Кукла и ее хозяин
Шрифт:
Морщинистая голова медленно повернулась, мутные глаза пробежались по мне, остановились на моей печатке, и старик скривился, явно видя ее не впервые. А затем снова уставился на мою собеседницу.
— Но мне говорили, — настойчиво продолжил он, — что вы сегодня со мной поговорите,
Всем видом демонстрируя, как сильно она рвется с ним поговорить, Ника крепко сжала губы. Тонкие пальцы стиснули ножку бокала. Между изящными бровями пролегла глубокая складка. А мне ведь только удалось ее разговорить. Что ж тебе надо-то, дряхлый пень? Самому ничего не светит, так
— И кто же вам говорил? — поинтересовался я. — Госпожа Люберецкая?
— Мессир Павловский, — сухо отозвался старик, — думаю, это не ваше дело.
Это стало моим делом в тот миг, как ты влез в мой разговор. А если ты еще и знал, кто я, влазя, то это вдвойне мое дело.
— А я думаю, — заметил я, — что вам стоит оставить госпожу Люберецкую в покое.
— Госпожа Люберецкая, — тот с нажимом обратился к ней, — давайте отойдем!
Вот же прилипчивый старый черт. Не только слепой, но и глухой?
— Вы, похоже, не понимаете, — со встречным нажимом произнес я, — здесь вам не рады. Так что будьте любезны, отойдите вы. Не вынуждайте меня учить вас манерам.
Мутный взгляд снова замер на печатке на моей руке.
— Считаете, — проскрипел старик, — это кольцо дает вам право наглеть?
— Наглеете сейчас вы. А если хотите проверить, что дает мне мое кольцо, можете проверить в любой момент. Хоть прямо сейчас, — любезно предложил я. — Давайте я отойду с вами вместо госпожи Люберецкой, и мы всласть поговорим.
Наши глаза встретились, и я без слов объяснил, как мы будем общаться. После чего враз прозревший кавалер сделал шаг назад.
— Мы еще поговорим, мессир Павловский, — с угрозой пообещал он и торопливо ушел.
Ой, как страшно — они все сбегают с такими словами. И не сосчитать, сколько за мою жизнь было желающих поговорить, которых я видел всего раз — видимо, договорились, причем с самими собой.
— Спасибо, но не стоило, — сказала Ника, едва он отошел. — Мне кажется, вы создаете себе проблемы.
Однако складка между ее бровями разгладилась, и голубые глаза, чуть потеплев, вновь остановились на мне.
— У вас очень навязчивые поклонники, — посочувствовал я.
— Расплата за красоту, — невесело усмехнулась она.
— Госпожа Люберецкая… — снова раздался голос за моей спиной.
Она опять вздрогнула. Я же поморщился, ибо этот голос был мне отлично знаком. Да что вам всем надо? Вам что тут медом намазано?
— А я ваш фанат! — сияя во все тридцать два, мой полудурок подвалил к барной стойке.
«То есть это вот так ты в ней не заинтересован?» — брякнул он уже среди моих извилин.
«Иди к своим дойкам,» — отозвался я.
Вместо этого Глеб слегка приосанился и картинно облокотился на стойку, выставляя напоказ татушки, торчащие из-под закатанного рукава.
— Понятно… — пробормотала Ника, явно не впечатлившись увиденным.
— Молодой человек, — с иронией заметил я, — вы не видите, что влезаете в чужой разговор?
«Все, она моя, — для самых недоходчивых пояснил я мысленно. — Топай отсюда.»
«Вот же
ты читер, — протянул друг. — Реально надо было купить те часы…»Ага, главное найти причину — и желательно найти ее подальше от себя.
— Ника, — с другой стороны вдруг прикрикнул недовольный голос, — что ты творишь?
На этот раз она не просто вздрогнула, а подскочила на барном стуле, стремительно бледнея. Губы стиснулись, брови сдвинулись, а пальцы, казалось, вот-вот переломят ножку бокала. Да откуда ж вы все повыпрыгивали! Топая и сверкая глазами, к стойке подлетел лысый мужичок лет сорока на вид — ниже ее минимум на две головы, но смотревший на девушку так, будто нависал над ней огромной скалой.
— Ты знаешь, где ты сейчас должна быть и что должна делать? — процедил он.
Она не ответила — лишь сильнее прикусила губу и опустила глаза на стойку.
— Какие-то проблемы? — уточнил за нее я.
Карлик борзо повернулся ко мне. Споткнулся взглядом о мою печатку и тоже скривился, как бы намекая, что и он тоже с этим гербом знаком.
— Мессир Павловский, — сухо произнес он, — пожалуйста, не вмешивайтесь в то, что вас не касается.
«По-хорошему или как обычно?» — сразу же активизировался Глеб.
— Почему же, по-вашему, — полюбопытствовал я, — меня это не касается? Вы вторглись в мой отдых и портите мне вечер.
— В этом клубе полно девушек, — сквозь зубы буркнул мужичок, — которые с радостью составят вам компанию. Поищите другие варианты для вашего отдыха.
— А может, это вам поискать другие варианты?
— Вам что, — мелкие глазки резанули по мне, — настолько некого трахать?
Забавно. Черт пойми кто указывает, кого мне трахать. А ведь казалось, опусти хорошенько ногу — и перешибешь. Самым высоким в этом типе было самомнение.
— А ты не охренел, — выдал Глеб вслух, видимо, сам ответив на свой недавний вопрос, — таким тоном разговаривать?
— Рекомендую извиниться, — я заглянул в мелкие наглые глазки, — и быстренько отсюда свалить.
— Мне свалить? — карлик аж подпрыгнул от возмущения. — Да я сейчас крикну охрану и тебя отсюда выставят! И дружка твоего! И в черный список добавят, так что никогда сюда больше не зайдешь!
Черный список, конечно, самая страшная угроза в жизни. Ведь им же можно зарезать, отравить, проломить голову или прострелить ногу — такая опасная вещь.
— То есть ты хочешь выставить отсюда мессира, — подытожил я. — Ничего не забываешь?
— Да я тут хозяин! Кого хочу, того и выставляю! — брызжа слюной, бросил он.
Для хозяина ты забываешь одну простую вещь: хозяин без хозяйства — никто. А когда есть, что терять, стоит хоть немного опасаться.
Я резко шагнул на него, и, вздрогнув от неожиданности, этот крохотный хозяин поспешно сдал назад и уперся лопатками в барную стойку.
— Мне тут рассказали одну занимательную историю, — чуть тише продолжил я. — Однажды один неосторожный лавочник в Лукавых рядах… знаешь, где это? Так вот, этот тупица имел несчастье повздорить с моим отцом, и на следующий день его лавка сгорела…