Кукловод
Шрифт:
Юрчик слушал, не выражая эмоций, а возможно, они и отражались как-то на его физиономии, да были нам незаметны вследствие опухлости оной и плохой работы мышц лица. Он полулежал некоторое время, молча переваривая услышанное, затем объявил:
– Ну, хорошо, спрашивай.
Наконец-то пришла моя очередь вступить в разговор, а то я порядком заскучал, сидя без дела. Я наклонился через узкий проход между кроватями к веселому сказочнику.
– Ответь мне сначала вот на какой вопрос. За что тебя так жестоко вчера избили?
Мой вопрос застал Юрчика врасплох. Хотя на его физиономии, как я уже заметил, не могли отражаться эмоции, в глазах отразился страх. Однако студенистый быстро справился с собой и рассмеялся каким-то утробным, я бы даже сказал, загробным
– Ха-ха-ха-кха-кха! – Тычилин вдруг поперхнулся. Прокашлявшись, проговорил: – Кто же знает, за что они били. Может быть, они как раз с тобой и хотели за что-то поквитаться, а тут я им под руку попал. Кстати, менты утром приходили, тоже все пытали, кто такие и за что глумились. Я им сказал, что без понятия. Описал в общих чертах, что вчера произошло, а вот о тебе умолчал.
– Это ты правильно сделал, – похвалил я и хотел было в качестве поощрения похлопать Юрчика ладонью по щеке, да, вовремя вспомнив, что она у него неприкасаемая, отдернул руку. – Толку от полицейских все равно никакого – найти и наказать этих бандитов они не сумеют, только нервы вымотают.
– Тоже верно, – прогундосил студенистый и осторожно ощупал физиономию, будто проверяя, стала ли она меньше.
– Тогда следующий вопрос, Юра. – Я глянул на повернувшегося в нашу сторону и с любопытством уставившегося на меня парня со сломанной ногой и понизил голос: – Где ты был два дня назад в десять часов утра, в то время, когда начался в детском саду кукольный спектакль про Емелю?
Перебирая в памяти события двухдневной давности, Тычилин долго напрягал мозги, но не зря. В них все же наступило просветление – он что-то вспомнил. Это стало понятно по радостному огоньку, вспыхнувшему в глазах артиста.
– Ты знаешь, – проговорил он медленно, как человек, восстанавливающий в памяти какой-то эпизод из своей жизни, – за пару минут до того, как Нина отправилась на сцену, я вышел на улицу подышать свежим воздухом и покурить. Минут через семь-восемь вернулся в фойе и прошел в гримерку. Посидел там, чуть подгримировался, а когда услышал по радиосвязи, что наступило время моего выхода на сцену, отправился в актовый зал.
Глядя на Юрчика, я никак не мог побороть в себе чувство отвращения к нему. И вовсе не из-за того, что он такой избитый, а из-за того, что он такой студенистый. И глаза-то у него вовсе не голубые, какими раньше мне казались, а блеклые и водянистые, ну, медуза медузой.
– Это может кто-то подтвердить? – пытая Тычилина взглядом, спросил я.
Не выдержав моего взгляда, Юра опустил глаза и пробубнил:
– В общем-то, да. Когда я курил, женщина какая-то в детский сад пришла. Вот только я не знаю, помнит ли она, сколько времени в тот момент было.
Я подавил вздох разочарования. Кажется, я знаю, что это была за женщина, к кому и в котором часу она пришла в «Теремок». Неужели и у студенистого есть на момент преступления алиби? Если это так, то кто же тогда спер драгоценности?
– Ладно, спасибо за информацию, – выдавил я улыбку. – Ты мне очень помог.
Юрчик, промокнув слезящийся заплывший глаз уголком простыни, промычал:
– Да ладно, чего уж там…
Мы, вернее, женщины и студенистый еще немного побеседовали о разных разностях, касающихся здоровья Тычилина, планов кукольников на ближайшие спектакли, поделились новостями, и наша компания начала собираться.
– Ладно, Юра, выздоравливай! – на прощанье пожелала Шерманова, поднимаясь вслед за мной и Стороженко с кровати. – Когда выпишут, не говорили?
Тычилин сделал вид, будто тоже пытается встать с кровати, но женщины активно захлопотали вокруг него, укладывая на место.
– Не знаю! – без сил откидывая на подушку большущую, как у Чипполино, голову, простонал студенистый. – Но как бы там ни было, завтра к вечеру я домой поеду.
