Кудеяров дуб

— А известно ли почтенному начальнику полиции, как говорят в палате лордов, что в городе действует подпольная советская радиостанция? — холодно-насмешливо спросил он офицера.

— Известно, — тоже холодно, но спокойно и с достоинством ответил тот.

— Да? — с нарочитым удивлением вскинул брови студент. — Ее местонахождение и работающие на ней, может быть, тоже известны?

— Тоже известны, — так же спокойно, почти небрежно промолвил Степанов.

— Тогда разрешите спросить господина начальника полиции, что он намерен предпринять?

— Извольте, выждать некоторое время, а потом ликвидировать всю банду при помощи вашей уважаемой организации. — Насмешливо, подражая тону Броницына, раздельно проговорил Степанов. — Объясню почему: выжидать надо, потому что работает на ней техник, мелкая рыбешка, а над ним стоит неизвестная нам щука, и эта щука рано или поздно выявит себя в поле нашего наблюдения. Это поле — именно радиостанция.

— Рано или поздно. Первую часть формулы с успехом можно отбросить. Поздно будет.

— Наблюдение мы ведем своими силами, не сообщая немцам, — пропустив мимо ушей колкость, продолжал начальник полиции. — Своими же, вернее вашими силами, проведем и ликвидацию в нужным момент. Снова объясню почему: оперативные действия русской полиции всецело подчинены беспрерывно торчащему в моем кабинете, вернее, сидящему у меня на шее немецкому унтер-офицеру. Я полностью под его контролем. Получив сведения, немецкое гестапо или «фельджандармерия» сами поведут операцию и про…ут, — стукнул он по столу кулаком, — так же, как про…али организатора подолья генерала Книгу. Ведь прямо на золотом блюде я его им подал! Берите тепленького, в постельке! — с неожиданной страстностью выкрикнул Степанов, — а они замотали дело по своим «абтейлюнгам», где в каждом советский осведомитель имеется. Ну и драпанул вовремя Книга!

— Мы-то ловить мух не будем, — впился в Степанова горящим, как уголек, глазом Вьюга, — давайте нам адрес и прочие сведения, господин есаул.

— Нет нужды затруднять уважаемого начальника полиции, — в том же насмешливом тоне вмешался Броницын, — Таска, докладывай атаману!

Отогревшийся и зарумянившийся от двух стопок водки студент комом проглотил заполнявшую его рот кислую капусту, утер рукавом губы и, солидно кашлянув, начал:

— Мавринская улица номер два. Почти рядом вот с этим домом. И дом схожий: большой, двухэтажный, что на улицу, тот пустой, в него бомба попала, а во дворе флигелек, где прежде прокурор жил. Ход с улицы и тоже, как здесь, со двора, через пролаз из парка культуры. Работают двое: радист-техник обкома Зуев и наш Плотников, нынешний завжилотделом.

При этих словах Таски Броницын с многозначительной улыбкой посмотрел на Мишку:

— Вот он твой «исполнитель»!

— Зуев и живет там, а Плотников только по вечерам приходит, — торопливо продолжал Таска, входя постепенно в привычную ему роль всезнайки.

— Известно ли вам все это, господин есаул? — снова углом рта обронил Броницын.

— Наши агентурные сведения полностью совпадают. Более того: мне известно, что аппарат портативный, из обкома. Зуев выкрал его в первую ночь по занятии города немцами. В сутолоке всеобщего грабежа это было легко. Известно и другое: Плотников пролез в завы жилотдела по заданию и по заданию же раздает квартиры, ведя адресные списки работающих у немцев, дислокацию воинских частей, складов и так далее. Некоторые из этих списков мне доставлены. Имею и копии без шифра и зашифрованные. Но кто шифрует — этого мы не знаем. Пока. — Добавил после паузы Степанов.

— И я все это тоже знаю, — обидчиво проговорил Таска, — и даже кто шифрует — знаю.

— Кто же? — впился в него глазами Степанов.

— Энкаведист какой-то.

— Какой? Фамилию или хоть приметы?

— А черт его знает. Красивый.

— Красивых много, откуда у вас эти сведения? — допытывался Степанов.

Таска смешался, покраснел и молчал.

— Не волнуйтесь, господин есаул, — погладил Таску по плечу Броницын, — тут политика слилась с лирикой юной души. Сведения эти Таска получил от так сказать дамы сердца, а заодно и желудка. Она тоже завербованная комсомолка и наша студентка, но безвредная, даже, наоборот, может быть полезной — дура на все сто и втюрюхтамшись по ухи вот в этого Аполлона. Ликвидации не подлежит — пригодится даже для… для ловли щук.

