Куда уходит детство

– А ты помалкивай! Тебя не спросили…

Алексей-Алёша обвёл взглядом, снизу вверх, толпу ожидавших его решения мужиков, и мутота в его глазах сменилась озорными огоньками.

Все поняли, что концерт будет.

– Тихо вы, угомонись пока! – настала та тишина, какая только возможна у винного ларька в день получки.

Алексей-Алёша прикрыл глаза, сосредотачиваясь, затем приподнялся в тележке своим могучим торсом, насколько возможно, упёрся мосластыми ручищами в деревянные ручки-колодки и, оттопырив зад, громко и чётко пропердел Гимн Советского Союза: целый куплет да с припевом.

Иссякнув, откинулся назад, отдыхая.

Мужики почтительно прослушали концерт, затем один из них поднёс артисту полный до краёв гранёный стакан водки, другой – кружку пива. Все с уважением проследили, как он аккуратно выцедил водку и осушил кружку пива. После этого зааплодировали.

– Спасибо, Алеша, уважил, так уважил! – умилился один мужичок.

– Сроду такого не слыхивал! – изумился другой, помордастей.

– А мы иногда слухаем, – похвалился третий, ражий.

– В день аванса и получки! – вокруг захохотали. В руках у инвалидов появились новые кружки с пивом, стаканы с водкой…

Отсмеявшись, дед попрощался с мужиками, взял Ваньку за руку и они, пошатываясь, пошли домой. Ванька оглянулся, чтобы ещё раз посмотреть на необыкновенного инвалида Алёшу и увидел, как тот, уже пьяный в лоскуты, размахивал руками, кричал что-то, затем вывалился из тележки в грязь и захрапел на всю Старо-Базарную площадь…

В голове у Ваньки шумело, он глупо ухмылялся и, подражая деду, тоже шаркал ногами и лихо сплёвывал, засунув руки в карманы. Споткнувшись, осерчал, как дед: – Тудыттвою растуды, ёкарный бабай!

Дед покосился на него и, затоптав цигарку сапогом, пошёл ровнее. Ванька с сожалением посмотрел на раздавленный окурок и представил, что затягивается цигаркой, как дед. Получалось у него неплохо…

По двору разносилось Борькино чавканье. Ванька утёр пот и с силой потянул пилу на себя – от себя, стараясь не осрамиться перед дедом.

– Не рви пилу, плавно тяни, – усмехнулся дед, и они стали пилить. Наконец, чурбак упал в траву рядом с козлами, а дед с внуком принялись за следующий. Но Ванькины руки уже еле двигаются, держась за ручку.

Из сарая вышла бабушка с пустым ведром из-под помоев.

– Ну, што, пьяницы, утомились?

– Отдохни пока, в сад сбегай, – пожалел дед запарившегося внука, и бабушка заступила на Ванькино место; пила в их руках послушна и проворна, она весело звенит и поёт, роняя в траву жёлтые опилки, и Ванька невольно залюбовался, глядя, как они неторопливо и ладно пилят дрова.

Затем его внимание переключилось на сарай с Борькой…

– И не стыдно тебе, напоил мальца, сраму-то от соседей, хоть на улицу не выходи, – втихомолку корила бабушка деда.

– Хватит, лесопилка на дому! – в сердцах бросает пилу дед и устало выпрямляется: – Што то нехорошо мне нынче.

– Ещё бы! – тоже злится бабушка, складывая чурбаки в кучу. – Осень на носу, а дел непочатый край; дрова на зиму заготовить, огород убрать, картошку в подпол ссыпать, не перечесть…

– Здравствуйте, – вежливо улыбнулся Васькин отец, выходя из дома.

– Чего это он, как лис? – удивился дед, принимаясь колоть чурбаки.

Бабушка промолчала, укладывая поленья у сарая в ровную поленницу…

В калитку вошёл, столкнувшись с Васькиным отцом и покачиваясь, расхристанный вдрызг сосед. Широко улыбаясь, он расхлябанной походкой направляется прямиком к бабушке с дедом.

– Ещё Саньку этого черти несут, прости хосподи, – бормочет бабушка. – Ты уж не обижай его. Пьяница и есть пьяница, што с него взять.

– Ништо, – хмурится дед, бросая топор. – Пойду в дом, перекурю.

– Иван Яковлевич! Куда ж ты, постой, поговорить надо! – дед захлопывает дверь перед самым Санькиным носом, но тот не обижается. Разглядев деда в окне, он принимает воинственную позу и, согнув жилистую руку в локте, показывает свои худосочные мускулы, дразнит деда:

– Видишь, Яковлевич, силушку богатырскую? Я старый бурлак, двадцать лет лямку тянул, понял ты, или нет? Эх, жисть наша пропащая!..

Дед курит у окна, терпит. Ваньке стало скучно, и он убежал в сад, пропустив самое интересное и страшное.

Сосед совсем разошёлся, стараясь привлечь внимание деда. Он был обижен и раздосадован, потому и не увидел, как дед выбежал из кухни.

– Зарублю! В бога, в крест, в мать твою … – выскакивает дед из сеней, хватая топор, но хвастуна и след простыл: Санька мчится вверх по переулку, зная крутой дедушкин нрав, а вдогонку ему бухает об калитку топор.

Встревоженные собаки бросились облаивать беглеца из-за заборов.

– Ох, хосподи! Богохульник, чево творишь? Ещё угробишь Саньку-то, грех на душу, рази можно? – стенает бабушка, забыв о дровах.

– Ништо, одним дураком меньше будет, – успокаивается дед. Отыскав топор в траве, снова принимается колоть чурбаки…

– Бабуля, дедуля, волк идёт! – из переулка к ним бежит вездесущий перепуганный внук, заполошенно оглядываясь, будто и впрямь его преследуют волки.

– Какой волк? – недоумевает бабушка, выронив из рук поленья.

Завидев входившую в калитку бабу Груню с внуками, дед усмехнулся:

– А вон идёт, не видишь разве? Ну и внук, метко окрестил твою родню.

– Бог в помощь вам, работнички, – пробасила баба Груня, оглядывая поленницу хмурым взором. – Дровишки на зиму заготовляете?

– Куды ж деваться-то, надо, пока тепло, – дипломатично ответствовала бабушка, тоже не особо обрадовавшись нежданным гостям.

– Подите вон с братцем побегайте, нечево тут со взрослыми околачиваться, кому говорю? – прикрикнула баба Груня на своих внуков, и они послушно отбежали в сторону, переключив своё внимание на Ваньку.

– Сейчас керосинку разожгу, чайник поставлю, – засуетилась бабушка, – чайку попьём, передохнём малость. Пошли в дом, Груня.

Дед присел на чурбак перекурить, а мальчишки понеслись в сад по своим неотложным делам …

Остановившись на тропинке возле Васькиного огорода, Ванька показал братьям необычные для их мест помидоры, желтеющие и краснеющие во множестве на больших помидорных кустах с подпорками.

– Дамские пальчики называются, – сообщил он доверительно, и мальчишкам страсть как захотелось отведать этих пальчиков.