На удивленный взгляд обеих женщин он пояснил:
– Завтра пятница. В выходные в больнице обычно никакие процедуры не делают. Чего здесь просто так валяться? Поэтому завтра вечером, как только врачи уйдут домой, я тоже уеду.
– Ну, отлично! –
обрадовалась Шерманова. – Тогда завтра вечером мы с тобой посидим у тебя или у меня дома и поговорим.Попрощавшись с обитателями палаты, мы гуськом направились к двери.
Покинул я больницу ужасно расстроенным и, пока ехал в машине, сам себя успокаивал: «Не переживай, Игорек, алиби мало представить, его еще подтвердить нужно! Мало ли чего в свое оправдание могли наплести Малютин, Шерманова и Тычилин. Авось в ходе проверки у кого-либо из троих алиби липовым окажется. Так что не все потеряно».
Разумеется, я не мог высадить Олю где-нибудь посреди города и предложить ехать дальше на общественном транспорте, а потому повез ее домой. Жила Шерманова в старом престижном районе, однако в непрестижной пятиэтажке, расположенной у центральной шумной улицы. Въехав во двор, я по просьбе Оли остановил машину у второго подъезда. Перед тем как молодая женщина покинула машину, я спросил у нее:
– Ты же вроде говорила, что Тычилин рядом с тобой живет?
Собираясь выйти, Оля повернула ручку на задней дверце автомобиля и ответила:
– Все верно, мы в одном доме проживаем. Я во втором подъезде, а Юра, – Шерманова кивнула куда-то в сторону середины дома, – в четвертом. Его квартира на втором этаже справа. – Молодая женщина распахнула дверцу автомобиля шире. – Может быть, ко мне зайдете? Чайку попьем или чего покрепче!
Мы с Ниной обменялись многозначительными взглядами – у нас с нею на сегодняшний вечер были другие планы.
– Нет, спасибо, – ответил я за нас двоих. – В другой раз.
– Ну, как знаете, – бойко проговорила Шерманова, похоже, не очень расстроившись из-за нашего отказа идти к ней в гости. – Тогда до встречи! – С этими словами молодая женщина выскользнула из машины и захлопнула дверцу.
…Мы с Ниной неплохо провели оставшуюся часть вечера, поужинали в кафе, погуляли по парку, посидели на скамейке, любуясь звездами и луной. Ближе к полуночи поехали домой, на сей раз ко мне. Все говорило о том, что вечер должен окончиться чудесно, в жарких объятиях друг друга… должен был бы окончиться, если бы не одно, нет – два «но»… Впрочем, не будем забегать вперед…
Поставив автомобиль в гараж, мы с Ниной вышли из ворот гаражного кооператива. Справа от нас чуть выше на дороге стояла машина с потушенными фарами. Кооператив наш находился на отшибе, отрезок дороги, шедший вдоль него, не освещался, и было до того темно, что даже не видно было, сидит кто в машине или нет. А возможно, мы просто увлеклись беседой настолько, что не обратили внимания ни на саму машину, ни уж тем более на то, есть ли в машине водитель. Но как бы там ни было, мы направились с горочки по дороге, рассчитывая свернуть метров через пятьдесят к домам. Мы отчаянно флиртовали в предвкушении скорой интимной близости, были заняты друг другом и абсолютно не смотрели по сторонам. А зря! Автомобиль, стоявший позади нас, бесшумно тронулся с места и накатом поехал вслед на нами, все так же не включая фар. Мы по-прежнему ничего не замечали. Неожиданно за нашими спинами включился, а затем взревел двигатель, и нечто бесформенное и неясное – я это ощутил спиной – стало стремительно приближаться. То, что нас сейчас собьют, я понял шестым чувством. Хвала Всевышнему, что я спортсмен и у меня отличная реакция, которая и спасла нам жизнь. В последний момент я успел столкнуть актрису с дороги в росшие вдоль нее кусты и ринуться вслед за молодой женщиной. Но как бы я скор ни был, угол капота все же пребольно ударил меня в правое бедро, заставив крутануться вокруг свой оси. На ногах я, естественно, не удержался и упал на Нину. Какой бы костлявой девица ни была, ее тело все же смягчило удар моего тела о землю. Что ж, мы с актрисой квиты! Я уберег ее от удара машины, она меня – от удара о землю. Пока мы копошились в кустах, автомобиль, так и не включая фар и габаритных огней, скрылся в темноте. Ни марку машины, ни ее номер, не говоря уже о человеке, сидящем за рулем, мы, разумеется, различить не смогли. Единственное, что можно было сказать об автомобиле – он темный.