Куда улетают ангелы
Шрифт:
— Дочка, это, кажется, костюм такой. Он здесь работает. Только непонятно кем…
Мужчина посмотрел на нас, и я поняла, что знаю его и очень хорошо. Это был дядя Стасик, Станислав Игоревич, мой преподаватель марксизма-ленинизма с журфака. Мы-то звали его Стасиком, а «дядей» стали называть после того, как однажды на экзамен одна наша студентка, тоже Лена, пришла с пятилетней дочкой, которую не с кем было оставить. Я не знаю, Лена ли подговорила дочку, или она сама сообразила, но девочка постучалась в аудиторию, где несчастная мама в четвертый раз сдавала упертому Стасику экзамен, и сказала:
— Дядя Стасик,
Лена поднялась с места, вся красная от ярости, замахала на дочку и беззвучно закричала. По губам можно было понять, что именно она кричала. Бедная девочка мгновенно заплакала, а Лена еще и страшно замахала на нее руками, не сходя при этом с места. Стасик неожиданно рассмеялся и позвал девочку:
— Заходи, заходи!
Но она, пятясь, закрыла за собой дверь.
Стасик позвал Лену отвечать, хотя я точно видела, что она еще ничего не списала.
— Идите, Коростылева, идите, поговорим!
Он долго мучил ее, красивая тонконогая Лена Коростылева плохо училась по всем предметам, а уж философию марксизма-ленинизма сдать могла только чудом. Но дядя Стасик поставил ей четверку и спросил:
— А кто папа вашей очаровательной девочки?
— Хрен в пальто! — ответила счастливая Ленка. — Чтоб я сейчас тут за четверку давилась, если б какой папа был! Всё! Живем! Стипуха в кармане!
Это был последний экзамен, остальные Ленка благополучно списала на четверки. И сейчас надо было соответственно получить не ниже четверки, чтобы следующие полгода Ленке платили стипендию ни за что — просто за то, что Ленка ходит иногда на лекции и семинары, несмотря на тяготы своей личной жизни.
Именно дядя Стасик стоял сейчас напротив нас в ресторане и смотрел на меня, тоже, видимо, вспоминая. Я извинилась перед Кристин и пошла к нему.
Уже приблизившись, когда разворачиваться было поздно, я поняла, что, наверно, не надо было этого делать. Мне стало ужасно неловко, и я сделала вид, что рассматриваю бутылки над стойкой. Я отвернулась и чуть отошла в сторону, намереваясь потихоньку вернуться к своему столику, а дядя Стасик слегка поклонился и дотронулся до моего локтя:
— Здравствуйте, Лена… м-м… Воскобойникова, так ведь? Я вас узнал. Не смущайтесь.
— Здравствуйте, Станислав Игоревич… Смотрите, вон моя дочка сидит.
— Красивая… А я вот видите, работаю здесь… — он улыбнулся, — аптекарем…
Я не могла удержать естественного любопытства, раз уж он сам сказал.
— И… что вам приходится делать?
— Носить костюм, разговаривать с посетителями, создавать антураж… Простите, — он увидел, как кто-то из сидящих за столиками помахал ему рукой. — Я еще подойду к вам. Приятного вечера!
Мне было страшно неловко, я кляла себя за журналистское нахальство. Вернувшись к столику, я услышала, как говорит Варя:
— Потому что все ему сказали: «Она тебе — не пара!»
— Вы о ком?
— Это обсуждение сказки «Дюймовочка», — ответила мне Кристин. — Перебираем все ее женихи. Сначала был жаб, да, правильно? Так сказать надо? Жаб, потом жук, еще старый крот и…
— Эльфов! — радостно воскликнула Варя.
Она как запомнила в три года, что в конце Дюймовочку встречает король эльфов, так и считала, что «эльфов» — это фамилия, вроде Петров, Иванов.
С
большим энтузиазмом Кристин поддержала мою идею о многосерийном фильме для детей с участием кукольного Гнома.— Тебе надо искать деньги, — решительно заявила американка.
— А я думала — надо найти продюсера, которому понравится сценарий…
— Это само собой. Но если бы ты нашла деньги, даже только часть, ты бы могла по-другому разговаривать с теми, кто будет делать фильм. Поверь мне, я знаю это очень хорошо. У меня есть опыт.
Я мгновенно представила себя, с растущим животом, в роли просительницы и покачала головой.
— Клянчить…
Кристин подняла рыжеватые брови:
— Не помню слово. Кляча — это, кажется, старая лошадь?
Я засмеялась. Иностранцы и дети — вот у кого надо учиться слышать собственный язык.
— Немножко не то. Это «to beg» — просить очень, умолять.
— Не надо умолять. Кля-н-чить, правильно? Не надо клянчить. У меня есть визитка… — Она порылась в продолговатом кошельке, сшитом как будто из очень потрепанной, заплесневелой замши. — Смотри. Есть один человек, он любит original projects, you know. Нестандартные проекты. Поговори с ним. Может быть, он поможет.
Я взяла красивую черную визитку, на которой поблескивали выпуклые, словно медные буквы. Я сосредоточенно перечитала несколько строчек, набранные изящным готическим шрифтом.
— А ты знаешь, что этот человек кому-то дал денег?
— Actually I know him rather well, — усмехнулась Кристин. — На самом деле я его хорошо знаю.
Я пригляделась. Очень симпатичная женщина, лет тридцати семи — сорока двух, точно непонятно. На левой руке нет обручального кольца, и на правой тоже. Хорошая фигурка, невысокая, милое чистое лицо. На женских лицах не так явно отпечатываются следы порока, как на мужских, а вот глаза… Я взглянула ей в глаза уже по-другому. Пожалуй, знать она знает все, или очень многое, а вот делает ли это регулярно, с удовольствием и со многими мужчинами, что и есть, вероятно, порок, — этого я бы по глазам не сказала. Хотя какой я первоклассный психолог — понятно по моей собственной жизни.
— Something wrong? Что-то не так? — спросила Кристин и провела рукой по лицу, как будто снимая что-то. Это я так усердно ее рассматривала, пытаясь залезть вглубь, что она ощутила это физически, как прикосновение. Знакомое ощущение.
Редкий случай, когда я жалела, что взяла с собой Варю. Я покрутила головой в надежде увидеть дядю Стасика и попросить его занять на некоторое время Варю — сводить показать верхние этажи, к примеру. Он стоял возле чьего-то столика и, оживленно жестикулируя, говорил. Может, напоминал солидным людям, пришедшим покушать золотой лапшички и грибной солянки, азы марксизма-ленинизма? Хотя вряд ли. Я вздохнула. Придется околотками.
— Он давал тебе денег на фильмы? — спросила я, как будто не услышала подтекста в ее усмешке.
— Нет. Почему? Мои фильмы снимались в Америке. Я знаю его лично. Ты тоже?
— Немного, знакомая фамилия…
— Я познакомила его с одним вашим режиссером, и он дал очень хорошие деньги на фильм, почти на весь проект.
Кристин напряглась, настаивать и расспрашивать вокруг да около смысла не было. Разведчик из меня никакой, это ясно.
— Кристин, я тебя не очень хорошо знаю…