Куда пропали снегири?

Он спасал её и когда благословлял на борьбу с по­ляками Козьму Минина. И когда писал при свечах воз­звания к народу, и когда собирал по лесным больша­кам и погребал достойно братьев своих и сестёр рус­ских. Он спасал её и тогда, когда сам терпел скорби невыносимых, тяжких наветов. Потому, что если бы не выстоял, многих бы этим соблазнил. Тверской уро­женец Давид Зобниновский. Преподобный Дионисий, Радонежский чудотворец. Сын Отечества и спаситель Москвы. А ещё раб Божий. Редкая жизнь вмещает в себя столько вех и столько назначений.

ПОМОЩЬ ПРИДЁТ ИЗ РОССИИ

Мороз за тридцать завис над шведской деревней Ланденпаа сизой, прозрачной дымкой. Соби­ралась ехать сегодня на встречу с Бенгтом Похьяненом, что живёт в пятидесяти километрах от деревни, но по такой погоде хороший хозяин и собаку не выгонит. Остаюсь дома. Конечно, расстраиваюсь, конечно, огорчаюсь.

– Включить телевизор?
– предлагает хозяйка, рус­ская женщина Анна, определившая меня к себе на постой.

– А что ещё делать? Включай...

На экране немолодой мужчина с маленькой окла­дистой бородкой и грустными глазами.

– Бенгт!
– ахает Анна.
– Надо же, Бенгт!

Да, Бенгт Похьянен. Пятьдесят километров остались сэкономленными, а знакомство состоялось. Мы пере­хитрили мороз. Всматриваюсь в лицо человека, о кото­ром много слышала и ради встречи с которым приехала в этот далёкий северный край. Он что-то спокойно, не­торопливо рассказывает, и среди шведских слов я с ра­достью улавливаю три русских - Бог, любовь, Достоев­ский - Бенгт Похьянен говорит о православии.

Что я знаю об этом человеке? Бывший протестан­тский священник, живший в благополучии, достатке, уважении и почитании, писатель, специалист по куль­туре, очень востребованный шведским обществом, из­давший много книг, имеющий имя в литературе.

И вот, наконец, Бенгт Похьянен встретил нас на по­роге своего дома, усадил поближе к камину, согрел чаю.

– Бог, любовь, Достоевский?
– спрашиваю по-рус­ски.

Бенгт смеётся.

– Я знаю ещё слово «образ», - с трудом выговари­вает он русские слова.

Маленькая церковь соединена с домом широкой де­ревянной лестницей. Спускаюсь с неё и ощущаю под­кативший к горлу комок. Наши родненькие, русские святые, «завсегдатаи» православных горниц взирают с чудных икон. Преподобный Сергий Радонежский, преподобный Серафим Саровский, Казанская Божия Матерь, «Всех скорбящих Радость». Самые почитае­мые на Руси иконы вокруг. Далеко я от Руси, а всё рав­но - дома. Как премудро устроено Создателем: дом там, где отрада твоей душе. А уж здесь моей душе ве­ликая отрада.

Все иконы написаны женой Бенгта Моникой. Она преподаёт в школе шведский и английский, но рисовала всегда, и в той, далёкой теперь уже протестантской жизни баловалась портретами и натюрмортами, пейза­жами. Они бережно развешаны по стенам большого до­ма. Ходила и любовалась, отдавала должное вкусу, чувству цвета, композиционной чёткости. Но вот спус­тилась в храм и возликовала. Мой путь по дому, из ком­наты в комнату (здесь пейзаж, там портрет) всё ближе и ближе к церкви - путь самой Моники к иконе.

– С чего же началась ваша дорога к православию?
– спрашиваю Бенгта.

– Моника первая пошла по этому пути. «Братья Ка­рамазовы». Книга появилась в нашем доме, когда я ещё был священником лютеранской церкви. «Карама­зовы» Монику потрясли. Она первая завела разговор о православной вере. Я священник, и эти разговоры всерьёз не воспринимал. Видно, не настала ещё пора...

Да, пора ещё не настала, но часы лютеранского свя­щенника по секундочке, по минутке уже отсчитывали православное время.

Откуда взялся он, нечаянный путник, русский че­ловек Александр на пороге дома лютеранского свя­щенника Бенгта слякотной осенней ночью? Бенгт дал ему кров, и они проговорили до утра. Александр, пра­вославный христианин, рассказывал Бенгту о святой Руси, о великих подвижниках благочестия, с радостью умиравших за православную веру, о Соловках и Сер­гии Радонежском.

– Я почувствовал в словах Александра несокруши­мую силу. Так можно говорить только об истине. Он уехал, а мы с Моникой вспоминали его каждый день. Очень хотели побывать на Соловках, ведь это от нас не так уж и далеко географически.

– Побывали?

– Господь так щедр на удивительные подарки. Представляете, вскоре получаем от Александра при­глашение посетить Архангельск и Соловки...

«Господь намеренья целует», - говорят святые от­цы. Кто был на Соловках, тот знает, как спасительны и чисты слёзы на месте жестоких страданий верных Божиих рабов, не предавших Христа, а выбравших смерть во имя жизни. Работа души началась там. А продолжилась дома, когда Бенгт стал жадно читать святых отцов, а Моника делать первые наброски се­верных православных церквушек. Тихон Задонский. Труды этого святого подвижника оказались благо­словенной каплей, переполнившей чистую душу жаждущего истины лютеранина-шведа. Он почти ре­шался оставить священство и принять православие, сердце торопило, ум предостерегал...

У него уже была маленькая иконка Тихона Задон­ского. Однажды утром он встал перед ней в привыч­ном раздумье и смятении. И будто голос услышал: «Из России получишь помощь...» Сразу завертелись, замельтешили в голове вопросы: «От кого? Когда? Ка­ким образом? »

Вскоре он увидел сон. Чудный, православный храм, светлый, наполненный покоем и благодатью. Небольшой. Главка над ним невеликая. Пришло вре­мя. Теперь он знал это точно. Лютеранский священ­ник Бенгт и жена Моника принимают православную веру. Его крестят с именем Венедикт, её с именем Христина.

А дальше что? А дальше они уезжают из большого сытого дома в эту северную глухомань, за Полярный круг, дабы начать жизнь с нуля. Уже немолодые, с пятью детьми, непонятые соотечественниками, с за­ветным желанием построить здесь увиденную во сне православную церковь.

– Вы сразу решили, что это будет Преображенский храм?

– Сразу. С нашими душами произошло великое чу­до преображения. Мы пришли к Истине. Мы пригото­вились Истине служить.

Денег на строительство храма у них не было. Но, подчиняясь какой-то внутренней команде, они всё-та­ки приступают к закладке фундамента. А морозы! Да­же я, пробывшая в северной Швеции за Полярным кругом недолго, узнала, какие здесь бывают морозы. Но доброе дело отсрочки не терпит. Начали...