Вьюга молча подошел к буфету и вынул из него пистолеты.

— Слушать задание, — проговорил он негромко, подойдя к столу.

— Словно переродился человек, — думал, смотря на него, Мишка, — теперь не мужик, а командир не хуже Степанова, — потом прилип глазами к пистолетам. Иметь такую вот вороненой стали «пушку» было его заветной мечтой. — Кому даст? Ясно тому, кого назначит. Назначит убить Плотникова. Плотникова… — Кровь прилила к сердцу Миши, потом ударила в голову и заметалась в висках. — Если мне даст? Тогда… Как тогда?

— Я все-таки подождал бы, — нерешительно посоветовал Степанов.

— А я ждать не буду, — отрубил Вьюга и положил один пистолет перед Броницыным. — Признавайся, Андрей Иванович, ты профкома вашего из обреза хлестанул?

— А ты думал — кто? — хвастливо вскинул голову «подземный человек». — Жалко, что оживел, гад. Доктор Дашкевич выходил.

— Тогда получай, — положил перед ним на стол другой пистолет Вьюга. — Задержишься маленько сегодня у нас в городе. Авось жинка не стоскуется.

— Чего ей, не первый год женаты.

— Только для такой операции и другой инструмент требуется, — задумался Вьюга. — Этот, — ткнул он пальцем в пистолет Броницына, — больно шумный. Его на крайний случай. Потише что у вас найдется?

Броницын блеснул по-волчьи оскалом зубов, вынул из внутреннего кармана пиджака финку в черных кожаных ножнах, вытянул и сверкнул никелированным лезвием.

— Еще до войны приобрел. Месячную стипендию полностью дал.

— У меня попроще, — лениво пошарив в кармане, вытянул оттуда кусок газовой трубки с навинченной на него увесистой гайкой Андрей Иванович, — кистенек немудрящий. Однако, — поиграл он трубкой, — одну получишь, другой не захочешь.

— Ты, студент, — обратился Вьюга к Броницыну, — в технике маломало смыслишь?

— Я словесник, на учителя готовлюсь, а не на инженера, — покачал головой тот. — А что?

— В аппарате его, в радио незаменимые части поломать надо. Такие, каких достать здесь невозможно.

— Ну, это просто. В этом разбираюсь. Сам радиолюбителем был.

— Тогда все в порядке. Придешь ко мне в одиннадцатом часу. И ты тоже, — повернулся Вьюга к Таске. — Тебе оружия не требуется. Дом только покажешь и пролаз из парка. А ты собери остальных ваших ребят побольше и к ним, — указав на Степанова, приказал Вьюга Мишке, — на склады, рядом с тюрьмой топай. К которому часу?

— В двенадцать тридцать быть на месте. Точно. В кучку не сбиваться. По одному и у дверей не стоять. Прохаживайтесь, держа связь между собой. Сам там буду, — чеканил Степанов.

— Оттуда, тоже не табунком на базу, — на Деминский, к кладовщику, — добавил со своей стороны Вьюга, — ему — пополнение боевым снабжением.

— По городу можно и командой идти. Дам сопровождающего и пропуск для немецких патрулей. Их обвести кругом пальца — раз плюнуть, — презрительно процедил Степанов, — увидит печать со своим орлом — пожалуйста, все к вашим услугам! Из города же лучше выходить форштадтскими огородами. Там только один пост, сопровождающий укажет.

— Ну, расходись по одному, дорогие гости. Тоже через наш пролаз. Подходящую квартирку ты мне подыскал, пацанок, — ласково потрепал по шее Мишку, как лошадь по загривку, Вьюга, — а главное без ордера, самохватом. Плотникову значит не известно.

Выйдя из натопленной комнаты, Мишка разом попал в крутящийся вихрь колкой льдистой крупы, закрыл глаза рукавом и остановился.

Рад я или не рад, что эта… операция… без меня производится? — всматривался он в глубь себя. — И рад… ведь как-никак, а русский он, к тому же свой, студент. И не рад… Обидно, Броницын годится, значит, а я нет. Мне не воевать, а ишачить, снабжение таскать. Значит… Значит… Что же я? Кто же я? Слякоть? Мразь? Так, что ли?