояв­ленском монастыре, а потом возвращены в Лавру. Один священник лаврской слободы Феодор не смог прибыть на его похороны. Скорбел, печалился, а Дио­нисий пришёл к нему во сне, объяснил:

– Почему все пришли и благословение у меня про­сят, потому что остаются здесь. А ты скоро пойдёшь за мной.

Через восемь дней Феодор скончался. Угоднику Божьему открывается многое, как многое и даётся.

А далось ему действительно много. Он много понёс скорбей и много успел сделать для Отечества. Он много прощал и этим подготовил свою душу к небесному со­зерцанию. Он много любил, и сердце его, наполненное любовью, звенело прекрасной песней. Эта песня покры­вала и унижения, и насмешки, и наветы, и предатель­ства. Он просто не видел их, не слышал, не понимал.

Сын Отечества, готовый положить на алтарь спасе­ния его свою пречистую главу. Божий раб, не гнушаю­щийся рабством, а с радостью служивший всем, кто этого хотел. Угодник. Святой. Преподобный Диони­сий Радонежский - именно так зовут его православ­ные люди, воспевающие ему память и чтущие его подвиги. Не случайно, наверное, святые мощи его по­чивают в Троицком соборе Лавры, в юго-западном притворе, на том самом месте, где была келья препо­добного Сергия Радонежского. Не случайно и он зо­вётся Радонежским, как и все ученики Преподобного.

Когда Отечество в опасности, Господь посылает во спасение ему верных сынов. Дионисий Радонежский был послан России в лихолетье Великой Смуты. Он взял на себя ношу скорбей Отечества и нёс её по жиз­ни, равно как нёс и крест Христов. Всю жизнь. До по­следнего дыхания. А ещё он всегда помнил, что имя ему - православный, и ничем не запятнал сие имя. Служение людям и служение Богу. Жизнью своей Ди­онисию удалось соединить в себе два этих великих служения. Ещё в Смутное время, когда был неурожай­ный год, спекулянты взвинтили на московских рынках цены на хлеб, и столице грозил голод. Что делает сми­ренный инок Сергиевой обители? Он вывозит всё до зёрнышка из лаврских житниц на московские рынки и этим сбивает цену на хлеб. Спас Москву.